Дилетантские детективы с животными - Татьяна Мефодьевна Постникова
А вечером после работы меня ждал неприятный сюрприз. Подхожу к дому, а там меня менты поджидают. Опаньки! А это ещё зачем?
Я, конечно, не ангел, но вроде ничего особенно интересного для полиции не сделал. Вот только Махмудка у меня живёт без регистрации.
А что ему делать прикажете? Он в Россию не погулять приехал, а деньгу зашибить. А если ему за свой счёт регистрацию оформлять, так ещё и в минусе парень окажется. И почему у нас всё так не по уму? Махмудка парень-то хороший. И работать умеет, и аккуратный, и честный. А вот всё равно, словно преступник какой. А иной, ворует без стеснения, а остаётся человеком уважаемым. И полиция к нему не пристаёт, и всякие газеты-телевизоры нахваливают, и даже в народные избранники ему баллотироваться можно.
Ну, я к ментам, чем, дескать, обязан. А они мне ордер на обыск показывают.
– Проходите, – говорю, – только я прямо с работы, зверьём от меня припахивает. Переодеться то, хоть можно?
– Нет, – отвечает старлей, и говорит, – лучше подумайте, гражданин Укропов, есть ли у вас что-либо, важное для следствия. В ваших интересах отдать это добровольно до начала обыска.
Знать бы ещё, что для их следствия важно.
Ну, Махмудка, понятно. Да только, похоже, он сбежать успел. Дверь в его комнату приоткрыта, и оттуда ни мур-мур.
Ну, бутылка водки у меня стоит. С тех самых пор. Нераспечатанная. Так ведь она, голубушка в магазине куплена. За деньги. А что ещё такого криминального? Даже и не соображу.
А старлей напирает.
– А есть ли в вашем доме топор?
Ну, ёлки кучерявые! Есть ли топор? Да у меня в доме печное отопление, а интеллигентно разделывать дрова ножом и вилкой, я не обучен.
В нашем посёлке через дорогу огромный жилой массив выстроили. Вот там, в домах и центральное отопление, и удобства всякие, и даже мусоропровод. А у нас, в частном секторе, всё по-простому: печка, сеновал и сортир в конце огорода. Потому и топоры есть, и лопаты, и вилы. И ещё много такого, о чём горожане и не слыхивали. Даже прялка прабабкина в сарае стоит.
Принёс я полицейским все четыре топора. У меня один рабочий, второй запасной, а ещё маленький топорик есть – я им лучину щиплю на растопку, и колун полупудовый для кряжистых поленьев.
Пошли мы в дом. Тут один из полицейских (вот ей Богу не вру!) на четыре кости опустился и начал пол мой в лупу разглядывать. И чего найти хотел? Пол, как пол. Ну, грязноватый. Убираться-то я не очень люблю. Ну, и что такого? Мне тут балы не устраивать. А он бедолага, полицейский этот, ползает на карачках, и всё в лупу смотрит, ещё и лампочкой какой-то себе светит. Весь пол своими брюками протёр. А потом ещё и в сарай пошёл, и там генеральную уборку делать начал. Во даёт! Может, это и не полиция вовсе, а какая-то клининговая компания рекламную акцию проводит.
А остальные в шкафах роются, в ящиках стола. Глядишь, и там порядок наведут.
Меня Марья Даниловна, соседка, которую в понятые позвали, шёпотом спрашивает:
– Гриша, а чего они ищут-то?
– Да не знаю я.
Тут участковый наш, Димка Филиппов прикрикнул на нас сердито.
– Не положено разговаривать!
А потом сам не выдержал и проболтался.
– Та рука, которую в клетке у волков нашли, у живого человека отрублена. Топором. На деревянном полу.
Нет, ну, вы даёте, ребята! А я-то тут причём?
Наверно, полицейские очень часто с преступниками общаются, и им кажется, что любой человек может просто так, за здорово живёшь, взять и живому человеку руку оттяпать. Да об этом подумать-то страшно, не то, что сделать!
Вон Марья Даниловна аж побледнела вся. Да и муж её, Сан Саныч, в лице переменился и бочком, бочком к двери. Меня и самого замутило.
Часа два полицейские возились. Ну, кончили обыскивать, наконец. Нашли чего, или нет – не знаю. Какие-то бумаги дали подписать. И мне и понятым. Потом сели в машину и укатили. И топоры с собой забрали. Да мне не жалко. Берите, ребята, коли надо. Я себе ещё куплю.
На следующий день, придя на работу, я узнал, что Зоину тётушку, Антонину Леонидовну тоже арестовали. Принесла эту новость, понятно, Валерия Викторовна. У неё же зять в полиции служит. Вот она всё и знает.
– Рука-то вторая оказалось Зойкиной мачехе принадлежит, – от возбуждения Валерия аж подпрыгивала на месте, хотя при её корпулентности это непросто.
– Да откуда это известно-то? – Спросил Михалыч.
– Экспертизу провели, специальную. Сравнили ДНК этой руки с личными вещами мачехи. Всё совпало. Руку отрубили у неё как раз в ту ночь, когда в клетку волкам подкинули.
– А что же мачеха, в полицию не заявила. Или она в больнице без сознания?
– Пропала она. И никто не знает куда. Уже в розыск объявили. Вот по всему и выходит, что либо сама Зоя, либо её тётка в этом виноватые.
– А на фига им было эти руки в наш зверинец подбрасывать? Может кто-то специально тень на плетень наводит, что бы Зою с тёткой подставить, – предположил я.
– Это пока неизвестно. А только понятно, что всё это, так или иначе, с Зареченской связано.
Зоя появилась на работе через три дня. Бледная, осунувшаяся, перепуганная насмерть. Отпустили её, потому, что вины доказать не смогли. А без этого только на три дня задерживать можно.
Валерия баба-то добрая. Как Зойку увидела, так сразу к ней бросилась.
– Зоенька, как ты? Ты чего на работу-то пришла? Тебя же ноги не держат. Отлежалась бы дома.
– Не могу я дома. У меня же ближе тёти Тони и вас никого нет. А тётю в больницу увезли. С инфарктом. Прямо из тюрьмы.
Вот тогда я, наверно, и решил во всём этом разобраться. Жалко мне стало и Зою, и Антонину Леонидовну. За что их жизнь так выламывает? В то, что они руку у живого человека отрубить могли, да ещё хищникам подбросить, я ни на минуту не поверил. Это в полиции могут себе что-то там выдумывать, а я Зою два года знаю. И уверен, что она не из тех, кто на такое способен.
Что же. Начнём с самого начала. Что точно известно-то? Рука, оказавшаяся у Рыжика, была вполне законным путём ампутирована у Зоиного отца в больнице. Вот с этой руки и начну, пожалуй.
Стоп. Что-то мне студенты-медики говорили, что Константин в морге работал. При больнице наверно. Где у нас ещё морги-то
