Белая сирень - Маша Ловыгина
На автовокзале, как всегда, толпились люди. Торговцы в ларьках терпеливо ждали, когда зазевавшиеся покупатели, застрявшие у витрин, дозреют до покупок. Они демонстративно громко прощались с коллегами, успевшими повесить замки на ставни. Таксисты, стоя у своих машин, позёвывали, вяло переговариваясь друг с другом и, как один, откровенно разглядывали Ольгу, предлагая довезти «с ветерком». Они без труда вычленяли из толпы новые лица.
Из киоска с шаурмой пахнуло жареной курицей и чесночным соусом. Ольга постаралась как можно скорее проскочить мимо, чтобы не поддаться соблазну, когда заметила сидящего под пластиковым столиком Платона.
– Это ты, хороший мой? – девушка присела на корточки, и пёс, завиляв хвостом, ткнулся носом в её ладонь.
– Эй, дэвушка, собаку кормить надо! – молодой кавказец в фартуке выглянул в окно киоска и зазывно поиграл бровями.
– Конечно, – Ольга поднялась. – Дайте сосиску без всего. – Расплатившись, она сунула псу угощение, развернув на салфетке, но Платон, понюхав, лишь коротко гавкнул. – Действительно, это не еда. Пойдём, купим что-то более достойное.
Пёс согласно потрусил рядом с Ольгой. Он не выглядел голодным, скорее всего просто гулял по городу, повинуясь своему внутреннему собачьему инстинкту.
Вывернув на улицу, ведущую к дому Лаврика, Ольга неспеша шла вдоль дороги, гоняя в голове недавний разговор с родственниками Полины. Машин было мало, и девушка не беспокоилась за Платона, который шнырял из стороны в сторону, погружаясь мордой в придорожные пыльные кусты и элегантно поднимая заднюю лапу в подходящих для него местах.
Из проулка выскочил мальчишка. Ольга узнала Вовку и попробовала обратить на себя внимание.
– Вовка, стой! Ты почему так далеко убежал?
Но мальчишка даже не повернулся. Он нёсся вперёд, вжав голову в плечи, выставив кулаки перед собой и перебирая ногами с такой скоростью, что было сложно разглядеть, касается ли он земли. Ольга, сложив ладонь козырьком, посмотрела ему вслед. Не её, конечно, дело, но Бульке стоило быть более внимательной в воспитании сына. Из проулка опять послышался топот маленьких ног. Обернувшись, Оля заметила ещё одного мальчишку, постарше. Он был полнее, бег давался ему с большим трудом, нежели Вовке, волосы прилипли к вискам, а щёки дробно тряслись в такт движениям.
Оля махнула ему рукой и, когда тот притормозил, схватила его за рубашку.
– Эй, не носитесь, как оглашенные, смотрите на дорогу! И Вовке скажи!
Мальчишка, издавая носом свистящие звуки, уставился на Ольгу выпученными глазами, и только сейчас девушка заметила, какое у него серое лицо. Нижняя губа паренька подрагивала, а по переносице стекала крупная капля пота.
– Там это… – он махнул рукой за спину. – Мы с Вовкой в полицию, к его бате!
Ольга нахмурилась и посмотрела в сторону проулка.
– Там, дальше, за карьером! – мальчишка вывернулся из рук Ольги и, пыхтя как паровоз, помчался дальше.
Значит, здесь тоже можно пройти к карьеру.
Ольга никогда не страдала топографическим кретинизмом, Москву она выучила быстро, развозя заказы по клиентам и посещая в редкие свободные дни подмосковные парки и усадьбы. Если бы не Лаврик, у неё бы даже мысли не возникло исследовать Чудов и его окрестности.
Быть может, всё было бы по-другому сейчас, если бы родители не погибли. И они продолжали бы ходить как тогда, в детстве, в походы по воскресеньям или в лес за грибами. Но Ольга уже не помнила ни походов, ни грибов. Где-то глубоко внутри жила уверенность, что всё это действительно было. Всполохи воспоминаний в виде обрывистых фраз, собственного смеха, ласкового прикосновения, протянутого яблока, иногда настигающего в толпе запаха одеколона, от которого вдруг сжимается горло и становится трудно дышать. Когда заканчивается привязанность, ты перестаёшь зависеть от места. Всё, что тебе дорого, остаётся только внутри. Нет смысла, бродя по улицам, пытаться вновь пережить радостную эйфорию. Максимум, чего добьёшься, это осознания неизбежности и горечи потерь. Но, если ты хочешь покончить с мороком, отравляющим твою жизнь, тебе необходимо хоть ненадолго окунуться в прошлое. Такая горькая таблетка памяти.
Оля свернула с основной дороги и быстро пошла между частными домами по засыпанной битым кирпичом дорожке. Через три участка проулок закончился, а дорога превратилась в узкую тропинку, уходящую под уклон. Обогнув заброшенный огород с поваленным, словно старый веер, забором, ряд кирпичных сараюшек и небольшую, оставшуюся после глобальной вырубки леса, берёзовую рощицу, Ольга оказалась на знакомом уже тракте. В лучах заходящего солнца песчаные насыпи издалека напоминали египетские пирамиды. Ольга прибавила шагу. Платон бежал впереди, довольно жмурясь, когда зазевавшиеся и одуревшие от тепла мошки падали ему прямо на нос.
Они обошли гряду песчаников. Ни за какие коврижки Оля не полезла бы на них снова. Кто или что могло напугать мальчишек?
Территория за карьером произвела на Ольгу удручающее впечатление. Песок, размытый осенними ливнями и тающим по весне снегом, добрался до края сосняка. Вдоль и внутри оврага перед ним – горы мусора: рваные шины, автомобильные рессоры, доски, пластиковые бочки и метры укрывной полуистлевшей плёнки. Мальчишки, конечно, с удовольствием могут лазить по заброшенным домам, долгостроям или подвалам, но стихийные помойки или загаженные овраги даже для самых отъявленных героев – место сомнительное.
Платон удивлённо смотрел на Олю, когда она, решившись перебраться к роще, полезла сквозь мусорные залежи, стараясь не испачкать обувь.
Пройдя несколько метров вглубь леса, девушка облегчённо вздохнула. На удивление здесь было даже красиво: высоченные сосны, мелкий подлесок, под ногами плотная подушка прелых иголок. Оля подняла голову – верхушки сосен практически смыкались кронами и не пропускали света. Солнце осталось за спиной. Глубоко вдыхая чистый воздух, девушка шла вперёд. Ну, конечно, мальчишки не зря выбрали это место, здесь наверняка хорошо играть в войнушку, прячась за деревьями или среди поваленных стволов и пней. На глаза Оле попался раскуроченный муравейник. Рядом с ним – длинная палка. Ольга обошла её и сделала ещё несколько шагов вглубь леса. Впереди темнел ещё один муравейник. Рядом с ним на земле валялась чёрная бейсболка Вовки. Девушка, подняла её и отряхнула, похлопав о колено.
– Хулиганы! Руки бы оторвать за такое! – она огляделась. – Кажется, здесь нет ничего интересного. Пойдём домой, Платоша!
Пёс замер, прянув ушами. Поджав лапу, он вдруг поднял голову и протяжно завыл.
Страх, словно тончайшая паутина, был невидим, но явственно коснулся открытой кожи, пробежался мурашками вдоль спины и защекотал основание шеи, подбираясь
