Светлана Алешина - Козырь в рукаве (сборник)
Коромыслов слыл талантливым журналистом. Злые языки поговаривали, что он якобы продался. Я не могла ни подтвердить эти слухи, ни опровергнуть их. Встречалась я с ним не часто и, чего уж греха таить, репортажей его не читала. На мой взгляд, в Тарасове он не самый одаренный и интересный журналист. Да и материал в иных статьях подавался с такой виртуозной остротой и смелостью, что несколько приглаженные опусы Коромыслова — а с ними мне все же пришлось познакомиться года два назад — не вселили в меня желания продолжать это знакомство. Стиль его тоже мне не нравился. Выспренний, расплывчатый, задыхающийся от ложной патетики и обильных цитат, он живо напоминал мне фатоватую развязность самого автора. Прав Бюффон, сказав, что стиль — это человек.
— Что, к себе на хату приглашает? — ехидно спросила Маринка.
— Дело, говорит, есть.
— Ох, — скептически махнула она рукой, — известно, какие у таких хлыщей дела!
— Нет, дело серьзное. Я почему-то верю, — задумчиво произнесла я.
— Верь-верь, — вздохнула Маринка, — так куда сегодня идем? — вернулась она к нашему прежнему разговору.
— Да можно в «Мехико»… или в «Табу».
— Ну и названия у этих клубов! — поморщилась Маринка. — А в этом «Мехико» что? — с капризной детской интонацией спросила она.
— Мексиканская кухня. Мне в прошлый раз понравилось.
— Ну так пошли! — Маринка довольно улыбнулась и, поднявшись с кресла, пошла варить очередную порцию бразильского напитка.
* * *Наш поход в «Мехико» закончился вполне мирно, если не считать небольшой перепалки с подвыпившими «рыцарями», в которой Маринка отстояла-таки наши священные женские права. Я вернулась в одиннадцать вечера и тут же рухнула на постель, разочарованная и смущенная. Наша «месть» не осуществилась. Мой сотовый пару раз все-таки пиликнул, отзываясь на дежурные поздравления френдов моим усталым голосом. Оба моих знакомых коротали время в кафе, как я поняла, в обществе веселых девиц. Судя по всему, особого желания видеть меня они не испытывали. Не раз доводилось мне слышать от мужчин, что со мной непросто. Фу-ты, ну-ты! Что же теперь, поглупеть, чтобы быть любимой и счастливой? Ни за какие коврижки!
Утром меня, как всегда, поднял самый верный, но очень шумный друг — будильник. Мне даже пришла как-то в голову мысль окрестить его. Например, Васей или Колей. Ладно-ладно, Васек, не шуми, встаю. Я сделала для проформы несколько не самых сложных упражнений и залезла под душ. Есть не хотелось. По сравнению с мексиканской кухней любая стряпня покажется сейчас чудовищно пресной. Нацепив бордовый, крупной вязки свитер, кожаные брюки, а поверх — куртку, я вышла из квартиры. Неизменный «Никон» висел на моем хрупком девичьем плече и придавал мне в глазах обывателей интригующий колорит. Еще один старый друг, с ленивой грустью подумала я.
Моя «Лада», как всегда, дожидалась меня во дворе. Я запустила двигатель и закурила. Взглянула на часы. Десять пятнадцать. Недурно ты, девушка, поспала сегодня. Не всякий раз удается тебе вот так беззаботно наслаждаться сладкой утренней дремой. Конечно, я бы поспала еще… Выехав со двора, я направилась на Шевченко.
Радиостанция «Европа-плюс-Тарасов» выдавала на-гора музыку и новости. До Мишкиного дома оставалось минут пять езды, когда начался информационный блок. Я прибавила громкость — новости мне необходимо слушать при любой возможности в силу моей профессии. Так, война в Чечне, которую до сих пор называют антитеррористической операцией, входит в завершающуюся стадию. Дальше — количество претендентов на престол, то есть на должность президента страны, по мнению председателя ЦИК, не превысит пятнадцати. Российский танкер, перевозивший контрабандную нефть, еще не разгрузился по причине морских волнений. Среди претендентов на место тарасовского губернатора (ага, это уже как-то ближе), выборы которого состоятся одновременно с президентскими, один коммунист, один центрист и один правый — всего четверо, вместе с нынешним губернатором Дмитрием Парамоновым. Закончился информационный блок сообщением о погоде, а прежде прошла криминальная хроника. Вчера, сообщил диктор, около двадцати одного часа в районе супермаркета «Поволжье» патрульной группой милиции при задержании был смертельно ранен некий гражданин Гулько, сбежавший несколько дней назад из мест лишения свободы. Вот горемыка, подумала я, потянуло тебя шляться по центру города. Я не стала слушать сообщения синоптиков и выключила приемник, потому как доехала, а погода уже неделю стоит неизменная и совсем не зимняя — около нуля.
Миша жил в огромной девятиэтажке, протянувшейся на целый квартал. Оставив машину у подъезда, поднялась на лифте на четвертый этаж. Позвонила.
Если начнет приставать, решила я, тут же уйду. Вчерашнее Маринкино замечание меня как-то неприятно задело. Оно подкрепило мою инстинктивную антипатию к Михаилу еще одним мнением. Не скрою, это (то, что мое отношение совпало с Маринкиным) придавало мне уверенность. Ведь там, где двое, как писал Ницше, там и правда (юридически доказательная). Не буквально, конечно.
Я позвонила снова. Где-то наверху хлопнула стальная дверь, и пригнанный мной на четвертый этаж лифт, внимая настоятельному призыву горящей кнопки, стал подниматься. Я в третий раз надавила на кнопку звонка. Какого черта! Шутки вздумал шутить? Если обстоятельства изменились, мог бы позвонить! Дверь у Миши не стальная, а простая, деревянная, обитая черной кожей. Я механически взялась за ручку и дернула на себя.
О чудо! Дверь открылась. Я вошла в прихожую.
— Коромысло, хватит прикидываться, я уже здесь! Ты где?
Я заглянула в комнату справа по коридору. Никого. Тогда прошла в гостиную и… обмерла. В комнате царил вызывающий беспорядок. Все вещи, казалось, повинуясь мощному дыханию урагана, покинули свои узаконенные человеческой привычкой места и, отдавшись суматошной пляске, упали там, где их оставил внезапно покинувший гостиную тайфун. Книги, аудио- и видеокассеты, дорогая разбитая посуда, нещадно вываленная из антикварных буфетов, валялись на полу. На вспоротой обивке разноцветного дивана красовалась картина — ее полотно зверски изрезано — и куча разнообразных мелочей: статуэтки, фото, брелок, клочки бумаги, ручки, карандаши. Рядом, на ковре, «отдыхала» ваза для писчих принадлежностей.
— Ми-ша, — прерывистым шепотом позвала я.
Я ринулась на кухню. Такой же бардак. Потом в ванную. Включила свет и чуть не потеряла сознание, увидев хозяина с перерезанным горлом, плавающим в ванне в чем мать родила. На полочке в ряду гелей, кремов и одеколонов стояли женские дневные духи «In the clouds». «В облаках» то бишь. Название этого парфюма мне показалось иронически-зловещим. Оно словно намекало на нынешнее местопребывание души Коромыслова. На стиральной машине «Ардо», застеленной маленьким голубоватым пледом, валялось Мишино барахло. Я осторожно, двумя пальцами, поддела попеременно несколько вещей и снова опустила. Ах ты, черт! Подняв рубашку со следами коралловой помады, я обнаружила атласный комочек. Миша явно не мог носить шелкового белья. Это ж извращение! Я подцепила белый атласный клочок — женские трусики. Вот те на!
Я выбежала из квартиры и закрыла за собой дверь. Сердце бешено колотилось в горле.
Только этого мне не хватало!
Спустившись вниз, я из машины позвонила в милицию, чтобы сообщить о происшествии, а потом в редакцию.
— Марин, я задерживаюсь, — сообщила я секретарше.
— Все-таки он тебя уговорил, — с ехидцей в голосе заметила Маринка.
— Нет, не уговорил, — быстро сказала я, — некому было уговаривать.
— Что, не застала, что ли? — удивилась Маринка.
— Не то чтобы не застала, — проговорила я, — только вот говорить он не может.
— А-а, — предположила Маринка, — Мишенька в клубе вчера так накушался, что сегодня лыка не вяжет.
— Он не может говорить по другой причине, — поспешно сказала я, — кто-то его зарезал.
— Дела-а!.. — только и смогла выдавить из себя Маринка.
— Я вызвала ментов, придется теперь все им объяснять и доказывать, что я не верблюд.
— Могла бы не представляться, — нравоучительно произнесла Маринка, — тебе что, в первый раз, что ли?
Она права: за свою не слишком долгую журналистскую деятельность мне приходилось натыкаться на бесхозные трупы. Бывало и такое, чего уж скрывать, что я не называла себя сотрудникам милиции по телефону и не ждала их приезда. Но это случалось лишь в исключительных случаях, при особом стечении обстоятельств, когда, не разобравшись, менты могли навешать на меня всех чертей. Сейчас все по-другому. И мне стало неприятно, что Маринка предлагает мне такое.
— Ладно, — осадила я ее, — кончай трепаться. Мишка, между прочим, мой коллега. Каким бы он ни был, хорошим или плохим, он не заслуживает, чтобы его бросили на произвол судьбы.
