Шарль Эксбрайа - Овернские влюбленные
- Франсуа говорит правду! - возмутилась Мишель. - Это я принесла пузырек!
Шаллан и Лакоссад переглянулись. Наконец-то хоть одно их предположение подтвердилось.
- Разрешите спросить, мадемуазель, зачем вы носите с собой яд, способный убить человека на месте?
- Яд? Да вы что, издеваетесь надо мной? Это была вода, но Франсуа так наивен, что готов верить любой чепухе!
- Вода?
- Ну конечно! Я налила ее из крана на кухне. Впрочем, можете спросить у Агаты - это она нашла мне флакончик, и воду я наливала у нее на глазах.
- Но... зачем?
Мишель пришлось рассказать все: о сцене, которую она устроила Франсуа, узнав о приходе мачехи, и о том, каким образом она вырвала у молодого человека обещание не разыгрывать Дон-Жуана.
Полицейские не могли прийти в себя от удивления. Наконец Шаллан спросил у своего помощника:
- Что вы об этом думаете, Лакоссад?
- По-моему, мадемуазель Парнак говорит правду. Эта девушка с характером. Кстати, она напомнила мне одну чешскую поговорку: "Причесывай дочь до двенадцати лет, до шестнадцати - не спускай с нее глаз, а потом скажи спасибо супругу, что избавил тебя от забот".
- Да, но если наша барышня права, то как объяснить отравление мадам Парнак у Лепито?
- Вранье! - воскликнула Мишель. - Эта женщина на все способна, лишь бы привлечь к себе внимание! Отравление такая же чепуха, как и то, что на нее якобы напали в саду!
- Но, мадемуазель, доктор Периньяк...
- О, этот... Нашли кого слушать! Ради моей мачехи Периньяк готов расшибиться в лепешку. Каждое ее желание для него - закон!
- Почему?
- Что почему?
- Почему доктор так покорен вашей мачехе?
Мишель с явным недоумением воззрилась на полицейских.
- Как, вы не в курсе? А я-то думала, только папа и Франсуа ни о чем не догадываются!
- О чем же все-таки, мадемуазель?
- Да просто доктор Периньяк уже больше года спит с Соней!
Агата полностью подтвердила историю с пузырьком и водой из крана.
Отпустив Франсуа, Ансельм посоветовал ему навестить Мишель, а сам пошел в кабинет комиссара, и полицейские принялись обсуждать положение.
- Похоже, все несколько прояснилось, а, Лакоссад?
- Право же...
- Наконец-то мы получили первое доказательство козней, которые подозревали с самого начала!
- Нам здорово помог яд, надо сказать.
- Доктор Периньяк солгал. Почему?
- Не хотел упускать редкую возможность избавиться от мэтра Парнака.
- По-моему, это очевидно. Но раз мы выяснили, что он солгал насчет смерти Парнака и отравления Сони, то почему бы не допустить, что заключение о смерти мсье Дезире тоже ложно?
- Как вы считаете, мадам Парнак - его сообщница?
- Будь у нас только отравление, я бы еще усомнился, но покушение в саду...
- И какова их цель?
- По-моему, тут не может быть двух мнений. Они задумали присвоить состояние Парнаков, а потому не исключено, что это Периньяк сегодня ночью пытался сбить Мишель. Таким образом, Соня осталась бы единственной наследницей своего мужа, а заодно и его брата. Ловко придумано, а? Если б мы пораньше узнали о тайных отношениях Периньяка и мадам Парнак! Выходит, в курсе были все, кроме нас... Нечего сказать, хороша полиция!
- Да, вы правы. Достаточно предположить, что виновен Периньяк, и вся история великолепно увязывается. Смотрите, доктор знал, что мсье Дезире терпеть не может невестку и вполне способен предупредить брата о ее поведении. Подстроить "самоубийство" мсье Дезире - для него детская игра. Периньяк - свой человек в доме нотариуса. Потом он предпринимает липовое покушение на Соню. Зачем? Во-первых, таким образом она будет выглядеть одной из жертв и, естественно, не вызовет подозрений, а во-вторых, предосторожности ради преступники накапливают улики против Лепито. Кроме того, во время визита к больной Соне врачу нетрудно проникнуть в гараж, куда он, вероятно, поставил и свою машину, и сунуть бомбу в мотор автомобиля нотариуса. Шутка с ядом, разыгранная Мишель, перепугала Соню, но врач сразу усмотрел здесь отличную возможность разом избавиться и от Лепито, и от нотариуса, которому жена могла без помех подсунуть отравленный кофе (поэтому, кстати, она и вымыла чашку). Если бы Периньяку удалось сегодня ночью убить Мишель, никто и никогда не докопался бы до истины. Можно предполагать, что через несколько месяцев Соня продала бы контору, а доктор - свой кабинет и оба навсегда исчезли бы из Орийака. И ничто не помешало бы им в чужих краях наслаждаться плодами нечестно приобретенного богатства. Но замысел провалился. Теперь уже им не помогут никакие деньги. Можно подумать, это с них писал некогда Сервантес: "Фортуна посылает миндаль тем, у кого больше нет зубов".
- Оставьте в покое Сервантеса, Лакоссад, и поспешите отправить побольше народу на поиски сведений о прошлом доктора Периньяка. Как только они с этим покончат, я пойду к прокурору.
Еще до полудня комиссар узнал, что доктор Периньяк по уши увяз в долгах, а в два часа уже звонил в дверь прокурора. Учитывая социальное положение предполагаемых преступников, тот долго не мог поверить в их виновность. Однако доказательства, приведенные комиссаром, в конце концов убедили представителя судебной власти. В три часа Шаллан, Лакоссад и еще два инспектора явились домой к доктору Периньяку. Последний сначала выразил изумление, а потом возмутился. Но комиссар быстро оборвал возражения.
- Не трудитесь напрасно, доктор. Мы едем прямиком из клиники. Мадам Парнак во всем созналась: и в убийстве братьев Парнак, и в покушении на жизнь его дочери, предпринятом этой ночью.
Неисправимый игрок, доктор принял поражение с тем же фатализмом, как если бы поставил не на ту масть или вытащил неудачную карту. Он сам передал полицейским тряпки, которыми обернул пистолет, оборвавший жизнь мсье Дезире. А начав признания, Периньяк довел их до конца и рассказал все. Таким образом, полицейские с удовлетворением узнали, что все их выводы нисколько не грешат против истины. Отправив врача в тюрьму, Шаллан и Лакоссад уже вдвоем пошли в клинику разговаривать с Соней. Та встретила их с достоинством, подобающим вдове, только что потерявшей супруга.
- Не знаю, какова причина вашего визита, господа, но буду вам очень признательна, если вы поторопитесь - мне надо одеваться и ехать домой. Вы же понимаете, я должна позаботиться о том, чтобы мой несчастный супруг достойно отправился в последний путь.
- Напрасно вы так спешите, мадам, - холодно заметил Шаллан. - Мы с инспектором подождем, а потом поедем вместе с вами.
- Очень любезно с вашей стороны, господин комиссар.
- Ошибаетесь, мадам, не такая уж это любезность - мы собираемся везти вас в тюрьму.
- Вы с ума сошли?
- Доктор Периньяк уже там. Кстати, он подписал полное признание.
- Вот сволочь!
От неожиданности Соня потеряла контроль над собой и мгновенно превратилась в то, чем была на самом деле - жестокую, безжалостную и циничную уличную девку. Комиссар улыбнулся.
- Вам следовало понимать, что Периньяк сломается, столкнувшись с первым же затруднением.
- Верно... Я знала, что он не сдюжит, но сама себя обманывала. Уж очень он мне нравился... Что ж, тем хуже для меня.
Эта история наделала так много шума, что в Орийаке о ней говорят до сих пор. После того как преступных любовников должным образом судили и отправили на каторгу, а мэтр Парнак обрел вечный покой в семейном склепе рядом со старшим братом, жизнь вошла в привычную колею. Антуан Ремуйе взял на себя руководство конторой, а Франсуа Лепито, глубоко разочарованный преображением Сони, вновь приступил к повседневной работе. Полицейские тоже окунулись в обычную рутину. Комиссар Шаллан, как и прежде, наслаждался восхитительной кухней Олимпы, а инспектор Лакоссад, размышляя о легкомыслии тех, на кого обрушилась тяжкая десница закона, неизменно повторял арабскую пословицу: "Кто хочет украсть минарет, должен заранее вырыть подходящий колодец".
Как-то утром Мишель зашла в контору и объявила Ремуйе, что собирается обговорить со своим опекуном (тот жил в Париже и нисколько не жаждал переселиться в Орийак) все необходимые меры к тому, чтобы впредь старший клерк мэтра Парнака заменил покойного хозяина. Антуан рассыпался в благодарностях, но девушка, махнув рукой, попросила Франсуа следовать за ней в бывший кабинет отца.
- Ну, Франсуа, - сказала она, закрыв за собой дверь, - решитесь вы наконец или нет?
- На что?
- Просить у меня руки, дурень этакий!
- Я не позволю вам разговаривать со мной таким тоном!
- Вы мой служащий, а потому я буду разговаривать с вами так, как мне заблагорассудится!
- Нет, честное слово, вы, кажется, воображаете, будто у нас до сих пор монархия! А была ведь и революция, мадемуазель, но вы, конечно, о ней позабыли?
- Плевать мне на нее!
- Ну раз так, я ухожу!
- А я вам запрещаю!
- Ха-ха!
- Ну что же, смейтесь, болван!
И она изо всех сил треснула Франсуа по физиономии. Из разбитого носа сразу хлынула кровь, а глаза наполнились слезами. От неожиданности и боли клерк сел на ковер, да так и застыл, не понимая толком, что с ним стряслось. Перепуганная Мишель опустилась рядом на колени.
