Андрей Константинов - Дело о заикающемся троцкисте

— Я вас понял, господа. Подходите завтра к двум часам дня, здесь как раз будет специалист, который сможет реально оценить объем работ. А что касается документов… Если впоследствии, после работы, которую мы выполним, вы еще будете испытывать потребность в воссоздании или просто получении документов, мы сведем вас с соответствующими сотрудниками специально уполномоченных на то служб, которые, разумеется, в рамках возможностей действующего российского законодательства, решат ваш вопрос.

Так не изъясняется даже наш Спозаранник. Вот «понты» кидает мужик! Говорит — и сам, наверное, от своих слов тащится.

— А куда вам можно будет позвонить?

— Сюда, в сервис. Вы же номер знаете, насколько я понял.

— А сотовый на всякий случай нам не дадите?

— Зачем? Да у меня его и нет. Извините, господа, у меня очень много дел, мне приходится с вами распрощаться. Всегда рад вам помочь.

— До свидания.

Мы расстались, пожав друг другу руки.

Мне показалось, что его голос знаком, где-то совсем недавно я его слышал. Сделав буквально несколько шагов по направлению к воротам, я вдруг понял, что именно этот голос отвечал мне, когда я звонил на сотовый телефон, сохранившийся в электронной памяти трубочистовского японского аппарата. Я хотел уже сообщить об этом Шаху, но в тот момент, стоило мне открыть рот — я вдруг заметил то, что заставило меня мгновенно забыть обо всех телефонах на свете. Да и Шах разинул рот.

Но у нас хватило ума все-таки продолжить наш путь к воротам.

— Слушай, мы с тобой три часа сидели на лавке как два дурака — и не обратили на него внимания! — сокрушенно сказал Шах.

— Все нормально, мы и не могли его заметить. Он стоит за воротами, и нам его просто не было видно, так что не надо расстраиваться, — утешал я Витька… Но больше самого себя, чем его.

— Как. успехи? Нашли депутата? — встретил нас Спозаранник.

Они с Горностаевой сидели в его номере и играли в дурака. Но увидев наши сияющие физиономии, Глеб замолчал. Молча ждал, переводя взгляд с меня на Витьку и обратно. А мы, следуя законам драматургии, тянули время, выдерживали паузу.

— Ну говорите, давайте уже, чего молчите! — не выдержал наш мини-шеф.

— Хорошо, слушай и удивляйся, — начал я. — Автосервис как автосервис, ничего в нем необычного нет. Нормальные люди работают. Тот, который с нами разговаривал, имеет трубку, на которую звонил Трубочистов и я вчера.

— Выражайся нормально! — потребовал Глеб. — Фразы строишь как-то по-идиотски.

Хорошо, вы установили, что сотовый принадлежит человеку из автосервиса. Как это может приблизить нас к разгадке тайны?

— Может, и никак. Но мы видели там еще кое-что, гораздо поинтереснее.

— Так говори! Не устраивай тут театр.

— Там, на территории, сбоку от ворот стоит зеленый «опель» без номеров. Зеленых «опелей» много, но у этого на правой задней двери — декоративная оранжевая клякса. А таких совпадений не бывает!

Спозаранник ничего не ответил, он уставился в одну точку и, судя по выражению его лица, усиленно анализировал информацию. Горностаева воспользовалась моментом и незаметно скинула две карты в стопку «бито».

— Итак, теперь можно подвести какие-то итоги, — вышел из ступора Глеб, — мы знаем, что депутат был похищен после того, как ушел с кем-то на встречу. При этом он усиленно ее рекламировал, вернее, афишировал. В машину его посадили в людном месте на глазах десятков свидетелей.

На машине были номера, что странно для такой ситуации. По номерам было установлено, что машина принадлежит зятю Шмелкина — Пирогову. Но у того железное алиби. Напрашивается вывод о том, что его машину кто-то угонял на время.

Такое было бы возможно, если бы не одно обстоятельство Пирогов целый день провел у себя в саду. Он брал выходной среди недели. Это подтверждается несколькими соседями. Они не могут сказать, отлучался ли с дачи сам зять, но утверждают категорически, что машина стояла на бетонной площадке перед домиком. Теперь думаем дальше. Раз машины в городе не было, значит, нашего Трубочиста сажали в другую машину, точь-в-точь как у Пирогова. То есть умышленно переводили на него стрелки. Косвенно это свидетельствует о том, что делали все это люди не из лагеря мэра, а, скорее, из другого клана.

Далее — следующее. Кто это был и что это на самом деле: похищение или самопохищение? Два звонка с его места работы практически одним и тем же людям указывают на то, что это его связь…

— Гениально, — вставил я, но Глеб даже не отреагировал и продолжал дальше:

— А то, что это были последние люди, с которыми он контактировал, или, если быть более корректным, то одни из последних, представляет для журналиста-расследователя особый интерес. То, что увидели в автосервисе два самых отсталых журналиста из нашей «Золотой пули», также представляет особый интерес. Два особых интереса, находящихся в одной нише…

Ты что, заболел? — не выдержал я. — Попроще нельзя?

То, что твои слабые мозговые способности не позволяют тебе успеть за высокой мыслью настоящего профессионала, может свидетельствовать о твоей профессиональной непригодности. И я подумаю над этим после окончания командировки.

Возвращаюсь к выстроенной мною логической цепочке. Итак, все указывает на то, что люди из автосервиса приняли самое активное участие в судьбе пропавшего депутата. Осталось провести документальное фотографирование этого заведения, мастеров, техников, охранников, руководителей.

После получения этого материала нам следует предъявить его для опознания сотрудникам ГИБДД, задержавшим некоторое время назад машину с депутатом на посту на выезде из города. Этот пост ГИБДД находится на той самой дороге, которая ведет в сторону города Братска. Если помните, третий звонок из офиса Трубочистова был сделан в тот же город. Нам не удалось установить связи Трубочистова в Братске — ни родственники, ни милиционеры, ни его собственный секретарь так и не смогли нам ничего рассказать. Значит, это тоже интересно. Я считаю, что двоим из нас нужно немедленно ехать в Братск, находить тот детский садик, куда были звонки.

После чего надо установить его собеседника и опросить. Если повезет, то пообщаемся и с самим депутатом. А он там, я думаю, от кого-то прячется. В похищение я как-то не верю.

— Значит, все произошло, как с тем украинским Горделадзе? — спросил я.

— Зачем нам гадать? — сказал Глеб. — Вот найдем этого урода, вы с Шаховским его будете держать, Валя пытать щекоткой, а я записывать показания. Тогда все и узнаем. Но сейчас мне кажется, что это самопохищение. Имидж решил подправить.

— А почему он до сих пор не объявился? — спросила Горностаева.

— Это единственное, что меня смущает.

По идее он уже должен был бы вылезти с какими-то разоблачениями, документами, а он молчит, — задумчиво ответил Глеб.

— А может, он сначала согласился на похищение, а потом… Или нет, не так.

Он думал, что это инсценировка, а его взяли и заколбасили. Держат тушку депутата в холодильнике и ждут своего часа.

Поближе к выборам. Вот взрыв будет! — сказал Шах.

— Но тогда надо будет переводить на кого-то стрелки… — начал я, но меня перебил Глеб:

— Так вот, как раз на мэра. Машина, на которой украли…

— Этого недостаточно. Все это легко разбить, — возражал я. — Конечно, из меня «пиарщик» плохой, но для следствия нужны другие доказательства.

— Может, они уже сделаны, а может, их сейчас делают, — сказала Валя. — А вообще, следствие и «пиар» — это совершенно разные вещи. В «пиаре» никаких доказательств не надо. Просто сказали по телевизору, показали тушку Трубочиста, напомнили про машину, про обстоятельства похищения — и все. Достаточно! Тупорылые пенсионерки кинутся голосовать против сегодняшнего мэра!

— Не нравится мне, как ты о пенсионерах говоришь, — недовольно изрек Спозаранник. — Уж не такой глупый у нас народ, как ты себе представляешь!

— Да?! — вскинулась Горностаева. — А ты забыл, что творилось на первом канале перед президентскими выборами? Нашим людям что ни расскажи, во все поверят.

В Братск мы поехали на поезде.

В Сибири у людей очень странное представление о расстояниях. Шестнадцать часов, которые нам предстояло провести на колесах, помощник мэра охарактеризовал, как «тут рядом, полтыщи километров, не больше». Поэтому поехали мы в купе. Попутчиками нам попались хоккеист, возвращавшийся домой с какого-то чемпионата, и древняя бабка, у которой, однако, хватило сил залезть на верхнюю полку и проспать там всю дорогу.

Воспользовавшись отсутствием трезвенника Спозаранника, мы пили коньяк, и запивали его пивом. На следующий день мы прибыли в Братск.

Детский садик нашли почти мгновенно.

— Ты постой тут, а я пойду выясню, кто звонил в Северобайкальск, — сказала Горностаева.

— Как ты хочешь это сделать? — поинтересовался я.