Ирина Градова - Диагностика убийства
– Вы что, решили сами заняться расследованием? Тогда я ни за что не стану вам помогать!
– Но почему?!
– Да потому, Инди, что это может оказаться чертовски опасно! – воскликнул он. – Ваш отец схлопотал пулю, потому что ввязался в это строительство, и, как вы думаете, что остановит того, кто его убил, если вы начнете копать?
Мне понравилось, что Ноа назвал меня уменьшительным именем – пока еще никто так меня не называл. Мне также пришелся по душе тот факт, что он беспокоится обо мне (или о моих инвестициях в больницу?). Но вот что мне не понравилось, так это его отказ помогать.
– Вы должны понимать, – жестко произнесла я, – что мое решение не изменится только оттого, что вы его не одобряете. Если откажетесь вы, мне придется задействовать другие каналы.
– А они у вас весьма многочисленные, насколько я понимаю? – поднял брови Ноа. Насмешка, прозвучавшая в его голосе, заставила меня покраснеть – во всяком случае, я почувствовала, как кровь хлынула мне в лицо.
– Может, и не столь многочисленные, как ваши, – едко ответила я, – и, вероятно, без вашего участия мне придется потратить гораздо больше времени на поиск ответов, но вы плохо меня знаете, если думаете, что меня легко переубедить!
– Боюсь, я уже достаточно вас узнал, – вздохнул Ноа с безнадежным видом. – Ладно, помогу, иначе ваша смерть будет на моей совести, а мне этого совершенно не хочется!
– Какая счастливая новость! – буркнула я сердито.
– Инди, сначала я не верил, что в ваших жилах течет индийская кровь, но вы так быстро выходите из себя, что теперь все сомнения рассеялись: вы не только дочь своего отца, но и истинная дочь этой страны с горячим нравом – я бы даже сказал, с норовом!
На это я не сочла нужным отвечать, и Ноа продолжил:
– Я готов оказать содействие в том, что касается жителей района Таджа: со мной они будут более откровенны, чем с вами. Но вы должны понимать, что я знаю об убийстве вашего отца не больше, чем вы или полицейские, которые ни шатко ни валко расследуют это дело, поэтому…
– Кое-что мне уже известно, – перебила я. – Меня интересует один человек, Амар Агарвал.
– Кто назвал вам это имя?
Ноа выглядел озадаченным.
– Неважно. Как я вижу, вам оно тоже знакомо?
– Еще бы! Это была такая трагедия…
– Расскажите! – потребовала я.
– Может, пройдемся? – предложил Ноа. – Еда была тяжелой.
Я готова была согласиться на что угодно, сгорая от нетерпения выяснить что-то еще: до сих пор информация собиралась по таким мелким крупицам, что, если и дальше так пойдет, я не закончу свое расследование до самой пенсии! А Ноа, ко всему прочему, еще и чертовски нетороплив. Интересно, все швейцарцы таковы или он – исключение? На самом деле прогулки по улицам в Индии – большое испытание: к тебе тут же подлетают оборванные дети, просящие милостыню, или бедно одетые мужчины, сгорающие от желания что-нибудь для тебя сделать. К примеру, если у тебя в руках пакет с покупками, они хватаются за него с предложением донести до дому или подвезти тебя на рикше, велорикше, собственной спине и так далее. Все это можно понять: в Индии катастрофически высок уровень безработицы. Люди в офисах вынуждены работать в три смены, а зарплату делить поровну между тремя сотрудниками, дабы каждому доставалась хотя бы малая толика. При том что окраины и деревни планомерно разоряются и народ перетекает в крупные города, каждый вынужден сам искать себе работу, и никакой труд, кажущийся бесполезным в любой из европейских стран, не является в Индии зазорным. Поэтому на улице тебя прямо-таки атакуют те, кто пытается почистить обувь, вымыть стекла в машине, открыть дверь в магазин и так далее. Лично для меня это огромный внешний прессинг, и, думаю, я никогда не смогу к этому привыкнуть, поэтому самое безопасное в большом городе – передвигаться в автомобиле: в любом случае можно закрыть двери, поднять тонированные стекла и игнорировать все, что происходит снаружи. Допускаю, это звучит жестоко и бесчеловечно, но ведь я не член индийского правительства, и я вряд ли могу что-то сделать для облегчения существования всего индийского народа! Странное дело, когда я была в компании Ноа, к нам никто не подходил. Потом мне пришло в голову, что врача, вероятно, здесь многие знают, поэтому его и не донимают.
– Итак, – сказала я, когда мы немного отошли от ресторана, – Амар Агарвал: я жду, Ноа!
– Он был хорошим человеком, – ответил мой спутник после короткого колебания. – Гораздо лучше, чем Дипак…
– Мне казалось, Дипак вам нравится, ведь он, как и вы, хотел, чтобы жителей Таджа оставили в покое!
– Дипак Кумар… Понимаете, он – довольно скользкий тип, и у меня создалось впечатление, что он преследует собственные цели.
– Какие же? – удивилась я.
– Какие – не знаю, но Дипак вообще не из района Таджа!
– А что, просто порядочный человек не может радеть за тех, кому плохо? Вот вы, к примеру, приехали с другого конца света!
– Хорошо, я постараюсь объяснить, – вздохнул Ноа. – Вы в курсе, что на участок, где вашему папаше вздумалось строить клинику, претендует весьма серьезная сила?
– Вы имеете в виду братьев Каматхов? Я знаю о скандале, в результате которого отец выиграл тендер, – добавила я, чтобы не заставлять Ноа вновь пересказывать мне всю историю с начала до конца.
– Сомневаюсь, что тендер проводился! – хмыкнул он. – Просто деньги переходили из рук в руки, пока не попали в нужные. Но это сейчас неважно. Амар Агарвал вступил в борьбу тогда, когда речь только зашла о «зачистке» района Таджа. Он одним из первых сообразил: что бы ни построили на этой территории, жителям придется убираться восвояси. В то время народ был еще тяжел на подъем: мало кто верил в то, что правительство всерьез возьмется за дело. И оно бы не взялось, если бы Каматхи не форсировали события!
– Ноа, да вы просто кладезь ценной информации! – заметила я.
– Все происходило на моих глазах. Люди делятся со мной, и остановить их невозможно, хотя…
– Что?
– Порой мне кажется, я хотел бы ничего не знать: меньше знаешь, как говорится… Короче, Амару все-таки удалось подбить людей на протесты, и они последовали за ним. Ему угрожали головорезы Бабур-хана, но Амар стоял на своем: у него, как и у многих других, не было выбора, а человек, доведенный до отчаяния, способен горы свернуть. Потом в одночасье его дом сгорел. Произошло это ночью, и полиция установила, что имел место несчастный случай: якобы кто-то из членов семьи оставил зажженной масляную лампу, она упала, и пожар занялся в мгновение ока.
– А вы считаете иначе? – уточнила я.
– Ну, меня там не было, – пожал плечами Ноа. – Так что не такой уж я и «кладезь», как вы изволили выразиться. Однако есть один человек, знающий больше меня.
– И кто он?
– Она, – поправил он. – Одна журналистка, Мадху Широдткар. Она хорошо знает этот район и написала целую серию репортажей о том, что за дела в нем творятся. Не уверен, правда, что она с радостью воспримет наш визит.
– Почему?
– Потому что ей пришлось не только перестать писать на эту тему, но и уволиться из газеты и даже переехать в Дели, чтобы избавиться от преследований.
– Вы можете узнать ее новый адрес? – спросила я.
– Постараюсь. Но, Инди, вы должны понимать: если начнете разматывать этот клубок, можете не заметить, когда обратного пути уже не будет!
– Вы боитесь, Ноа?
– Я – нормальный человек, – ответил он спокойно. – Но я всегда могу сесть в самолет и убраться домой, а те, кто здесь живет, – нет. А вы окажетесь в эпицентре событий и, как ваш покойный отец, тоже можете пасть жертвой местных разборок.
– Вы планируете уехать?
– И упустить возможность своими глазами наблюдать за тем, как «Шерлок Холмс» ведет расследование? Вы, верно, шутите!
Я посмотрела на Ноа: он улыбался. Дело близилось к четырем часам дня, и жара стояла около сорока градусов. В этой парилке мои собственные длинные волосы, нагретые солнцем, казались мне самой раскаленным гудроном, растекающимся по голове и спине. Светлые волосы Ноа вились сильнее от влажного воздуха и кудрявились у шеи. У него была привычка проводить по ним пятерней, отводя от лица – вот и сейчас он сделал то же самое. Его зеленые глаза смотрели на меня без иронии или осуждения.
– Так вы уверены в своем решении? – спросил Ноа.
– На сто процентов! – упрямо ответила я, хотя в душе не испытывала такой уверенности. То, что умные люди, включая Милинда и Ноа, пытались отговорить меня, поколебало мою решимость, но отступить сейчас означало продемонстрировать трусость. Что-то подсказывало мне, что женщину, каковой я, несомненно, являюсь, за это никто бы не осудил – напротив, многие вздохнули бы с облегчением. И все же я не могла пойти на попятный.
– Тогда давайте возвращаться, – сказал Ноа. – А то Трейс, наверное, зашивается одна!
На подходе к больнице нас встретил какой-то мальчишка. Я вспомнила, что видела его внутри – он, кажется, один из добровольных помощников. Завидев нас, парень кинулся навстречу, отчаянно жестикулируя и вываливая на Ноа скороговорку на хинди. Я не могла не заметить, как напрягся мой спутник при первых же словах мальчишки и ускорил шаг. Он отрывисто задал пару вопросов, на которые парень ответил очень многословно и эмоционально. На этот раз у больницы обнаружилась не одна машина, а целых три: два старых авто стояли, загородив проезд, и Лал при всем желании не сумел бы покинуть место перед зданием, заблокированным неизвестными владельцами обшарпанных тачек. Снаружи курили трое. Один из них, огромный страшный мужик с бородой и жесткой шевелюрой, напоминающей овечью шерсть, заставил меня вспотеть еще больше, хотя это и казалось невозможным. Еще один человек, плотный, с бритым затылком и в очках, оставался в автомобиле. В руках он держал баночку колы со вставленной в нее трубочкой и с интересом смотрел в нашу сторону.
