Леонид Словин - Хозяин берега
- Ваше указание я выполнил.
- Вахидов опознал его? - Я еще боялся в это поверить.
- Да.
- Твердо?
- Без всяких колебаний. Баларгимов продавал ему рыбу и икру все эти годы.
- Ты где сейчас, Хаджинур?
- В следственном изоляторе. Вахидов уже в камере. Будут еще указания?
- Я подошлю сейчас Балу и Гусейна. Втроем вы арестуете Баларгимова и перевезете его на пристань.
- Понял.
- Бала и Гусейн останутся там, а ты заедешь в Союз охотников. Я хочу знать, кому в действительности принадлежала двустволка... - Я продиктовал номер. - До того, как ее подняли со дна в заливе...
- Разве это не Ветлугина ружье?
- У меня есть все основания в этом усомниться, Хаджинур...
Гезель сделала чай, и время мое надолго остановилось, пока из этого, состояния меня не выудил звонок Балы.
- Мы на пристани, Игорь Николаевич...
- А Баларгимов?
- Тут. Хаджинур уехал по вашему заданию.
- Я сейчас подъеду, Бала...
Я сложил документы в сейф, запер его, вышел в приемную.
- Гезель! Меня ни для кого нет! Но ты Сможешь найти по этому телефону... - Я записал на перекидном календаре номер. Одновременно зазвонила междугородная.
- Ответьте Астрахани...
- Игорь Николаевич! - Я узнал голос Луизы - секретаря прокурора бассейна. И сразу, заполнив поле слышимого, знакомый голос протянул басовито:
- Тебя поймать невозможно! Третий день охочусь. То связи нет, то тебя...
Прокурор - как и я - был человек новый, и отношения его с подчиненными были тоже в стадии становления.
- Ты принципиально против телефона? - спросил он.
- Вы убедились, как работает связь... - Его "тыканье" меня почему-то не задевало. Наверное, и он не был бы шокирован, обратись я к нему на "ты". - Насчет Вахидова вам передали? Что мы направили дело в областную прокуратуру?
- Мне звонил Довиденко... Он вот почему-то дозванивается!
- Ему легче. Он пользуется правительственным каналом. Помощник сказал, что вы поддержали наш запрет на эксплуатацию установки...
- На Сажевом? Ты действовал абсолютно правильно.
- Рад слышать. Не собираетесь к нам?
- Собираюсь. Но покая хочу, чтобы ты приехал сюда. Есть срочное дело. Это разговор не для телефона...
- У меня тоже дело к вам... И тоже не для телефона.
- Значит, берете меня? - спросил Баларгимов. Он не показался мне расстроенным. - За эту пьянь Ветлугина?
Балу и Ниязова я отпустил на обед, а Баларгимову захватил по дороге несколько чебуреков и бутылку воды.
- ...Только ничего у вас не выйдет! - заверил он. - Справедливость пока существует...
Мы остались вдвоем в маленьком - на два кабинета - помещении, выделенном нам водной милицией.
Он продолжил:
- Живем с женой тихо. Никому не мешаем. Дети уже выросли. Дочь - в институте. Старший сын женился, двое детей. Я работаю. Нам хватает... Только б люд и нас не трогали, не завидовали бы! Вы были у меня, видели мою жену. Так?
Я кивнул.
- Все время я дома, никуда не хожу... Бывает, выпьешь с соседом - и снова домой! А тут Сашка Монтер! Надрался в сиську: поедем да поедем на качкалдаков!..
Я записал его показания. Это была грубо состряпанная, лживая от начала до конца небылица. Приходилось удивляться тому, что она оказалась принятой кем-то на веру. "Охотники" - Ветлулщ и Баларгимов - стреляли качкалдаков на мелководье в кромешной тьме, не видя не только птицы, но и друг друга... Вода в том месте, где обнаружили ружье, доходила Баларгимову до плеч...
Вскоре вернулся Бала.
- А Гусейн? - спросил я.
- Сейчас придет. В ларьке на пристани - детская обувь. И народу почти никого... Посмотрите. - Бала протянул бумагу. - Хаджинур передал.
Бумага была подписана председателем Восточнокаспийского городского общества охотников.
- Ружье, с которым будто бы охотился Ветлугин, поднятое со дна, по справке в уголовном деле значилось не состоящим на учете в городском обществе охотников...
- Так.
- А это новая справка. - Мой мягкий, с расплывчатыми очертаниями, молодой помощник был доволен. - Одно время оно значилось за охотником Изутиным. Проживает: улица Бакинская, шестнадцать... Хаджинур уже уехал туда...
Бала заскочил по дороге в прокуратуру и привез еще документ. Он был из института, который для краткости в Восточнокаспийске именовали просто Институтом экологии моря.
Это был ответ на запрос: "На приготовление 250 кг паюсной икры кустарным способом пошло 369,42 кг икры-сырца, из которых в промышленных условиях изготавливается 27,78 кг зернистой икры высшего сорта. Что касается рыбного стада, то для этого было выловлено не менее 100 икряных рыб осетровых пород, что предполагает уничтожение примерно 600 рыб..."
Я показал справку Баларгимову.
- А я здесь при чем? - спросил шеф лодок.
- Вся эта икра оприходована Вахидовым как заготовленная вами...
Может, он и не поверил. Во всяком случае, не спросил, кто такой Вахидов.
Я продолжил:
- Вахидов подробно рассказал об организации браконьерского промысла и системе взяток, которые шли в морскую инспекцию рыбоохраны и в милицию. Имеются магнитофонные записи, подтверждающие показания...
Вернулся Гусейн. С ним был милиционер-старослужащий, охранявший лодки. Он передал Баларгимову папиросы и, прежде чем его успели остановить, сообщил новость:
- Вахидов повесился. Кладовщик с сажевого комбината...
- Где? - спросил Баларгимов.
- В камере.
Я взглянул на следователя - Гусейн молча кивнул. Я набрал номер все того же Фурмана:
- Водная прокуратура приветствует... Это правда - насчет Вахидова?
- Увы! - Он был обескуражен. Я понял, что самоубийство Вахидова и для него полная неожиданность. - Удавился на поясе от летнего пальто...
- Каким образом?
- Сам не понимаю. Привезли с допроса, все нормально... - Фурману нравилась эта приговорка - "все нормально". - И на тебе!
Я поблагодарил его, хотя и не мог понять, каким образом пальто оказалось в камере вместе со снабженцем в одуряющую жару.
Я задумался.
Хотя Вахидов и отказался от первых показаний, которые он дал мне, было не исключено, что в будущем он снова их повторит. Тем более что существовала магнитофонная запись его свидетельств...
- Гражданин прокурор, - окликнул меня Баларгимов, - могу я сказать вам несколько слов наедине?
Бала и Ниязов вышли. За ними двинулся к дверям и старик милиционер.
- Слушай, - обернулся к нему Баларгимов, - сходи к моей, скажи, чтоб все приготовила... что надо... Милиционер почтительно кивнул.
- Видите, что получается? - спросил Баларгимов, когда они вышли. - Тут еще до суда можно концы отдать!
- Я уже думал об этом, - сказал я. - И намерен переправить вас на тот берег.
- А на чем? - быстро спросил он.
- На "Спутнике"...
- С этим краснорожим взяточником? Да они его просто потопят!
- А если на пароме? Или с "Александром Пушкиным"?
- Возьмут приступом в море. Или еще до отправления...
- Думаете? - усомнился я.
- Как дважды два... - Узнав о грозящей ему опасности, шеф лодок, похоже, даже успокоился. Я вернул Балу и Гусейна в кабинет.
- Мне надо ненадолго отъехать. Вы остаетесь с задержанным.
В прокуратуре меня ждал начальник рыбинспёкции Цаххан Алиев, Гезель успела налить ему чая.
- Игорь Николаевич! - Он отставил пиалу, прошел по приемной. Он всегда говорил на ходу либо стоя. - Один человек мне подсказал: на сажевом комбинате есть холодильная камера. О ней мало кто знает. Понимаете?
- Что же это за камера такая? - полюбопытствовал я.
- Емкость ее не на сто килограммов и не на триста. Гораздо больше!
- И что?
- А то, что ее соорудили на всякий случай. Пробраться к ней, если не знаешь, очень трудно. Она в здании заводоуправления. За стеной архива. В подвале. Может, понадобится вам... - Он остановился перед столом Гезель против своей пиалы.
- Не знаю, понадобится ли. Во всяком случае, спасибо.
- Может, помощь нужна?
- Пока нет...
Я не очень вежливо отделался от него, прошел к себе, открыл сейф-мастодонт.
Неожиданно мое внимание привлекла одна из бумаг - мятая, на серой волокнистой промокашке: она слегка высовывалась из стопы "для служебного пользования", которую я всегда аккуратно выравнивал и подбивал, прежде чем уложить в сейф.
"Кто-то заглянул в мой ящик... - Открытие это не ошеломило меня. Кассеты! Записи с показаниями Вахидова!"
г Кто-то из имевших доступ в помещение выполнял задание браконьерско-административной мафии... "Но кто? - Мне ничего не было известно о ключах, которые могли остаться у прежнего владельца этого нетранспортабельного стального чудища. Я должен класть бумаги в сейф Гезель..."
Со смертью снабженца игра начиналась серьезная.
"Баларгимова нельзя оставлять на этом берегу. Иначе его убьют. Нельзя и открыто отправлять с небольшим конвоем. Я не могу рисковать людьми".
Я вынес постановление об аресте и этапировании Баларгимова, заверил гербовой печатью, спрятал второй и третий экземпляры в бумажник - теперь они должны были постоянно находиться со мной.
