Валерий Смирнов - Чужая осень (сборник)
— Смотря что ты называешь полуправдой…
— То, что вы несете в массы. Например, что Америка отстала от нас по производству чугуна, стали. Но при этом почему-то вы забываете сказать, что из меньшего количества сырья она выпускает больше продукции. И скота у вас больше, а мяса нет. Я уже не говорю о том, что при желании могу раскрыть газету и узнать, сколько тратит любая страна, кроме собственной, на космические полеты и вооружение. С каким азартом все клеймят молодежь, носящую майки с так называемыми чуждыми эмблемами. А что противопоставляет им наша самая легкая в мире промышленность, кроме хронических объяснений о временной нехватке оборудования, сырья? Поэтому проблемами молодежной моды у нас с одинаковым успехом занимаются сразу два министерства: легкой промышленности и внутренних дел.
— Ты не очень-то жалуешь свою отчизну…
— Родина и существующие на ней порядки — понятия разные. Кстати, те, которые сейчас распинаются в любви к ней, врут, потому как, кто живет без печали и гнева, тот не любит отчизну свою. Только не впадай в менторский тон и не делай дурацкого заключения, что я ем отечественное мясо и хлеб, потому что суда под либерийскими флагами регулярно выгружают эти продукты в порту. В общем, как говорят у нас в городе: сеем на целине, убираем в Канаде.
— А ты не допускаешь возможности, что жизнь круто повернет. Ведь уже сейчас она постепенно начинает меняться…
— А почему она не менялась раньше? Но даже, допустим, что все изменится к лучшему, не боишься, что спросят тебя: где же ты был прежде, почему не изображал все это в своих бессмертных произведениях?
— Не боюсь, потому что такие вопросы никогда и никто не задавал. Зачем задавать вопрос, зная, что ответа на него получить невозможно. Тебя, конечно, никто ни о чем, даже теоретически, вопрошать не будет — это еще одна привилегия сторожа. Но представь себе, что жизнь действительно круто изменилась — повысилась заработная плата, больший маневр получили производственники, сельское хозяйство заработало нормально, полки магазинов полны. Что тогда будешь делать ты?
— Во-первых, не верю, что полки будут полны. А во-вторых, даже если такое случится, то всегда найдется категория людей, которым во что бы то ни стало нужно что-то этакое, чего в магазине нет, для них же любая дрянь с этикеткой «мэйд ин» надежнее всех знаков качества. И, как это ни парадоксально, жизнь, описанная тобой, многим не по вкусу будет, потому что сегодняшнее положение дел позволяет им…
— А теперь, извини, я тебя перебью. Ты ведь не одинок в изображении окружающей действительности. Но как ни странно, другой жизни вы просто не хотите, потому что из всех общественных недостатков легко устраиваете достоинства лично для себя, живете в них, как рыбы в воде. В этом весь парадокс. Согласен, двуличие стало опасной нормой жизни, но если завтра нужно будет говорить только правду, вы взвоете, потому что не нужна она вам, мешать будет. И больше того, сделаете все, чтобы правде этой напакостить.
— И ты тут же перекуешься и станешь глашатаем этой правды, раскроешь глаза общественности на прошлые недостатки и билеты на твой новый спектакль будут с трудом доставать по старому «блату». И ты прав, жить по-новому мне не улыбается, не для того я в сторожа пошел, чтобы в этой должности встречать нарисованное тобой будущее, как, кстати, и все заправщики шариковых ручек, продавцы, фотографы и прочие бравые ребята с высшим образованием.
Ты ведь уехал отсюда, а жизнь в столице, наверное, отличается от нашей. Вспомни, как тебя, наш светоч, чуть ли не на лопате вынесли из родного города именно за то, что так нравится московской публике. Даже такой дурацкий пример. В прошлом году зимой был я в Москве…
— И не зашел.
— Извини, звонил, но тебя не было. Так вот, смотрю, едет по дороге снегоуборочная машина и отбрасывает снег на тротуар. А здесь в это время дворники бросают лопатами снег с тротуара на мостовую. У нас периферия, это раньше, помнишь, Ленинград называли Северной Пальмирой, а наш город — Южной. Ленинград так остановился в своем развитии, а мы от третьего города Российской империи уже доросли аж до четвертого города Украины. И нравы наши стали деревенскими. Так что не обессудь, твоя будущая правда может и устроит столицу, зато провинция с ее традиционным укладом, мышлением, кумовством, взяточничеством ее не очень-то воспримет, потому что живет она по закону «как бы чего не вышло», и если завтра нужно будет принимать самостоятельные решения, то ничего путного из этого не выйдет: думать периферия разучилась, может только выполнять указания сверху. О правде и речи нет — боится, и правильно делает — сожрут тут же. Ну, хватит спорить о несуществующем будущем, кофе остывает.
— Ладно, уговорил, все равно спорить с тобой бесполезно. Давай завтра сходим на море, побродим по музею, вспомним молодость.
— Сашка, извини, но завтра никак не могу. Ты ведь не на день приехал, успеем еще. Только ты, наверное, из всех музеев предпочитаешь музей 18-й армии, так и у нас, конечно же, есть такой, чуть ли не в музее-квартире Пушкина открыли…
— Наверное, горбатого могила исправит. И когда ты разучишься выступать?
Когда Сашка ушел, я не стал убирать посуду, а рухнул в кресло и подумал над тем, как общественная жизнь вскоре изменится к лучшему и откроются передо мной ее новые светлые горизонты. Но это будет не раньше, чем закончится история с портретом работы Тропинина.
Изменения к лучшему… Саша, ты начал врать самому себе. Да кому они нужны? Никому. Ни мне, ни тебе. У нас и так все великолепно. Это Америка стоит на краю пропасти. И смотрит, что мы в ней делаем… А талант надо давить в себе поскорее, потому что на протяжении всей своей, и особенно новейшей истории Россия-матушка только и делала, что регулярно била и зарывала таланты в свою щедрую землю. Поэтому если была во мне искра божья, я ее быстренько погасил при помощи низменного инстинкта самосохранения.
И работать, как другие, я не буду. Потому что наш рубль при всех своих достоинствах имеет маленький недостаток: им трудно воспользоваться в сортире. К чему мне эта нарезанная бумага со лживой надписью: обеспечено золотым запасом. Лучше я вложу эти так называемые деньги в музу валюты. Это, говорят, только академик Сахаров устраивал инфаркты у продавцов «Березки», пытаясь им доказать преимущество рубля перед долларом. И если я буду работать, то только тогда, когда мне станут платить настоящими деньгами. Чтоб не выкладывать за видео четыре штуки, а перевести честно заработанные деньги, этак рублей двести двадцать какой-то «Тошибо» — пусть с радостью на лице шлет мне свою продукцию. А я в свою очередь государству — пошлину, хоть даже двести процентов, в виде платы за его нерадивость и вечно пустые прилавки. И не ждать, когда у нас хоть что-то появится, а иметь возможность получать нужный товар из любой страны мира. Потому что человек рожден потребителем, а не доставателем. А у нашей самой экономной экономики формула проста: как только начинается спрос, тут же заканчивается предложение. Так что работать здесь в общепринятом смысле слова экономически невыгодно.
Лучше ничего не делать и петь: где бы я ни был, чего б там не делал, перед Родиной в вечном долгу. Только не ведаю: когда и чего успел задолжать своему Отечеству?
Но ничего, эта жизнь, как уверяет Саша, скоро начнет меняться к лучшему. Значит, цены подымутся в связи с повальным ростом благосостояния. Однако на моем рынке это может вызвать временное падение цен. Впрочем, нет, наоборот. Вот Пономарев как брал два номинала за книгу, так и берет. Но раньше она стоила рубль, а теперь — три. Налицо рост Витькиного благосостояния. Или Алика. Что после того, как цитрусовые резко подорожали, он хуже жить стал?! Нет. У Алика всегда весы подкручены. Это компенсируется тем, что он еще и обвешивает. И не просто обвешивает, но и обсчитывает. Или еще один корешок детства, мой главный консультант Дюк. Тот в музее работает. Картины, понятно, оттуда не вынесешь, это вам не мясо-мол-рем-строй-прод и прочие комбинаты, но и его благосостояние увеличивается. И пусть Горбунов скрипит «Понасажали в музеи ветеринаров с филологами», толк от них все равно есть. Как говорится, одна голова — хорошо, а деньги счет любят. А я потом гонорар за консультацию все равно в стоимость вещи включу согласно закону о прибавочной стоимости, и свое благосостояние увеличу. Так что пусть растут цены, это нам выгодно. У нас ведь нет эксплуатации человека человеком, на это существует монополия государства. Мне есть с кого брать пример, чтобы оправдаться в твоих глазах, Сашка. Но нужно ли было оправдываться перед проституткой? Впрочем, это грубо, извини, Саша, жить-то тебе нужно, не всем же талантам зарываться в землю или покидать родину. Интересно, что бы делал я, будь у меня желание уехать отсюда? Размечтаться как следует не позволил звонок. Только с той разницей, что на сей раз от раздумий меня оторвал телефон.
