Андреа Камиллери - Голос скрипки
Она опять расплакалась, слишком долго сдерживала слезы.
- Отдохни. Пойди приляг. Потом расскажешь, - сказал Монтальбано, ему тяжело давались страдания Ливии. Хотелось ее обнять. Но он чувствовал, что делать этого не стоило.
- Мне нужно ехать, - сказала Ливия. - Самолет вылетает из Палермо в 14.00.
- Я тебя провожу.
- Нет, я уже договорилась с Мими. Через час он за мной заедет.
«Пусть только Мими явится на работу, - подумал комиссар, - тут-то я ему и всыплю по первое число».
- Это он убедил меня повидаться с тобой, я хотела уехать еще вчера.
Теперь, того и гляди, окажется, что он еще и благодарить Мими должен.
- Ты не хотела меня видеть?
- Постарайся понять, Сальво. Мне нужно побыть одной, собраться с мыслями, найти какое-то решение. Для меня это был кошмар.
Комиссару не терпелось услышать окончание истории.
- Ну, а потом что было?
- Как только я увидела, что он входит в комнату, инстинктивно бросилась к нему. А он увернулся.
Монтальбано представил всю сцену, подобную той, которую пережил сам несколько дней назад.
- Он посмотрел мне прямо в глаза и сказал: «Я тебя люблю, но не уеду отсюда, не брошу своих братьев». Я так и окаменела, застыла на месте. Потом он говорит: «Если ты увезешь меня, я по правде убегу, и ты меня никогда не найдешь». И выбежал на улицу с криком: «Я здесь, я здесь». У меня, кажется, голова закружилась. Когда очнулась, лежала уже на кровати, Франка стояла рядом. Боже мой, какими жестокими бывают дети!
«А то, что с ним хотели сделать, разве не жестоко?» - подумал Монтальбано.
- Я до того ослабела, что когда захотела подняться, снова потеряла сознание. Франка меня не отпустила, вызвала врача, постоянно находилась рядом. Я заночевала у них. Заночевала! Всю ночь просидела на стуле, глядя в окно. На следующий день утром приехал Мими. Его вызвала сестра. Мими сделал для меня больше, чем брат. Он сделал так, чтобы я не встречалась при отъезде с Франсуа, он увез меня, показал пол Сицилии. Убедил приехать сюда хотя бы на час. «Вы должны поговорить, объясниться», - сказал он мне. Вчера вечером мы приехали в Монтелузу, он отвез меня в гостиницу «Делла Балле». Сегодня утром заехал за мной, чтобы привезти сюда, к тебе. Мой чемодан у него в машине.
- Думаю, нам не стоит объясняться из-за Франсуа, - сказал Монтальбано.
Объясняться бы стоило, если бы Ливия признала свою ошибку и нашла слова, доказывающие, что она понимает его чувства. Неужели она думает, что он, Сальво, ничего не почувствовал, когда осознал, что Франсуа потерян для них навсегда? Ливия не подпускала его к себе, замкнулась в своей боли, не видела ничего, кроме собственного отчаяния. А он? Разве они не были всегда парой, чьи отношения основаны на любви, конечно и на сексе тоже, но прежде всего на взаимопонимании, которое иногда переходило в полное согласие, почти сообщничество? Но лишнее слово сейчас могло привести к полному разрыву. И Монтальбано проглотил обиду.
- Что теперь? - спросил он.
- Ты говоришь про… мальчика?
Она не решалась произнести имя Франсуа.
- Да.
- Я не стану возражать.
Вскочила, побежала к морю, тихо постанывая, как смертельно раненное животное. Потом не выдержала, бросилась лицом в песок. Монтальбано поднял ее на руки, отнес в дом, положил на кровать. Мокрым полотенцем осторожно стер песок с лица.
Когда услышал сигнал машины Мими Ауджелло, помог Ливии подняться, оправил платье. Она не сопротивлялась, оставалась абсолютно безучастной. Он обнял ее за талию, вывел из дома. Мими не вышел из машины. Знал, что сейчас опасно приближаться к начальнику: может что-нибудь откусить. Смотрел прямо перед собой, чтобы не встречаться с комиссаром взглядом. Прежде чем сесть в машину, Ливия слегка повернула голову и поцеловала Монтальбано в щеку. Комиссар вернулся в дом, пошел в ванную и прямо в одежде залез под душ, открыв воду на полную мощность. Проглотил две таблетки снотворного, которое никогда не принимал, запил стаканом виски и бросился на постель в ожидании неизбежного нокаута, который надолго отключил бы его от реальности.
Проснулся только в пять вечера, немного болела голова и подташнивало.
- Ауджелло у себя? - спросил он, входя в комиссариат.
Мими вошел в кабинет Монтальбано и предусмотрительно закрыл за собой дверь. Он выглядел тихим и покорным.
- Если собираешься орать по своему обыкновению, - сказал он, - давай лучше выйдем отсюда.
Комиссар поднялся с кресла, подошел вплотную, обхватил его сзади за шею.
- Мими, ты настоящий друг. Но я советую тебе убираться из этой комнаты сию же секунду. А то еще передумаю и, пожалуй, морду могу тебе набить.
- Доктор? Вас спрашивает синьора Клементина Вазиле Коццо. Соединить?
- А ты кто?
Невозможно, чтоб это был Катарелла.
- Как - кто? Я.
- Как тебя зовут, черт побери?
- Катарелла, синьор дохтур! Пирсонально собственной пирсоной!
Слава Богу! Скоропалительное выяснение личности, кажется, вернуло к жизни прежнего Катареллу вместо того, которого необратимо преобразовал компьютер.
- Комиссар! Да что такое? Мы разве поссорились?
- Синьора, поверьте, у меня были тяжелые дни…
- Прощаю, прощаю. Вы не могли бы ко мне заехать? Мне нужно вам кое-что показать.
- Сейчас?
- Сейчас.
Синьора Клементина предложила ему пройти в столовую, выключила телевизор.
- Смотрите. Вот программа завтрашнего концерта, которую маэстро Катальдо Барбера прислал мне только что.
Монтальбано взял из рук синьоры вырванный из тетрадки листок в клеточку. Поэтому она так срочно хотела его видеть?
Прочитал карандашную запись: «В пятницу в 9.30. Концерт в память Микелы Ликальци». Монтальбано подскочил. Маэстро Барбера знал убитую женщину?
- Я вас поэтому и пригласила, - сказала синьора Вазиле Коццо, прочтя вопрос у него в глазах.
Комиссар опять посмотрел на листок. Программа: Дж. Тартини, Вариации на тему гавота Корелли; И. С. Бах, Largo; Дж. Б. Виотти, из Концерта № 24 ми минор.
Вернул листок синьоре.
- Вы знали, что они были знакомы?
- Понятия не имела. Вот я и спрашиваю себя: как им это удалось, если иметь в виду, что маэстро никогда не выходит из дома? Как только я прочитала записку, поняла, что вас она заинтересует.
- А я поднимусь наверх и спрошу.
- Только время потеряете. Он вас не примет. Сейчас половина седьмого, в этот час он уже в постели.
- Что же он делает? Смотрит телевизор?
- А у него нет телевизора, и газет он не читает. Заснет, а в два ночи просыпается. Я у горничной как-то спросила, почему у маэстро такое странное расписание, а она мне, мол, я и сама не знаю. Но я, поразмыслив, нашла одно разумное объяснение.
- Какое же?
- Думаю, что таким образом маэстро как бы пропускает те часы, в которые обычно давал концерты. Во сне он о них забывает.
- Понимаю. Но мне обязательно нужно с ним переговорить.
- Можете попытаться завтра утром после концерта.
Наверху хлопнула дверь.
- Ну вот, - сказала синьора Вазиле Коццо, - горничная пошла домой.
Комиссар бросился было к входной двери.
- Предупреждаю, комиссар, это не совсем горничная, а скорее экономка, - уточнила синьора Клементина.
Монтальбано открыл дверь. Женщина лет шестидесяти, прилично одетая, спускалась с последних ступенек лестничного пролета. Поздоровалась с ним кивком головы.
- Синьора, я комиссар…
- Я знаю.
- Вы идете домой, и я не хочу, чтобы вы зря теряли время. Маэстро и синьора Ликальци были знакомы?
- Да. Уже два месяца. Синьора сама пожелала представиться маэстро. А он очень даже обрадовался. Ему красивые женщины нравятся. Они стали разговаривать, и так задушевно. Я приготовила для них кофе. Взяв чашки, они закрылись в кабинете, в том, из которого ничего не слышно.
- Со звукоизоляцией?
- Да-да. Чтоб соседям не мешать.
- Синьора приходила снова?
- Может быть, без меня.
- А когда вы бываете?
- Разве вы не видите? Вечером ухожу.
- Удовлетворите мое любопытство. Если у маэстро нет телевизора и он не читает газет, откуда он узнал об убийстве?
- Я ему сказала, так, между делом, сегодня после обеда. На улице видела объявление о завтрашней поминальной службе.
- И как отреагировал маэстро?
- Очень плохо. Попросил таблетки от сердца, прямо почернел весь. Ну уж и напугалась я! Желаете еще что-нибудь узнать?
Глава 16
Утром Монтальбано пришел в комиссариат в сером костюме, светло-голубой рубашке, галстуке приглушенных тонов и черных ботинках.
- Прямо загляденье, - оценил Мими Ауджелло.
Не говорить же ему, что он так вырядился, чтобы в девять тридцать вечера слушать сольный скрипичный концерт. Мими решил бы, что он рехнулся. И то сказать, во всей этой затее есть что-то безумное.
- Я сегодня иду на похороны, - пробормотал он.
У него в кабинете звонил телефон.
- Сальво? Это Анна. Только что мне позвонил Гвидо Серравалле.
