Марина Серова - Без царя в голове

В следующую минуту я уже сидела.

— Теперь валяй, говори, — не дав мне хоть чуть-чуть оклематься, напирал Тимошин.

— Пленка у моего друга, — не поднимая на него глаз, ответила я. — У лучшего друга.

Повисла пауза. Тимошин явно думал, что предпринять дальше и вообще следует ли мне верить. Наконец он остановился на чем-то и хрипло произнес:

— Никак опять решила превратить меня в осла? Думаешь, я поверю в эти сказки, а?

Он ухватил меня за грудки и сильно тряхнул, отчего мою несчастную голову пронизала резкая боль.

— Ты лапшу мне на уши не вешай! Говори, куда спрятала.

Еле сдерживая себя, чтобы не плюнуть ему в рожу, я, скрипя зубами, ответила:

— Ты же сам видел, дома ее нет, в сумочке тоже. Я что, по-твоему, в лесу ее закопала? У друга она, он с нее еще фотки сделать должен был.

— Это у того, которого убили, что ли, у фотографа твоего? — спросил он.

Я в очередной раз убедилась, что убийство Федора дело рук не Тимошина, и добавила:

— Нет, у другого.

Мой мучитель отдернул свою лапу, встал и начал расхаживать по каморке туда — сюда. Я застыла, боясь даже издать стон, чтобы не помешать тому, чего с таким трудом удалось добиться: мужик думал, каким образом забрать пленку у появившегося в нашей истории нового действующего лица. Я же надеялась только на то, что у него хватит ума догадаться оставить меня пока в живых, чтобы иметь возможность затем вернуться и выпытать правду, если я все же соврала.

— Ладно, — прекратив хождение, обратился он ко мне, — кто этот друг и где живет?

— Может, у жены, а может, у товарищей. Все зависит от того, насколько хорошо он сейчас ладит с супругой, — стараясь говорить как можно правдоподобнее, выдала я.

— Ты мне мозги не парь, — начал нервничать Тимошин, — говори, как его найти можно?

— По телефону, — тут же ответила я, радуясь, что пока все идет именно так, как задумала.

— Диктуй, — тут же ответил мой палач.

Я испугалась, что Тимошин сейчас исчезнет и начнет шантажировать того, чье имя я назову, тем, что грохнет меня, если ему не доставят пленку. Это совсем не входило в мои планы, и я, изобразив на лице испуг, искренне спросила:

— Что вы хотите с ним сделать?

— Да ничего, передаст мне пленку там, где укажу, и будет свободен.

— Он не отдаст, — сразу же среагировала я. — Тем более если вы скажете, что я у вас и мне что-то грозит.

— Это почему еще? — удивился Тимошин. — Так тебя ненавидит, что ли?

— Он работает в милиции, — тихо сказала я, чувствуя, что сейчас вынуждена буду испытать на себе всю силу гнева жестокого преступника.

И гнев не заставил себя долго ждать: Тимошин рывком поднял меня на ноги и со всего маху врезал мне в челюсть, а затем еще и пнул в живот.

— Стерва, сволочь! — орал он. — Не могла кому другому отдать? Менту пленку доверила, дура. Ну и что теперь прикажешь с тобой делать: убить и не мучиться?

— Я могу все уладить, если… если вы пообещаете меня отпустить, — из последних сил произнесла я.

Тимошин моментально успокоился и, склонившись надо мной, спросил:

— И как же?

Я попыталась открыть рот, но низ подбородка окаменел, губы пересохли, и вместо слов у меня вырвался тихий стон.

Тимошин выругался и тут же вышел. Вернулся он через пять минут и принес кружку воды. Часть ее он плеснул мне в лицо, а вторую — залил в рот. Я потихоньку начала приходить в себя. Отставив пустую кружку в сторону, Тимошин уставился на меня и спросил:

— А теперь говори, как ее получить. Может, и отпущу.

Я внимательно посмотрела на его покрытое от злости потом лицо и заговорила:

— Я могу позвонить другу сама и попросить отдать пленку тому человеку, который за ней придет и привезет от меня записку. Он отдаст, точно. Вы просто возьмете пленку, и все, вас он не знает.

— Если мент, то, может, и знает, — не доверяя мне, вставил рецидивист. — Хочешь меня таким образом сдать, да? Лады, я тебе дам телефон, но только за пленкой сам не поеду, поедет мой друг.

На пару минут Тимошин задумался, потом вышел в коридор и позвал того лысого мужичка, что открывал нам дверь. Несколько минут они о чем-то бурно совещались за дверью.

Из долетавших до меня обрывков фраз я смогла понять, что приятели решали, кто поедет к менту. Причем работник морга явно упорствовал, отказываясь впутываться. Мол, помог, чем мог, а дальше не его заботы. Тимошин упирал на то, что боится оставить меня одну. Мол, баба умная, кто знает, на что способна.

Не знаю уж, до чего они в конце концов договорились, но Тимошин вернулся явно расстроенный и сказал:

— Пиши свою писульку, а там уж я на месте разберусь, кого с ней к твоему другану посылать, — и сунул мне прямо под нос лист и шариковую ручку. Я хмыкнула и сказала:

— Меня ногами писать не учили.

Тимошин громко ругнулся, наклонился ко мне и расстегнул один из наручников у меня за спиной. Но второй не отпустил, а мертвой хваткой вцепился в него.

«Вот так номер, он меня боится даже в таком состоянии!» — отметила удивленно я.

Это открытие меня немного порадовало, и я, собравшись с мыслями, накорябала Кире записку, зашифровав в ней сообщение о том, что непременно нужно задержать Тимошина. Я была уверена, что Кирьянов все поймет правильно.

Закончив с посланием, я передала его Тимошину. Тот взял, пробежал текст глазами и, не обнаружив ничего подозрительного, принялся вновь сцеплять мне руки. Затем поставил меня на ноги и поволок из каморки.

Сначала мы оказались в коридоре, затем в какой-то комнате, полной белых халатов и марлевых повязок. Я практически не шла — повисла на руках Тимошина, предоставив ему нести меня, куда ему нужно. Наконец мы попали в угловую маленькую комнатку с диваном и телефоном на столе — скорее всего уголок отдыха, так как ничего касающегося работы тут не было.

Тимошин бросил меня на диван, подошел к телефону и, подняв трубку, спросил:

— Какой номер?

Я продиктовала номер Кири, моля бога только о том, чтобы он сейчас был дома. Тимошин не дурак, понимал, что шутит с огнем, но другого выхода ему не оставалось — пленка была ему жутко как нужна. Поэтому он завертел диском, затем послушал гудки и приложил трубку к моей голове, успев при этом шепнуть:

— Скажешь что-нибудь лишнее — ты труп.

Это я знала и без того, а потому, услышав в трубке полусонное «алле», сразу перешла к делу:

— Киря, привет, это Татьяна. Прости, что разбудила в такое время.

Из трубки донеслось:

— Да я еще не спал, телик с семьей гоняем. А почему у тебя голос какой-то странный?

Я поняла: Киря заволновался, что сейчас было даже кстати. Значит, сможет догадаться, что что-то неладно, и сумеет расшифровать мое послание.

— Да это не голос, — продолжила я, — а телефон такой.

Тимошин весь превратился в слух и не пропускал ни единого сказанного мной слова.

— Кирь, я тебе по поводу фотопленки звоню. Ну, той, что у тебя оставила, помнишь? Ты еще мне с нее должен был фотки сделать… — Чтобы Киря вдруг не разразился ненужными вопросами, без паузы продолжила: — Знаешь, она мне просто позарез сейчас нужна, а сама приехать не могу. Ты передай тому, кого я пришлю, ладно? Я ему еще записку написала, чтоб ты не сомневался, что человек от меня. Я…

В этот самый момент Тимошин нажал на «сброс», решив, наверное, что сказанного вполне достаточно. Я вздохнула: теперь оставалось надеяться, что все получится именно так, как я задумала. Иначе…

А что будет иначе, не хотелось себе даже представлять.

После звонка вновь последовало перетаскивание моего ослабленного тела через коридоры и комнаты. Затем я снова оказалась на полу каморки с инвентарем и напоследок услышала вполне доброжелательное замечание:

— А теперь сиди тихо и не рыпайся. Вернусь, посмотрим, что с тобой делать.

Как только дверь за спиной Тимошина закрылась, я едва не разрыдалась. Одновременно на меня накатило все: жуткая боль, злость, чувство бессилия перед обстоятельствами. Я несколько раз всхлипнула, но тут же собралась: расклеиваться было некогда, так как дорога до города и назад занимала всего час. Именно за это время мне и предстояло выбраться из морга на свет божий.

Сцепив зубы, чтобы не застонать, я села и еще раз осмотрелась по сторонам в поисках того, чем можно открыть наручники. Но, кроме как на стеклянные дверцы из прочного стекла, упасть моему взгляду было больше некуда.

Поняв, что открыть шкаф не удастся, как и снять наручники, я повалилась на пол и предприняла попытку перетянуть руки из-за спины вперед. Я свернулась калачиком и стала опускать сцепленные руки вниз, чтобы перелезть через них ногами.

На всю эту процедуру мне потребовалось, наверное, минут пять, хотя от боли, которую я испытывала при каждом движении тела, казалось, что прошла целая вечность. Но зато мои руки находились прямо передо мной, и это многое меняло.