Марина Серова - Запретные удовольствия
- Играем, - хором ответили подростки.
- "Киевская Русь" у нас, - ответил светловолосый высокий парень в мятых шелковых штанах, с длинным мечом в руке. - Вы из города?
- Я тут ищу кое-кого. Увидела ваш костер, подошла, а тут такие разговоры...
Все расхохотались. Я улыбнулась.
- Значит, игра... А кто такие ваши Мастера?
- Мастера? - говоривший полный паренек замялся, переглянувшись с соседом. По голосу я узнала того, кто сетовал на отсутствие "чипов на яд". Мастера - Лэнгвар, то есть Леха, и Вика. А что?
Я расхохоталась. Вот тебе и Алексей Никитич!
- Нет, не те, - посетовала я на удивленные взгляды ребят.
- Так вы толкинисты! - неожиданно я вспомнила книгу и ее поклонников.
Только теперь я поняла, что непонятные выражения этих ребят всякие "чипы", "хиты", "Мастера" - атрибуты так запугавшей меня игры!
- Мы - толкинисты?!! - насмешливо разъярились они. - Толкинисты там, в Святом Озере. Туда и шагайте.
- А вы не знаете, где здесь собачий вольер? - решила воспользоваться ситуацией я.
- Какая в три часа ночи собачья вольера? - недоуменно спросил низкоголосый молодой человек.
И хотя было далеко не три, а около одиннадцати, почти все снова засмеялись.
- Я вижу, у вас тут веселая жизнь, - кивнула я. - Ну, бывайте.
- Погодите, - сказала девушка, которая минуту назад упирала мне в спину деревянное копье с поролоновым наконечником. - Я знаю, тут неподалеку есть заброшенный пионерский лагерь. Там сторожа живут, с собаками. Может, вам туда?
- Может. Где это?
- Вон там, даже еще дальше, чем наш лагерь. Пойдете по тропинке наверх, там будет поляна с кабаком, не обращайте внимания. Дальше идите - вверх по тропинке. Через километр, наверное, будет наш лагерь. А еще дальше и налево - увидите тот лагерь... там дом двухэтажный, голубенький такой.
- Спасибо. Ну, я пошла.
- До свидания.
- Счастливой игры!
Прошла мимо "кабака" - стола с тремя лавками и тентом из парашюта, огороженного бревенчатым настилом и веревками. Там толпился народ - что-то ели, пили, пели под гитару - попеременно тонким девичьим голосом и (это уже когда я удалялась вверх по тропинке) парным мужским.
Тропинка была из мерзких - три раза спотыкалась с непривычки о корни и поваленные деревья, чуть не покатилась по склону... Через двадцать минут, выбившись из сил и обматерив здешних лесников, не следящих за тропами, я вышла к лагерю "киевлян", где меня попытались сначала остановить, потом взять в плен, потом провести "игровое изнасилование".
Пытавшиеся получили достаточно вежливое первое предупреждение и удалились.
Я двинулась дальше, все медленнее и медленнее, обостряя свои развитые чувства, мерно вдыхая и выдыхая, постепенно растворяясь в окружающем лесу.
Если верить словам девчонки, вольеры с псами и их охранниками находятся совсем рядом с игровыми лагерями, или километра от "Киева" нет. Тут, случись грызня и что-нибудь еще, услышат.
Значит, "лесники" занимают ближний дом, как часовые - в предупредительных целях. А основные силы располагаются дальше, действительно в "глухом месте: ори - не услышат!".
Миновала пустой двухэтажный дом, который начал разваливаться еще во времена моего первого поцелуя. Нашла тропинку и не слишком наезженную автомобильную колею. Пошла по ней.
Несколько раз сбивалась с нее - теряла. Потом, определяя по хрусту под ногами, что это уже не тропа, снова находила.
Через час облака рассеялись и стало светлее.
Это плохо - я-то в темноте вижу, как кошка, а нормальные люди нет.
Кажется, тропинка стала расширяться. Да, действительно.
Тут же появилась наезженная колея. И широкий пустырь в лесной чаще. Справа - обшарпанное приземистое здание без окон, с одной дверью. Слева - груда каких-то арматурин, укрытая брезентом. Впереди - сараюшка, полуспрятанный среди крон. В крохотном окне горит свет. Где-то неподалеку журчит родник.
Никогда бы не добралась в эдакую глушь по собственной воле!
Смирив взволнованное дыхание, стук сердца и слабую предательскую дрожь в коленях, я тихо двинулась вперед, огибая пустырь по границе с растительностью.
Я подкралась вплотную к этому окошку и встала сбоку. Обнаружила щель и с радостным мысленным воплем приникла к ней.
В избушке шел тихий взволнованный разговор.
- Как бы не пролететь нам с этим пидарасом из парка, - вещал средних лет мужчина в слегка мешковатом костюме. - Он, чуть что, за свои обрезанные муды хватается. Ему врежь один раз - расколется.
- А что Племяш? - спросил другой, помоложе, стриженый.
- Что Племяш?! Думает убирать... с поста. На хер он такой нужен?
- Дядьку не спросит? - подал голос третий, точная копия второго.
- Чего его спрашивать? Такой же, только закалки побольше. Из-за ума держится. На псах этих чокнулся, а нам тут сиди, сторожи!
- Он до настоящего дела не дойдет, - качнул маленькой головой четвертый, весь какой-то вертлявый ублюдок, - хилый больно. Вот Племяш за всех и отдувайся.
- Не скажи. Кобелями мается, здесь тоже голова нужна, - возразил первый, - да только скоро ни его собачки, ни он сам, нам нужны не будут.
- Лишь бы Гость не прикопался, - с неожиданным энтузиазмом кивнул вертлявый, - там в гору пойдем.
- Что-то Мертвяк тормозит, - вдруг проронил один из молодых. Пойду псов проверю.
Дверь маленькой лачуги начала раскрываться, я судорожно соображала, где бы укрыться, когда сзади взревел стремительно приближающийся мотор, в спину ударили два снопа света от фар, взвизгнули тормоза, и стали последовательно хлопать дверцы.
Я метнулась вбок, не оглядываясь - только бы скрыться в чаще, а там - уйду!!
- Стой, кто?! - заорали на меня.
- Бери ее! Она слышала!
- Твою мать! Быстрее!
Ну, Божественное Провидение, помоги! Я споткнулась о корень и рухнула лицом вниз.
Вскочила, дернулась - но двое парней уже обхватили с боков, третий ударил в живот. Я согнулась, хватая ртом воздух, пахнущие потом ладони прижали мои губы к деснам, меня потащили к дому, негромко нервно переговариваясь.
- Косого привезли?
- Привезли, на заднем валяется.
- Готовый?
- Готовенький. Обоссался со страху.
- Давай ее сюда!
Меня втащили в домик и уложили на расшатанную скрипящую кровать. Черт, я даже не пыталась вырваться, потому что парни знали, КАК надо держать.
С равнодушными лицами меня обыскали, вынимая все, что я приготовила для специальных случаев - и кастет, и иглу с сонным ядом, и по-настоящему действенный газовый баллончик, и пакетик с ядовитыми капсулами, и леску-удавку, и три двенадцатигранника. Не нашли только те три капсулы, что я предусмотрительно рассовала по тайным кармашкам в одежде.
- Да это Ведьма! - увидев гадальные кости, сказал старший из троих приехавших, расписной удалец лет двадцати восьми, с золотыми зубами, весь дорогой, напряженный и очень опасный. - Мне ее Дядя описал.
- Алексей Никитич? - переспросил маленький ублюдок. - Он что, сам не приедет?
- Нет, занят, - ответил удалец, который скорее всего и был тем самым Племянником.
- Что с ней делать? - спросил старший из собачьих охранников.
Мужчина поглядел на меня с задумчивым, пренебрежительным равнодушием.
- Я же предупреждал, Таня, - произнес он вкрадчиво, и я только теперь узнала его голос, - не лезь в наше корыто. Здесь воняет. А теперь ты не только нанюхаешься. - Он обернулся к старшему. - В вольер, вместе с Косым. Идите выгрузите. Чтоб к утру и следов не осталось.
До меня медленно доходил смысл сказанного, пока хлопали дверцы машины и стихал звук мотора.
Все это время парни стояли не двигаясь. Затем мужчина обернулся ко мне, ухмыльнулся нехорошей улыбкой и кивнул своим молодчикам.
- Ну что, ребята, начали, - бесстрастно проронил старший.
Первый из парней методично и бесстрастно содрал с меня одежду, порвал трусики, раздвинул ноги, которые держал второй, тут же вошел в меня - я вздрогнула от боли, стиснула зубы - и столь же методично продолжал.
Я лежала замерев, пытаясь расслабиться, сдержать растущую ненависть и протест, еле удерживая ноги от того, чтобы дернуться и резко распрямиться прямо ему между ног.
Стараясь не обращать внимания на боль, я, не сопротивляясь, искала выход. И не находила его.
Вольер. Бешеные голодные псы. Я и какой-то Косой.
Лишь прошептала "не надо...", когда меня поворачивали спиной специально для маленького ублюдка, но относилось это не к его потугам...
Они даже отпустили меня, похлопав по ягодице - "за послушание", и не стали завязывать рот липкой лентой, как таращившемуся на нас связанному Косому - грузному мужчине лет сорока с глазами, полными ужаса.
Мне дали набросить на себя мою куртку и надеть штаны.
Я прижала руки к животу, который горел изнутри, словно ободранная напильником рана, и послушно поплелась за ними.
