Геннадий Прашкевич - Подножье тьмы

– Мы у стойки посидим, – все же сказал один из мордоворотов, видимо старший. – Все на глазах, ну и…

Он неопределенно повел рукой.

– Нормально, – согласился Врач. – Через пять минут тело будет ваше.

Телохранители ухмыльнулись, Иваньков подозрительно прищурился:

– П-почему тело?

– Разве у тебя есть душа, козел?

Роальд толкнул Шурика локтем:

– Идем!

И встал.

Похоже, он действительно что-то такое планировал, по крайней мере надеялся, потому что в его ладони был зажат крошечный диктофон.

– Саша, – приказал он Скокову. – Контролируй мужиков.

Они дружно уселись перед оторопевшим Иваньковым.

Впрочем, в упор Иваньков не так уж и выглядел Иваньковым. Безумно похож, это да. Но не так, чтобы стопроцентно. Костюм, впрочем, копия – благородно-стальной цвет с чуть проглядывающей, почти незаметной вертикальной полоской. Легкая седина, торчащие скулы здорово подчеркивали сходство лже-Иванькова с настоящим Иваньковым, но глаза, пожалуй, были круглей, губы тоньше.

Официанты с интересом наблюдали за ними со стороны. Неизвестно, что им наговорили телохранители лже-Иванькова, но милицию никто не вызвал. Наверное, проще брать за битье наличкой, подумал Шурик.

– Ты кто? – спросил Роальд грубо.

Лже-Иваньков ухватился за трость и снизу вверх уставился на Роальда:

– Эт-т-то как?

Похоже, Врач был прав, лже-Иваньков не был героем.

– Я же знал! Я же говорил! – торжествовал Врач. – Погуще нажимайте на мещерявый мешуй! Раскатай его, Роальд! Он мне не нравится.

– Ты кто? – переспросил Роальд еще грубее.

– Я?… Иваньков – я!..

Роальд нехорошо рассмеялся:

– А потом? Ну, потом, когда ты снимаешь этот костюм? Ты ведь привык к костюмам попроще. Вот когда ты, скажем, остаешься в собственных трусах, которые тебе никто в ателье не заказывал, вот тогда, ты кто?

– А т-тебе зачем?

Коротко полыхнула вспышка. Лже-Иваньков попытался прикрыть лицо локтем, но не успел. Проходя к стойке, Сашка Скоков с приветливой улыбкой спрятал «кодак» в карман.

– Может, еще? – спросил он.

– Хватит, – сказал Роальд и кивнул поднявшимся было мордоворотам: – Вы не в кадре. Возьмите пива. Этот, – указал он на лже-Иванькова, – заплатит.

– У него деньги кончаются.

– Найдет, – отрезал Роальд.

И резко наклонился к ошеломленному лже-Иванькову:

– Ну? Кто заказал костюм? На чьи шиши напиваешься? Это же не дешево, так набираться каждый день, да и костюм у тебя не первый. Ты уже два костюма испортил.

– Ч-чего? – бессмысленно повторял лже-Иваньков. – Ч-чего?

– Тебе, наверное, и за фотогеничность платят, – сказал Роальд. – Хрен с тобой, не хочешь говорить, не надо. Мы сейчас уйдем, а ты здорово влипнешь. Если мы сейчас уйдем, тобой займутся другие. – Он сунул под нос лже-Иванькова удостоверение. – Одна твоя фотография потянет на шантаж. Ты же умный, вспомни статью. К ней еще много чего добавится.

И грубо спросил:

– Устраивает?

– Н-нет, – выдавил лже-Иваньков. Его лоб покрылся мелкими частыми капельками испарины. Иногда он оглядывался на телохранителей, но они мирно пили пиво со Скоковым. – Н-не устраивает.

– Тогда колись, козел, – влез в разговор Врач.

– А если я н-не скажу?

– Вот! – обрадовался Врач. – Это уже другое дело! Это уже по-мужски. Не скажешь, сразу обещаю лечение. Эффективное, и в развернутом виде.

– От чего? – испугался лже-Иваньков.

– От всего сразу. В комплексе. Из психушки выйдешь совсем смирный. У меня есть такая возможность. Курс лечения начнем прямо сегодня.

И пнул под столом лже-Иванькова:

– Колись!

Лже-Иваньков потрясенно молчал. Явное предательство мордоворотов его подкосило. А они и не оглядывались на него. Тянули пиво, думать забыв про подопечного. Скорее всего, Скоков доходчиво объяснил им ситуацию. Что, значит, к чему. Обычно Скокову верили.

– Ладно, – сказал Роальд. – Длинные фразы тебе не по сердцу. Можешь отвечать коротко, чужих никого нет. – Он обвел рукой почти пустой зал. – Народ начнет собираться позже. Вот тогда мы тебя и возьмем, при всех. А для эффекта пригласим журналистов. Вроде как на опознание. А угощаться будем на твой гонорар.

– З-зачем?

– Как зачем? Я же сказал. Я хочу знать, кто тебе платит. Одно словечко и мы уйдем. Одно словечко и ты свободен как ветер. Можешь крушить посуду, можешь бить официантов. Это ведь тоже кто-то оплатит? Кто?

Лже-Иваньков угрюмо молчал. Все же он был пьян.

– Вот видишь, – с грубоватым сочувствием заметил Роальд. – А ты думал, что ты опустился. Ты еще ничего. Ты еще свое возьмешь. Но сперва помоги нам. Без нас у тебя ничего не получится. Одна маета. Ты же видишь, мы пока дружески.

– Брось, Роальд, – ухмыльнулся Врач. – Папася, мамася! Парень нуждается в срочном лечении. Сегодня и начнем. С клизмы и с рвотного.

Лже-Иваньков позеленел. Заикаясь он выдавил:

– Я к-к-кашляю.

– А мы тебе слабительного. Стакан. С верхом.

– З-з-зачем стакан?

– Чтоб кашлять боялся.

Лже-Иваньков напрягся, но голос его дрогнул:

– Я ж без работы… Ч-чего?… А мне говорят, живи весело…

– Кто говорит?

– Н-ну, как… Я в кафе «Веснушка» сидел… Ко мне под-дошли, налили. Ну, говорят, хорош. В-вылитый наш кореш. Нам, говорят, надо кореша подкузьмить. Он шутку любит и песни… Я говорю, я не знаю песен. Помню од-дну, в школьном хоре пел, но она ид-деологически не подойдет. «Дни и ноч-чи, дни и ноч-чи, дни и ноч-чи напролет ход-дит спутник по вселенной, совершая свой полет». Может, правда, и под-дойдет идеологически, только я петь не умею… Да и н-не надо, мне говорят, не пой. Нам шутки нужны. Веселые шутки, прибаутки и розыгрыши. Не за бесплатно, мы ж понимаем. И, значит, наличными в руки!.. Я т-таких денег в жизнь не видал!.. И баба там, значит. Всех-то трое было. Смазливая, смеется. Я таких баб только во сне виж-жу, и то, когда им самим присниться з-захочется. Смеется, присматривается. Деловито так. Здесь, там, везде потрогала, я и дышать боюсь Спрашиваю, а ч-чего шутить? А баба смеется. По ресторанам, говорит, походи. Выпей, закуси сколько влезет. Я говорю, в меня м-много влезет. Она смеется, вот и хорошо! И пусть много! Мы тебе костюмчик хороший справим, чтоб ты мог в самые шикарные кабаки заходить. И трость д-дадим. Что или кто не понравится, сразу этой тростью!.. Ну д-да, говорю. Я, значит, тростью, а меня в вытрезвитель… С тобой наши люди будут, смеется баба, они тебя в обиду не дадут, а з-за разбитое мы заплатим. Официанты любят, когда наличкой. Они к тебе привыкнут, бесплатно будут поить. Кричать мы тебя научим, правильные слова кричать научим, ты их кричи. Если и впрямь по глупости загремишь в вытрезвитель – вытащим. Ну, посидишь часик-другой, т-тебе не прив-выкать! И смеется… Я тоже смеюсь. Говорю, боязно мне, я, в общем, смирный. Не сог-глашусь, наверное… Тогда один, зубы торчком, резко так: эт-то хорошо, что не согласишься, эт-то хорошо, что смирный… П-почему? – спрашиваю. А мы тебя на Кавказ продадим, тебя и трех овчарок, будешь овец пасти… Н-нельзя, говорю, меня п-продавать, я человек живой… А кавказцы, смеются, мертвых не покупают. С-сильно так сказали, я хвост прижал. Чего, говорю, делать? Чего, спрашиваю, шутить? А баба опять за меня. Смотрит как на портрет. Здесь, гов-ворит, подпудрить, тут подмазать. Сходство, гов-ворит, ужасное!.. – он опять обернулся к стойке, где телохранители мирно пили пиво со Скоковым: – В-вот и водят меня, а я шучу… Приодели, знач-чит, а и шучу… Что порвется, заменят…

– Не отвлекайся, – сказал Роальд. – Чего шутишь-то?

– Да ч-чего сказ-зали, то и ш-шучу.

– А чего сказали?

– Да т-так. Недельку д-де погуляй. По дорогим ресторанам, по тихим кафе. Где публика поинтеллигентней. Как вроде с деньгами, а огорчен. С-сильно огорчен, не просто пьешь, бабу ищешь. Собственную, не чужую. Она т-тебе вроде рога приделала, вот ты и сердишься, ищешь, хочешь, как человек известный, женщину укорить. Так и ори, где, з-значит, та блядь в бантиках? Где, значит, та баба неверная! Ну и проч-чая, сам придумаешь… Я и ору… – Лже-Иваньков клятвенно прижал руки к груди. – М-мужики, ч-честно ору!..

– Верим. Сами видели, – оборвал испуганного лже-Иванькова Роальд. – Ты о деле давай. Детали баба обсказывала?

– Баба. Смазливая. Мне т-такие только снятся.

– Сны цветные? – быстро спросил Врач.

– А я п-помню?

Лже-Иваньков опять обернулся.

Мордовороты у стойки, наконец, отставили пустые кружки. Один, перехватив взгляд Роальда, выразительно постучал пальцем по часам. Роальд понимающе кивнул.

– Бабу как звать?

– Так чего ж… К-какой сек-крет… Известная баба… Шутка ведь… Раз мужик скурвился, надо ж прищемить мужика… Она так сама сказала… С-скурвился, мол, может, еще спасем…

– Имя выкладывай.

Лже-Иваньков как-то и не понял сразу:

– К-какое имя?

– Бабы, которая шутить наняла.

– Ч-чего ж неясно-то? Если я Иваньков…

Роальд и Шурик переглянулись:

– Врешь!

– Ч-чего ж врать?… Если я Иваньков, не П-петрову, не Иванову же мне кричать…