Карл Вадасфи - Пропавшая без следа
– Что имею в виду? – кричу я. – А что, черт подери, я могу иметь в виду? Что из моего вопроса тебе непонятно, ты, китайский болванчик? – Откуда-то из задней части театра до нас доносятся шаги. Я не оборачиваюсь. – Зачем? – снова повторяю я. Теперь даже громче. – Зачем?
– У вас все в порядке? – спрашивает запыхавшийся голос. Я поворачиваю голову и вижу театрального менеджера, того самого, с которым мы разговаривали в день исчезновения Дженни.
– Это вы, – говорю я.
Он узнает меня. Его глаза округляются.
– Что здесь происходит?
– Этот человек, – говорит Вон, – нам докучает. Мы хотим уйти.
Он пытается проскользнуть мимо меня, но я преграждаю ему дорогу.
– Нет уж, – говорю я. – Ты не сбежишь от меня. Я не отпущу тебя, пока не расскажешь, зачем вы меня сюда заманили!
Миссис Вон почти не видно из-за спины мужа. Она низко опустила голову. Театральный менеджер изо всех сил старается вклиниться между нами, оттеснить меня в сторону и дать возможность Вону и его жене уйти. Но я ни за что этого не допущу.
– Что вы сделали с Дженни?
– О нет, опять все сначала, – со стоном произносит театральный менеджер.
– Они похитили ее! Они с ней что-то сделали! Я знаю!
Теперь я кричу во весь голос. И мой крик становится все громче и громче. Я напираю на Вона, и менеджер упирается ладонями в мою грудь, пытаясь успокоить. Но я не собираюсь отступать. Я просто не могу отступить. Мне нужны ответы.
– Хватит! – Теперь даже Вон начинает кричать. – Довольно! – Не могу поверить, что он осмелился на это. Но это не совпадение, он действительно привел меня сюда. Сначала в лондонский «Гейтуэй», а потом сюда. И я все это так не оставлю.
– Скажи мне, где она! Скажи, или клянусь Богом…
Я умолкаю, и в этот момент Вон пытается проскользнуть мимо, надежно обнимая за плечи жену.
Я не пропущу его.
– Нет! – ору я, хватая его за горло, когда он проходит мимо. – Я хочу знать!
Сзади менеджер хватает меня за руку. Двое билетеров присоединяются к нему и вцепляются в меня мертвой хваткой. Один из них держит меня за руки, другой – за шею. Изо всех сил рванувшись вперед, я ухитряюсь лягнуть Вона в бедро. Он падает на колени, а его жена тут же отскакивает от нас. Я продолжаю пинать его и вопить что есть мочи. Последний удар оказывается слишком сильным, и, потеряв равновесие, я падаю на спину, увлекая за собой одного из билетеров. Мы с размаху больно ударяемся об пол. Он ударяет меня коленом по спине, и у меня перехватывает дыхание. Пот и слюна покрывают мое лицо, и я бесконечно продолжаю выкрикивать имя Дженни, хотя уже не могу набрать полную грудь воздуха.
Я так сосредоточенно продолжаю произносить ее имя, что не замечаю, как в зал входят полицейские и останавливаются надо мной, в то время как билетеры и менеджер крепко держат меня, не давая подняться. Я понимаю, что они здесь, лишь когда меня переворачивают на живот, и, отчаянно ловя ртом воздух, чувствую, как на меня надевают наручники.
Глава 16
– Какого черта он это сделал?
Инспектор Морган стоял за своим письменным столом. На этот раз он говорил гораздо громче, чем Кейт Нельсен когда-нибудь слышала, а раньше ей неоднократно приходилось слышать, как он орет. Он упер руки в бока, и его лицо выглядело так, будто его недавно ударили.
– Вы говорите, что этот чертов придурок теперь преследует людей?
Нельсен не успела обзвонить оставшихся женщин по имени Дженни Майклз, поскольку ей позвонили из полицейского участка в Лондоне и сообщили, что Джона Симмонса задержали в театре «Фортуна».
– Он не преследовал их, а просто шел за ними. Понимаете, он думает, что эти люди присвоили себе дом, в котором она жила.
– Плевать на него и на то, что он думает. И черт подери вас, если вы верите в его домыслы. Совершенно очевидно, что этот тип спятил. Он преследует эту пару, едет за ними в Лондон, а это почти в тридцати милях от его дома, затем является в театр, куда они приехали, чтобы посмотреть спектакль, устраивает безобразную сцену, а затем нападает на этого Вона. И вы еще пытаетесь убедить меня, что он не спятил. Да он самый настоящий псих!
Нельсен понимала, что бесполезно пытаться убедить Моргана в обратном, когда он в таком состоянии. Лучше переждать бурю и дать ему успокоиться.
– Вы слепо поверили в его россказни. Вы помогаете ему, а он идет и устраивает дебош в театре. Нетерпеливый сукин сын. Я предлагаю вам сейчас же пойти к нему и сказать, чтобы он убирался со своими проблемами ко всем чертям!
Морган уселся, закинул ноги на стол и процедил сквозь зубы:
– Придурок, – а затем, для пущего эффекта, повторил это слово еще три раза.
Нельсен помолчала, решив убедиться, что вспышка гнева прошла. Через некоторое время стало понятно, что Морган успокоился. Воспользовавшись шансом, она заговорила:
– Итак, сейчас я пойду к нему и со всей строгостью сообщу, что мы занимаемся этим вопросом.
– Мы ничем таким не занимаемся. Уж никак не делами этого психа.
– Извините, я сообщу, что лично занимаюсь этим вопросом. И предупрежу, что, если ему нужна моя помощь, впредь он должен вести себя должным образом.
– А что насчет расшифровок звонков с мобильного?
– Я их получила. Это только входящие звонки. С этого номера не звонили. Там только звонки с номера Джона Симмонса и еще с одного, неизвестного номера. Он тоже не зарегистрирован в сети.
– Что и следовало доказать. Этой Дженни Майклз просто не существует. Он чокнутый! Возможно, сам купил сим-карту и названивал на нее.
– Нет, сэр, здесь что-то не так. Я не верю, что все просто. Появился же откуда-то тот второй номер, с которого звонили Дженни Майклз. И кто этот человек, который звонил ей? И к тому же у него были билеты на спектакль. А затем билеты оказались и у Вонов. Сложно поверить, что их появление там – всего лишь совпадение. Я чувствую, что здесь все не так-то просто.
– Скажите ему, – взвивается Морган, – что если он выкинет еще какую-нибудь безумную штуку, то будет иметь дело со мной. Я притащу его сюда и оторву его дурную башку. И вам тоже следует быть начеку. Если что, я и вас привлеку к ответу. А теперь убирайтесь и займитесь этим типом.
Нельсен была несказанно рада возможности поскорее покинуть кабинет Моргана. Она поспешно выскочила за дверь.
Совсем немного времени прошло с тех пор, как я сидел в подобной дыре, и вот я снова здесь. Камера крошечная и холодная, и звук моего собственного дыхания заставляет меня волноваться еще сильнее. Около часа назад меня буквально швырнули сюда, и с тех пор я сижу в полном одиночестве и мертвой тишине.
Но я должен был вступить в противоборство с Вонами, теперь хорошо это понимаю. Я должен был бросить им вызов, показать, что им больше меня не одурачить, что я их раскусил.
Они специально заманили меня в театр «Фортуна», в этом нет сомнений, но я не представлял, зачем им это понадобилось, зачем они дразнили меня, что у них за цель, чего они надеялись достичь. Что ж, уж я-то достиг чего хотел, привлек их внимание и заставил понять, что им все так просто с рук не сойдет.
Но теперь я застрял здесь. И силы, которые я ощущал, следуя по пятам за Вонами, оставили меня. В душу закралась пустота, потому что теперь я сижу взаперти, а не продолжаю поиски Дженни, не преследую Вонов, чтобы добиться от них правды. Где Дженни? Что они с ней сделали? Зачем дурачат меня? И кто за всем этим стоит? Я должен знать, сами ли Воны все это придумали, или этот план придумал кто-то другой. И что, черт подери, с ними произошло? Они могли скрыться, зная теперь, что мне все известно.
При мысли о том, что за спиной у меня мог незаметно находиться неизвестный человек или группа людей, которые наблюдали за происходящим, принимая решения кому жить, а кому умирать, я начинаю сходить с ума от беспокойства. Я не могу позволить, чтобы Дженни оставалась там. Я должен выбраться отсюда, но не знаю, что стану делать, когда выйду на свободу. Не знаю, каким должен стать мой следующий шаг. У меня такое ощущение, будто я исчерпал все возможные варианты. Могу отправиться к Вонам и донимать их, пока они не расскажут все, что знают, я могу преследовать их, угрожать им. Но что, если все это ни к чему не приведет? Что, если мне не удастся узнать то, что я так отчаянно хочу выяснить? Что, если Дженни теперь навсегда останется лишь воспоминанием?
Я устал от собственной беспомощности и пытаюсь, можете мне поверить, пытаюсь приложить максимум усилий и выполнять работу полиции. Но если похитителей несколько, хватит ли у меня сил, чтобы остановить их?
Я поднимаю голову и вижу вокруг лишь серые стены. Я сижу на продавленном матрасе, из которого тут и там торчат пружины, и кажется, что этот матрас с самого начала был таким же неприглядным, как и сейчас. Стоит мне пошевелиться, и я ощущаю острые уколы сквозь ткань матраса, а шевелиться мне приходится часто, потому что я никак не могу удобно устроиться. В камере нет окна, лишь стальная дверь, такая же бесцветная, как и стены, и испещренная царапинами.
