Фридрих Незнанский - Криминальные прогулки
– Хорошо бы! – Тот поднял кость и оживился: – У меня там толковых ребят много!
– Ну вот и хорошо.
На том и порешили.
Удивительно, но в ходе разговора ни Вячеслав Витальевич, ни Андрей Петрович ни разу так и не упомянули о Михаиле Широкове – законном владельце комплекса «Розовые сны». Как будто его и не было вовсе, как будто он и не являлся помехой для осуществления только что озвученного мэром замысла.
А с другой стороны, и правда – что он, являлся помехой, что ли? Да ну, в самом деле… Это же просто смешно…
Яковлев и Коломиец смотрели на Турецкого так, как смотрят школьники на оговорившегося учителя, по словам которого вышло, что Волга впадает не в Каспийское море, а в какое-нибудь Черное. А школьники между тем совершенно точно знают, что это не так, но поправлять учителя стесняются.
Так и Яковлев с Коломийцем. «Что это еще за идея такая – торговать наркотиками?…» – думали они, но вслух ничего не говорили.
Турецкий встал со стула, снял висящий на его спинке пиджак и надел его. Потом шагнул к зеркалу и, поправляя галстук, объяснил отражениям оперов:
– Судя по всему, Корнев вполне может снова выйти, так сказать, в люди, для того чтобы купить наркотики. Вот мы и должны попытаться сцапать его…
Яковлев и Коломиец переглянулись:
– А как?
Александр выровнял узел галстука точно между уголками воротника и повернулся к операм:
– Действовать мы будем следующим образом…
В этот момент во входную дверь постучали. Стук был какой-то неуверенный, но вместе с тем и настойчивый. Турецкий, не договорив, пошел открывать. Опера вытянули шеи в направлении прихожей, в конце которой и находилась эта самая входная дверь. Повернув в замке ключ, Турецкий открыл ее и увидел перед собой вроде бы знакомое лицо, но, кто именно был пришедший человек, «важняк» в первую секунду и не сообразил.
– Я сосед Корнева, – сказал гость. – Ближайший. Вы ко мне недавно заезжали…
– Ах да! – вспомнил Александр.
– У меня есть кое-что для вас…
Турецкий шагнул чуть в сторону, пропуская визитера:
– Прошу.
Сосед Корнева робко зашел в прихожую и в нерешительности остановился, заметив выглядывавшие из комнаты лица оперов.
– Здрасте… – кивнул он им.
– Здрасте… – ответили Яковлев и Коломиец.
– Вы проходите, проходите. – Турецкий чуть тронул гостя под локоть, как бы подталкивая его в сторону комнаты.
Тот сделал несколько шагов и, оказавшись возле оперов, сел на стул, недавно оставленный Александром.
Яковлев и Коломиец с интересом уставились на него, но Турецкий вдруг позвал их в прихожую.
– Вы извините, – приложив руку к груди, сказал он при этом соседу Корнева. – Мы только кое-что закончим… Буквально пара минут.
И когда оперы подошли к нему, он закрыл дверь, отделявшую прихожую от комнаты, и некоторое время что-то приглушенно объяснял за ней Яковлеву и Коломийцу. Когда он снова открыл дверь, оперов в прихожей уже не было.
– Слушаю вас! – входя в комнату, сказал Турецкий визитеру.
И только тут заметил в его руках какой-то сверток.
Наркотики в городе продавали на одной из центральных площадей возле памятника Льву Толстому. Трудно сказать, почему именно это место было облюбовано тульскими наркодилерами для сбыта своего зелья, но вот уже который год они с утра до вечера (да и ночью, бывало) и в снег, и в зной, и в дождь проливной торчали тут под укоризненным взглядом гранитного графа, который, как известно, не только наркотики, а и водочку-то не одобрял, а одобрял плуг в руки – да по полям.
Честно говоря, наркодилеры и сами пошли бы по полям за плугом, но только в том случае, если бы эти поля им затем позволили засеять маковой соломкой. А так как этого им конечно же не позволили бы, они и терлись теперь здесь – на площади, реализуя товар, присланный афганскими коллегами, пользующимися у себя на родине большими предпринимательскими свободами в избранной сфере деятельности.
И анаша, и кокаин, и героин всегда имелись в наличии у тульских наркодилеров. Но в целях безопасности они держали дурь не при себе, а где-нибудь на расположенной поблизости хате.
Для того чтобы купить дозу, надо было подойти к вроде бы без дела шатающемуся по площади молодому человеку и спросить: «Есть че?» Молодой человек осматривал потенциального покупателя с головы до ног, ища подвоха. Если ничего не находил, то отвечал: «Ну че-то есть…» А если опытным глазом просекал в клиенте засланного из ментовки казачка, то широко улыбался ему и говорил о себе почему-то в женском роде: «Я не такая! Я жду трамвая!»
В тот день все было так же, как и в другие дни. Наркодилеры слонялись по площади, с кем-то из обращающихся к ним уходили, кого-то отбривали, жевали резинку и пинали попадавшихся на пути жирных, переваливавшихся с ноги на ногу голубей.
Словом, все было как всегда.
Все, да не все.
На одной из скамеечек, возле дуба, вот уже час сидели два каких-то странных мужика в серых пиджаках. Они закрылись от окружающих газетами и решительно ни на кого не обращали внимания.
Зато окружающие обращали внимание на них.
«Менты, что ли? – перешептывались между собой наркодилеры. – Или конкуренты? А может, просто лохи?»
И так как наркодилеры не замечали, чтобы мужики следили за кем-нибудь из торговцев зельем или выискивали клиентов, то сходились во мнении на последнем предположении – должно быть, это действительно обычные лохи, отдыхающие тут на свежем воздухе.
Лохами были Яковлев и Коломиец. А на скамеечке они сидели потому, что такое указание дал им Турецкий.
– Выслеживайте Корнева! – сказал он.
Александр и сам хотел отправиться на площадь, но из-за внезапно пришедшего корневского соседа остался в гостинице. А оперов, чтобы не терять времени, отправил сюда.
Вопреки мнению наркодилеров, оперы следили абсолютно за всеми и за всем: боковое зрение плюс несколько незаметных дырочек в газетах – вот, как говорится, и весь секрет.
Так что неизвестно еще, кто тут были лохи…
Мало того что Яковлев и Коломиец наблюдали за всем, что происходит на площади, так они еще и кроссворд успевали разгадывать. Причем весьма успешно. Главным образом это была, понятно, заслуга умного Коломийца, но и Яковлев тоже пару раз блеснул эрудицией. Например, он сразу же сказал, что последним словом из пяти букв в пушкинской строчке «выпьем, няня, где же…» является «кружка», а жену Адама из трех букв звали Ева. Правда, он чуть было не сказал «Ира», но вовсе не из-за вопиющего незнания библейской истории, а просто чтобы пошутить – дело в том, что Ирой звали жену одного их с Коломийцем приятеля – армянина Адама Айрапетовича.
Очень скоро неразгаданным осталось только одно слово.
– Значит, так… – сказал Коломиец, вчитываясь в мелкий шрифт конца колонки «по горизонтали». – Слово из шести букв. Обозначает полное поражение, крах всего. Вторая "и".
– Вторая "и"? – задумался Яковлев. А потом вдруг как-то удивленно посмотрел на Коломийца и спросил: – Точно вторая "и"?
– Да точно, точно… – пробормотал Коломиец, сам сосредоточенно перебирая в голове возможные варианты.
Яковлев кашлянул и чуть нахмурил брови, как будто у него не оставалось другого выхода, как только сказать то, что пришло ему сейчас на ум, хотя он почему-то не хотел этого говорить.
– Ну значит, это… – Тут Яковлев сделал небольшую паузу, после которой все-таки назвал слово из шести букв со второй "и", которое действительно обозначало полное поражение и крах всего, да только вот было совершенно неприличным.
– Ты чего? – ошарашенно уставился на него Коломиец. – Такого в кроссворде быть не может!
– Но ведь подходит? – не сдавался Яковлев.
– Ну подходит…
– Значит, оно и есть! – убедительно сказал Яковлев и еще раз произнес это самое слово, звонко цокнув завершавшей его "ц".
Коломиец насупился, словно делая последнее мысленное усилие, и вдруг, догадавшись, улыбнулся:
– Да нет же! Это слово «фиаско»! Понял? Фиаско!
– А-а… – протянул Яковлев. – Ну да… Как это я сразу не допер…
В течение того времени, когда опера разгадывали кроссворд, они ни на секунду не ослабили наблюдение за площадью.
Но пока оно не принесло им никаких результатов.
После инцидента в ванной Витя притащил Ингу обратно в комнату, бросил на диван и, хлопнув дверью, ушел. В течение последующих дней он приносил ей еду – все тот же хлеб с водой, а под диван сунул накрытый крышкой горшок. Инга несколько раз поднималась, отщипывала немного от нарезного батона и снова валилась на свое ложе.
Сегодня, когда Витя зашел к ней, он застал девушку свернувшейся в калачик под верблюжьим одеялом и не реагирующей ни на какие его слова. Он быстро подошел к ней, растормошил и, убедившись, что она жива, только как будто находится в прострации, заключил:
– Ну что же… Придется опять идти за героином…
Он вышел из комнаты, запер ее на ключ и, пройдя коридором мимо ванной, зашел в расположенное сразу за ней помещение. Помещение это представляло собой нечто вроде театральной гримерки – те же обрамленные лампочками зеркала по стенам, те же туалетные столики, те же вешалки.
