Валерий Еремеев - Опасная охота
Моя позиция мне больше нравиться, чем их. За моей спиной находиться та самая стена, об которую я шмякнул автомобиль. С левой стороны я защищен машиной, а справа — трансформаторной будкой. Проход между ними не очень широкий — метра полтора, а может и того меньше, что не даст моим противникам использовать численное преимущество. Однако они этого не понимают и, стараясь напасть на меня оба сразу, больше мешают друг другу. Прямым ударом ноги в живот я без особого труда вывожу из строя задохлика и тут же понимаю, что сам совершил глупость. Это как раз тот случай, когда уменьшение количества только повышает качество. Теперь я остаюсь один на один с этим верблюдом.
Увертываясь от ударов, я все-таки понемногу отступаю к стене. Еще несколько секунд и он меня прижмет и размажет по ней. К своему несчастью этот тип совершенно не имеет никакого понятия о технике рукопашного боя и старается действовать только силой. Пока мне удается увертываться, но и у него получается пару раз меня слегка зацепить. Дружок его, тем временем, приходит в себя и, не повторяя теперь прежней ошибки, забирается на разбитую «копейку», собираясь, по-видимому, оттуда прыгнуть на меня. Следя за ним краем глаза, теряю бдительность, и пропускаю удар в грудь, который отшвыривает меня к стене. На пол секунды мне кажется, что в меня врезался Ил-86, но каким-то чудом все-таки удерживаюсь на ногах. Дабы усыпить бдительность противника делаю вид, что я уже выдохся, и, сказать по правде, еще немного, так оно и будет. Здоровяк полностью раскрывается и с омерзительной ухмылкой подходит ближе, чтобы поудобней нанести окончательный удар. Он размахивается ногой, но это даже и не удар. Может быть, так можно бить пенальти по воротам, но только не человека. Я без труда блокирую его и со всей силы врезаю ему кулаком в живот. Он издает звук подобно лопнувшей автомобильной шины и принимает форму вопросительного знака. Я, будучи всегда противником всяческих вопросов и больше предпочитающий ответы, отвешиваю ему снизу по подбородку, превращая вопросительный знак в восклицательный, и затем правым прямым в челюсть окончательно отправляю в нокаут. Что же касается последнего, то он так и не решился сигануть с крыши «Жигулей» и, одиноко, стоит на возвышении как аист в гнезде. Теперь, когда он остался один, вид у него еще более жалкий.
Не желая более побоища и жалея о потраченном времени, вспоминаю про пистолет, который вытаскиваю и показываю ему. Я, кажется, уже говорил вам, что это точная копия «Макарова», которую сразу и не отличишь от настоящего. Лицо у «аиста» вытягивается от страха и становиться похожим на пролежавшую целый год в погребе старую и высушенную морковку.
— Я отпускаю тебя, — говорю я ему и делаю дулом пистолета соответствующий жест. — Все, можешь убираться!
— Я… Это… Мне… Можно идти? — заплетающимся от страха языком спрашивает он. — Сейчас?
— Я что, не ясно выразился? Забирай своих дружбанов и проваливай!
Мне не очень хочется, чтобы описание моей внешности появилось у моих бывших коллег, поэтому считаю нужным добавить с максимальной угрозой в голосе.
— Если хоть слово ментам вякните, я вас всех зарежу, а тачки ваши сожгу! Можете заранее памятники себе заказывать!
— Это не в наших правилах, — отвечает водила, который к тому времени уже слез с машины и понявший, что я не собираюсь в него стрелять, несколько осмелел. — Мы сами тебя найдем, когда у тебя пушки под рукой не окажется.
Я перелезаю через кирпичную стенку и исчезаю в лабиринте дворов. Меня берет зло оттого, что из-за этих ковбоев-любителей я упустил клиента. Где мне его теперь искать?
Я добираюсь до площади Горького, до места, где высадился Калачев, стараясь при этом огибать все стоянки такси, и выхожу на улицу Покровскую, в начале которой я видел его последний раз.
Глава 6
Покровка — улица полностью пешеходная, и я лениво бреду в потоке людей, гадая, куда именно подался Калачев. Может он где-то живет поблизости? Маловероятно. Это одна из центральных улиц. Здесь много дорогих ресторанов, казино и прочих увеселительных заведений. Жилые дома в этом районе красивые, с высокими потолками и по карману самым обеспеченным. Может Калачев и ходит с пушкой за спиной, считая себя крутым чуваком, но сомневаюсь, чтобы он имеет здесь где-нибудь пристанище.
От нечего делать я разглядываю вывески и витрины салонов-магазинов, баров, банковских контор. На девятнадцатой по счету задерживаю внимание. Это ресторан «Валюша». В меру уютная, средних размеров забегаловка с европейской кухней, бильярдом и игровыми автоматами. Альварес говорил, что именно здесь видели Юрия Коцика в компании с очень похожим на Калачева человеком. Случайность? Или закономерность?
В любом случае, никаких других зацепок у меня в запасе все равно нет. Придется остановиться на «Валюше», что я и делаю.
Минут пять переминаюсь с ноги на ногу возле причудливо раскрашенной витрины, пытаясь разглядеть сквозь портьеры сидящих за столиками, в тоже время, понимая всю бесполезность этого занятия. Даже если я угадал и Калачев шел именно сюда, то не затем, чтобы заморить червячка, особенно, если вспомнить, что с такой вавкой на лице, которую он получил от меня в подарок, можно надолго лишиться всякого аппетита.
У двери ресторана, как и положено, стоит швейцар в накинутом поверх униформы пальто, с заплывшими барсучьими глазками на важном лице. Может его спросить? А вдруг Калачев здесь свой в доску? В таком случае, сомнительно, чтобы мне сказали правду, зато я рискую засветиться и дать тому понять, что за ним следят.
Еще несколько минут колеблюсь, взвешиваю все за и против, а после, махнув рукой, решаю все-таки спросить. Это рискованно — времени у Калачева было достаточно, чтобы заметить мою рожу. Но не торчать же здесь под окнами, ожидая второго пришествия!
Я подхожу к церберу и изображаю дружественную улыбку. Он строго осматривает меня с головы до ног, точно пытаясь определить, увеличит ли общение со мной размер его капитала или нет. Наверное, я не произвожу на него должного впечатления, поэтому он отворачивается в сторону.
— Я ищу своего друга, — говорю я ему и чтобы привлечь его внимание, сую ему двадцать долларов, из денег, экспроприированных мною у Калачева. — Я должен был с ним встретиться, но опоздал. Вы его случайно не видели? Он мог зайти в ваш ресторан.
Я даю ему самый подробный портрет моего клиента. Швейцар торопливо берет деньги и заявляет, что действительно видел похожего человека, добавив при этом с легкой усмешкой, что у него должно быть большие проблемы с лицом.
Я интересуюсь, где сейчас этот человек, зашел в ресторан или просто проходил мимо, и если заходил в ресторан, то там ли он до сих пор или уже ушел, но швейцара вдруг не с того ни сего поражает глухота. Меня так и подмывает хорошенько треснуть по его ушам, чтобы вернуть их в рабочее состояние, но вместо этого сую ему еще двадцатку, которая, так же как и первая мгновенно исчезает в бездонном кармане.
Теперь я узнаю, что мой «друг» все еще в ресторане, сидит за столиком и ведет беседу с одним человеком. На мой вопрос, знает ли он этого человека, швейцар снова прикидывается контуженным. Двадцаток у меня больше нет, остались только пятидесяти и стодолларовые купюры. Если я и дальше буду продолжать в том же духе, то и глазом моргнуть не успею, как стану банкротом. Решаю все таки еще раз позолотить ему ручку, предварительно поклявшись про себя, что если и на этот раз не получу всей исчерпывающей информации, то выбью ему зубы.
То ли портрет президента Гранта, оцененный правительством Соединенных Штатов в пятьдесят баксов ему нравиться больше, чем портрет другого менее удачливого правителя, то ли за долгие годы стояния перед дверями он научился читать по глазам мысли людей и не хочет потратить все полученные от меня деньги на стоматолога, но на сей раз, он становится более разговорчивым и сообщает, что собеседник, интересующего меня человека, их постоянный клиент. У него фирма, расположенная в доме напротив, поэтому почти всегда обедает у них. Фамилии его швейцар не знает, но знает, что кличут его Анатолий Адольфович и что он большой жлоб, так как приличных чаевых от него никогда не дождешься. Что же до моего знакомого, то его он также видел не раз, как в их ресторане, где он обедал один и в компании, так и когда тот проходил мимо, когда шел в офис вышеупомянутого Анатолия Адольфовича.
Я велю посторониться и прохожу через вестибюль по направлению к обеденному залу. Останавливаюсь возле входа так, чтобы не слишком светится. Зал полупустой и обнаружить нужную парочку большого труда не составляет. Они сидят возле дальней стенки, боком ко мне.
На вид Анатолию Адольфовичу столько же лет, как и мне, только он уже успел отрастить пузцо. Волосы у него темные, блестящие и прилизанные. Не переставая жевать, он что-то энергично втолковывает Калачеву, дирижируя себе ножом и вилкой. Холенные, полные щеки искажаются гримасой неодобрения и гнева. Я наблюдаю пьесу под названием «Раздача слонов». Калачев слушает молча, время от времени прикладывая к лицу белую салфетку. Тарелок с хавкой перед ним нет, на нее он сегодня не наработал, а только пустая рюмка из-под водки или коньяка.
