Джеймс Баллард - Автокатастрофа
Мы попали в огромную пробку. От пересечения автострады с Западным проспектом до въезда на эстакаду все полосы были забиты машинами, лобовые стекла источали переплавленные лучи солнца, зависшего над западными окраинами Лондона. В вечернем воздухе мерцали габаритные огни, озаряя колоссальный водоем лакированных тел. Воан сидел, выставив руку из пассажирского окна. Он нетерпеливо щелкал дверной ручкой, постукивал по кузову кулаком. Справа от нас нависала обрывом человеческих лиц высокая стена двухэтажного автобуса, ехавшего из аэропорта. Пассажиры в окнах напоминали ряды мертвецов, уставившихся на нас из галереи колумбария. Колоссальная энергия двадцатого века, достаточная для того, чтобы переместить планету на новую орбиту вокруг более счастливой звезды, была направлена на поддержание этой грандиозной неподвижной паузы.
Полицейская машина, мигая фарами, пронеслась по нисходящей полосе эстакады, вращающийся фонарь на ее крыше хлестал воздух, как синяя плеть. Над нами, на гребне восходящей полосы, два полицейских направляли поток движения прочь от бровки. Предупреждающие треноги, установленные на тротуаре, ритмично вспыхивали «Притормозить… Притормозить… Авария… Авария…» Десять минут спустя, достигнув восточного конца эстакады, мы увидели внизу место аварии. Полосы машин двигались мимо кольца полицейских прожекторов.
Три машины столкнулись на пересечении восточного пандуса эстакады и Западного проспекта. Полицейская машина, две кареты скорой помощи и грузовик техпомощи образовали вокруг места аварии просторный загон. Пожарники и полицейские техники работали с машинами, свет их ацетиленовых фонарей вспыхивал на дверных панелях и крышах. На тротуарах и пешеходном мосту, пересекающем Западный проспект, собралась толпа, зрители плечом к плечу опирались на металлическую ограду. Самая маленькая машина, вовлеченная в аварию, - желтый итальянский спортивный автомобиль - была почти уничтожена черным лимузином с усиленным мостом, который вынесло за разделительную полосу. Лимузин вернулся через бетонный островок на собственную полосу и врезался в стальную штангу дорожного указателя, искорежив радиатор и крыло прежде, чем его, в свою очередь, ударило такси, въезжавшее на эстакаду с Западного проспекта. Лобовой удар в капот лимузина, заставивший такси перевернуться и снова встать на колеса, вызвал боковые повреждения, перекосив кабину и корпус градусов на пятнадцать. Спортивная машина лежала на крыше на разделительной полосе. Команда полицейских и пожарников поднимала ее на бок, извлекая два тела, все еще заключенных в раздавленном салоне.
Возле такси лежала группа из трех пассажиров, с ног до груди укутанных в покрывала. Врачи оказывали помощь водителю - пожилому мужчине. Он сидел, опершись о задний бампер своей машины. Лицо и одежда были запятнаны кровью и напоминали кожу во время какой-то необычной болезни. Пассажиры лимузина все еще сидели в кабине автомобиля, их силуэты едва угадывались за потрескавшимся стеклом.
Мы проехали мимо места аварии, тащась в череде машин. Кэтрин наполовину спряталась за передним сиденьем. Ее глаза спокойно смотрели на отпечатки тормозных путей и петли окровавленного масла, испещряющие привычный гравий, словно хореографическая маркировка сложной битвы, диаграмма покушения на жизнь. Воан, наоборот, высунулся из окна, руки наготове, словно собирался обнять одно из тел. Из какого-то ящика или ниши возле заднего сиденья он достал камеру, которая теперь болталась у него на шее. Его глаза метались по трем разбитым машинам, словно он фотографировал каждую деталь мускулатурой, белыми полосками шрамов вокруг рта, запечатлевал каждый погнутый бампер и сломанную кость в последовательности быстрых гримас и нежданных выражений. Чуть ли не впервые с тех пор, как я встретил его, он был совершенно спокоен.
Под вой сирены по встречной полосе спускалась третья карета скорой помощи. Полицейский мотоциклист пристроился перед нами и замедлил ход до нуля, сигнализируя мне, чтобы я подождал и пропустил карету. Я остановил машину и заглушил двигатель, глядя через плечо Кэтрин на застывшую жестокую сцену. В десяти ярдах от нас стоял разбитый лимузин, тело молодого шофера все еще лежало возле него на земле. Полицейский уставился на кровь, вдовьей вуалью покрывающую лицо и волосы. Три механика работали рычагами и резаками у задних дверей лимузина. Они взломали смятый дверной механизм и отвалили дверь, открывая заключенных в салоне пассажиров.
Два пассажира - розовощекий мужчина за пятьдесят в черном пальто и женщина помоложе с бледной анемичной кожей - все еще сидели на заднем сиденье. Их головы были чуть наклонены вперед, взгляды обращены на полицейских и сотни зрителей, словно эти двое были второстепенными членами королевской семьи на приеме. Полицейский стащил дорожный плед, покрывавший их ноги и талии. Это короткое движение, обнажившее голые ноги молодой женщины и расставленные ступни пожилого мужчины, очевидно, сломанные в лодыжках, немедленно преобразило всю сцену. Юбка женщины закрутилась вокруг талии, ее бедра были расставлены, словно она намеренно демонстрировала свой пах. Левой рукой она держалась за шнурок оконной занавески, белая перчатка была отмечена кровью ее маленьких пальцев. Она слабо улыбнулась полицейскому, как приоткрывшая покровы королева, поощряющая придворного к интимным прикосновениям. Пальто ее спутника было распахнуто, открывая всю длину его черных брюк и модельные туфли. Правое бедро было вытянуто, как у учителя танцев в скользящем движении танго. Когда он повернулся к женщине, нащупывая ее ладонью, то соскользнул с сиденья, и его лодыжка ткнулась в нагромождение кожаных чемоданов и битого стекла.
Дорожный поток продолжил течение. Я завел мотор и отпустил машину вперед. Воан то поднимал камеру к глазу, то опуская ее вниз, когда санитар скорой помощи пытался выбить ее у него из рук. Над головой проплыл пешеходный мост. Наполовину высунувшись из машины, Воан смотрел на десятки ног, прижатых к металлическому ограждению, потом он открыл дверь и вынырнул.
Пока я выруливал к обочине, он бежал назад к пешеходному мосту, лавируя между машинами.
Мы последовали за Воаном назад, к месту аварии. Сотни лиц, прижатых к окнам машин, спускающихся по эстакаде. Зрители стояли в три ряда на тротуарах и разделительной полосе, толпились у проволочной сетки, отделяющей автостраду от торгового центра и жилого квартала. Полиция отказалась от каких-нибудь попыток рассеять огромную толпу. Группа механиков работала над разбитой спортивной машиной, поднимая металлическую крышу, сплющенную над головами пассажиров. Людей, находившихся в такси, несли на носилках в карету скорой помощи. Мертвый шофер лимузина лежал полностью прикрытый одеялом, а доктор и два санитара пробирались на заднее сиденье.
Я оглядел толпу. Среди присутствующих было довольно много детей, некоторых родители подняли на плечи, чтобы тем было лучше видно. Вращающиеся полицейские маячки освещали лица созерцателей. Мы взобрались на бордюр возле проволочной сетки. Никто из зрителей не выказывал признаков беспокойства. Они смотрели на сцену со спокойным академическим интересом покупателей на престижном рынке породистых лошадей. Их расслабленные позы предполагали взаимное понимание мельчайших подробностей, словно они осознавали все оттенки значения смещения радиаторной решетки лимузина, искажения корпуса такси, мелкой крошки рассыпавшегося лобового стекла.
Они сели в двухместный кабриолет, украшенный флажками и желтыми разводами, и, эксцентрично сигналя, укатили. Здоровенный мужчина в куртке водителя грузовика подсадил на бордюр свою жену, поддержав ее рукой за ягодицы. Эта всеобъемлющая сексуальность наполнила воздух, словно мы были членами общины, покидающими проповедь, которая призывала почтить нашу сексуальность с друзьями и незнакомцами, и мы уезжали в ночь, чтобы сымитировать с самыми невероятными партнерами кровавое причастие, которое мы созерцали.
Кэтрин прислонилась к капоту «линкольна», прижавшись лобком к хромированному выступу его окантовки и отстранив от меня голову.
– Ты сможешь вести машину? С тобой все в порядке?
Я стоял, расставив ноги, скрестив руки на груди, вдыхающей пропитанный огнями воздух. Я снова чувствовал свои раны на груди и коленях, вслушивался в шрамы - нежные повреждения, которые теперь источали изысканную теплую боль. Я весь светился этими точками, как воскресший человек, нежащийся в тепле залеченных травм, которые стали причиной его первой смерти.
Я встал на колени возле переднего колеса «линкольна». Бампер и крыло были испачканы черными полосками желеобразного вещества, такие же полосы пересекали диск колеса. Я прикоснулся пальцами к липкому веществу. Бампер был отмечен глубокой вмятиной, такая же деформация осталась на моей машине года два назад, когда я врезался в немецкую овчарку, перебегавшую дорогу. Я остановился ярдов через сто и увидел двух школьниц, ревущих в ладошки над умирающим псом. Я указал на липкие пятна крови: