Морье Дю - Французов ручей

С тех пор как она, усталая, измученная и продрогшая, спотыкаясь, спустилась в каюту и, стянув с себя рубашку и брюки, скинув неуклюжие башмаки, забралась в теплую, уютную постель, мечтая только об одном: чтобы ей дали спокойно выспаться, -- прошла, казалось, целая вечность.

Пока она спала, в каюте, как видно, кто-то успел побывать: окно, плотно закрытое на время шторма, было широко распахнуто, одежда ее исчезла, а вместо нее на стуле появился кувшин с горячей водой и полотенце.

Выбравшись голышом из огромной кровати, в которой она провела не меньше суток, она взяла кувшин и начала умываться, размышляя о том, что капитан , кто бы он ни был, явно не чуждался комфорта. Закончив свой туалет и причесавшись, она выглянула из окна: справа по борту виднелись мачты , залитые ярким солнечным светом. Снова аппетитно запахло жареным цыпленком. На палубе послышались чьи- то шаги. Дона торопливо юркнула в кровать и натянула одеяло до самого подбородка.

--Вы уже проснулись? -- раздался из-за двери голос француза.

Чувствуя, как сердце ее вдруг отчаянно забилось, она крикнула:

--Да, входите! -- и откинулась на подушки.

Он остановился на пороге, держа в руках поднос и с улыбкой глядя на нее.

--Я проиграла пари, -- сказала она.

--Знаю, -- ответил он.

--Откуда?

--Я заходил вас проведать, но не успел открыть дверь, как вы запустили в меня подушкой и велели убираться к черту.

Она рассмеялась и покачала головой:

--Неправда, сюда никто не заходил, я никого не видела.

--Охотно верю. В том состоянии, в котором вы находились, мудрено было что-то разглядеть. Но не будем спорить. Вы проголодались?

--Да.

--Я тоже. Предлагаю пообедать вместе.

Он принялся накрывать на стол. Она наблюдала за ним из-под одеяла.

--Сколько сейчас времени? -- спросила она.

--Около трех, -- ответил он.

--А день сегодня какой?

--Воскресенье. Боюсь, что вашему приятелю Годолфину не удастся послушать сегодняшнюю проповедь, разве что в Фой-Хэвене очень искусные парикмахеры.

И он кинул выразительный взгляд на стену за ее кроватью. Она подняла голову и увидела висящий на гвозде парик.

--Когда вы успели его повесить? -- рассмеявшись, спросила она.

--Когда вы лежали с приступом морской болезни, -- ответил он.

Она прикусила язык: Боже мой, какой позор, в каком виде он ее, должно быть, застал! Она подтянула одеяло еще выше и принялась следить за тем, как он расправляется с цыпленком.

--Хотите крылышко? -- спросил он.

Она кивнула, прикидывая, как бы усесться поудобней, чтобы одеяло не сползло. Наконец, улучив минутку, когда он отвернулся, чтобы откупорить бутылку, она приподнялась на подушке, накинула одеяло на плечи и старательно подоткнула его с боков.

Он подошел к ней с тарелкой в руках и критически оглядел со всех сторон.

--М-да, -- протянул он. -- Попробуем подыскать вам что-нибудь поинтересней. Как-никак только что вернулся из Индии.

Он вышел из каюты и склонился над большим деревянным сундуком, стоявшим у трапа. Подняв крышку, он вытащил из сундука шаль с яркими золотисто-алыми разводами и шелковой бахромой по краям.

--Кто знает, возможно, эта шаль предназначалась для жены Годолфина, -произнес он. -- В этом сундуке много занятных вещиц, если хотите, можете потом взглянуть.

Он снова уселся за стол и, отломив куриную ножку, принялся ее обгладывать. Дона отпила глоток вина и посмотрела на него поверх бокала.

--Подумать только, а ведь мы оба могли бы сейчас висеть на самом высоком дереве в парке Годолфина!

--И висели бы, если бы ветер не подул с запада, -- ответил он.

--А чем вы собираетесь заняться сегодня?

--Я никогда не составляю планов на воскресенье.

Следуя его примеру, она взяла крылышко обеими руками и начала с аппетитом есть. На палубе послышались звуки лютни и негромкое пение.

--Скажите, вы всегда так дьявольски удачливы? -- спросила она.

--Всегда, -- коротко ответил он, выкидывая за окно обглоданную ножку и приступая ко второй.

Солнечные лучи заливали стол, за бортом лениво плескались волны. Они продолжали обедать, ни на минуту не забывая друг о друге и о долгом дне, ожидающем их впереди.

--А матросы Рэшли недурно устроились, -- проговорил наконец француз, оглядываясь по сторонам. -- То-то они так сладко спали, когда мы поднялись на борт.

--Сколько их было?

--С полдюжины.

--И что вы с ними сделали?

--Привязали спина к спине, заткнули рты и посадили в лодку. Надеюсь, Рэшли быстро их обнаружил.

--Как вы думаете, шторм может начаться снова?

--В ближайшее время нет.

Она откинулась на подушку, глядя на солнечных зайчиков, бегающих по стене.

--Я рада, что испытала все это: и волнения, и тревогу, и опасности, но повторить это я, наверное, уже не смогла бы. Снова стоять под окном у Рэшли, прятаться на причале, бежать из последних сил через холмы -- нет, слава Богу, что все кончилось!

--Для простого юнги вы справились очень неплохо.

Он быстро взглянул на нее и отвернулся, а она опустила глаза и принялась теребить бахрому на шали. Пьер Блан продолжал наигрывать на лютне. Это был все тот же веселый, переливчатый напев, который впервые донесся до нее с борта корабля, стоящего в ручье неподалеку от Нэврона.

--Долго вы еще намерены оставаться на ? -- спросила она.

--А вы уже соскучились по дому?

--Нет, но...

Он встал из-за стола и, подойдя к окну, посмотрел на , замершую в двух милях от них.

--Обычная история, -- сказал он. -- На море всегда так: то шторм, то затишье. Будь ветер хоть немного покрепче, мы давно уже добрались бы до Франции. Надеюсь, к ночи погода улучшится.

Он остановился у окна и, засунув руки в карманы штанов, принялся насвистывать в лад песенке Пьера Блана.

--И что вы будете делать, если она улучшится?

--Поплывем к берегу. Часть матросов останется на и отведет его в порт. А мы с вами опять пересядем на .

Она снова начала теребить бахрому на шали.

--А потом?

--Вернемся в Хелфорд. Разве вы не хотите увидеться с детьми?

Она молчала, разглядывая его спину, широкие плечи, затылок...

--В ручье, наверное, по-прежнему кричит козодой, -- проговорил он. -Может быть, на этот раз мы его наконец увидим. А если повезет, то встретим и цаплю. Я ведь так и не успел ее нарисовать.

--Да, конечно, -- пробормотала она.

--Да и рыба в реке, я думаю, еще не перевелась. Мы обязательно должны съездить на рыбалку.

Пьер Блан допел последний куплет и замолчал, слышался только плеск волн за бортом. На пробили склянки, через секунду донесся ответный сигнал с . Спокойная гладь моря искрилась под лучами солнца. Все замерло. Воцарилась полная тишина.

Француз отошел от окна и сел на край кровати, продолжая негромко насвистывать.

--Блаженные часы отдыха! -- произнес он. -- Отрадное время для пирата! Битва закончена, все волнения остались позади. Можно спокойно насладиться победой, на время забыв о потерях. Итак, впереди у нас долгие полдня. Ветер установится только к ночи. Чем вы хотите заняться?

--Может быть, искупаемся? -- предложила она. -- Вечером, когда станет прохладней.

--Хорошо, -- согласился он.

Снова наступила тишина. Дона следила за игрой солнечных зайчиков на потолке.

--Я бы и сейчас с удовольствием искупалась, но, боюсь, моя одежда еще не успела высохнуть.

--Наверняка не успела.

--Может быть, если повесить ее на солнце, она подсохнет быстрей?

--В любом случае не раньше, чем через три часа.

Дона со вздохом откинулась на подушки.

--А нельзя ли спустить лодку и попросить Пьера Блана съездить на за моим платьем?

--Он спит, -- ответил француз. -- И остальные матросы тоже. Разве вы не знаете, что с часу до пяти у французов принято отдыхать?

--Нет, -- отозвалась она, -- я никогда об этом не слышала.

Она закинула руки за голову и прикрыла глаза.

--Англичане не спят днем. Очевидно, это типично французская привычка. Так чем же нам все-таки заняться?

Он посмотрел на нее, и на губах его промелькнула улыбка.

--Если бы вы жили во Франции, -- ответил он, -- вы знали бы, чем нам заняться. Хотя, возможно, это тоже типично французская привычка.

Она не ответила. Он наклонился, протянул руку и осторожно вытащил сережку из ее левого уха.

15

Дона стояла у штурвала . Корабль несся вперед, зарываясь носом в длинные зеленые валы, брызги перелетали через борт и разбивались о палубу. Белые тугие паруса пели над ее головой. Она с наслаждением вслушивалась в звуки, ставшие для нее привычными и родными: скрип тяжелых блоков, звон натянутых тросов, гудение ветра в снастях, голоса, смех и шутки матросов, которые работали на нижней палубе, то и дело поглядывая на нее и по-детски наивно стараясь заслужить ее одобрение. Солнце припекало ее непокрытую голову, соленые брызги оседали на губах, от нагретых досок шел терпкий запах смолы, влажных канатов и свежей морской воды.

. Она посмотрела на француза: он лежал на палубе, закинув руки за голову и зажав в зубах трубку, глаза его были закрыты, по лицу, освещенному солнцем, время от времени пробегала улыбка. Она вспомнила сегодняшнюю ночь и теплоту его тела и почувствовала жалость к тем несчастным, которые не умели радоваться любви, оставаясь холодными, робкими и неуверенными в объятиях друг друга, которые не знали, что страсть и нежность неразделимы, как две части одного упоительного целого, что из пылкости рождается ласка, а молчание может быть разговором без слов, что в любви нет места для стыда и сдержанности, и мужчина и женщина, которые хотят обладать друг другом, должны забыть о глупых предрассудках, разрушить все барьеры, и тогда все, что происходит с одним, мгновенно отзовется в другом, повторяясь в каждом жесте, в каждом движении, в каждом чувстве.