Сергей Устинов - Кто не спрятался
Площадь была блокирована уже часа за два до назначенного срока. Собственно, основная работа возлагалась на одетых в штатское омоновцев, мы, оперативники, были на подхвате. Я, например, сидел в нашей "разгонке", укрытой в одном из боковых проездов, вместе с водителем Виталькой, который непрерывно травил бородатые анекдоты. Неожиданности не планировались.
Встреча должна была состояться в семнадцать часов. Как договорились, председатель "Розы" подъехал без пяти, вылез из своей "волги" и остался стоять с портфелем в руках. В десять минут шестого на площадь выехали голубые "Жигули". Еще через пару минут "москвич". Они остановились неподалеку от председателя, но никто не торопился выходить к нему. В обеих машинах сидело человек восемь. В семнадцать двадцать показался "мерседес" Золотцева. Он сам сидел за рулем, с ним были еще двое. Припарковавшись поодаль. Хулиган опустил боковое стекло. Вероятно, это было сигналом, потому что из "москвича" вылез небольшого росточка парень и вразвалочку направился к председателю. Коротко переговорив, он взял у него из рук портфель и так же неторопливо пошел через всю площадь к "мерседесу". Все шло самым замечательным образом, и тут председатель совершил непростительную глупость. Потом он, сокрушаясь, объяснял, что видел, как все дальше и дальше уносят его деньги, а никто не хватает преступника. Ему вдруг на нервной почве взбрело в голову, что милиционеры зазевались, и он, обернувшись, отчаянно замахал рукой.
У Хулигана оказалась отменная реакция. "Мерседес" рванул с места так, что пыль встала столбом. Через две секунды он пронесся мимо нас, и Виталик сумел показать, что его реакция не хуже. Все остальные остались сзади, но нашей старой разбитой "волге" было трудно тягаться с "мерседесом". Шансы уравнивала дорога - столько на ней было ям, трещин и ухабов.
- Остановитесь! - орал я в мегафон. - Милиция! Но Хулиган постепенно отрывался. Я открыл боковое окно, высунулся по пояс и выстрелил для начала в воздух. "Мерседес" вильнул и ушел вперед еще метра на три. Я выстрелил еще раз, целясь в колесо, но машину трясло, и пуля щелкнула в бампер.
- Держись! - заорал мне Виталик. - Обойду слева!
Он выскочил на обочину, скользя левыми колесами по самому краю кювета, и на секунду сумел поравняться с "мерседесом". Я увидел, как человек на заднем сиденье опускает стекло, одновременно поднимая обрез. И выстрелил в третий раз.
Золотцев ткнулся лицом в руль, "мерседес" круто ушел вправо, его перенесло через канаву, он дважды перевернулся и влетел в телеграфный столб.
По прокуратурам меня таскали в общей сложности месяцев восемь. Моя пуля попала Хулигану под левую руку и пробила сердце. Двое других остались живы, хоть и были изрядно покалечены. Главное обвинение предъявлялось такое: я не имел права стрелять в Хулигана, потому что никаких противоправных действий, кроме отказа остановиться, он не совершал. Бесстрастные рожи моих следователей стали сниться мне по ночам. Разговаривать с ними о том, кто такой Золотцев, было бесполезно, они делали вид, что не понимают. И я, сжав зубы, держался версии, что целился в колесо, но в момент выстрела машину подбросило на ухабе. Слава Богу, Виталик все подтверждал.
В конце концов, дело все-таки прекратили, но из розыска пришлось уйти. Как сказал тогда Валиулин, чтоб и овцы были сыты, и волки целы.
Я замолчал. Марина змейкой скользнула под одеяло, обняла меня за шею и поцеловала в подбородок.
- А куда ты стрелял на самом деле? - тихонько спросила она, и я близко-близко увидел ее широко раскрытые глаза.
- В Хулигана, - сказал я честно.
- Так я и думала, - с удовлетворением вздохнула она. Был второй час ночи, когда я проводил ее до подъезда. Заспанная лифтерша открыла на наш звонок и с большим неодобрением наблюдала, как мы еще и еще раз целуемся на прощание.
Я шел по весеннему ночному городу, вдыхая свежий, наполненный запахом цветущих деревьев воздух. Во всем теле и в голове была удивительная легкость. Я просто шел и дышал, гоня от себя прочь все мысли о завтрашних делах. Навстречу по другой стороне переулка прошла припозднившаяся парочка. Мужчина что-то глухо бубнил, а женщина разговаривала высоким, взволнованным голосом. Я разобрал слова "этаж", "насмерть" и "вдребезги". Повернув за угол, я остановился. Что-то происходило на том конце двора, за детской площадкой. Там стояла "скорая" и две милицейские машины с включенными мигалками. Бегом я оказался рядом с ними через полминуты.
- Самоубийца, - доложил узнавший меня сержант-водитель и показал наверх. Сверзился с пятого этажа.
Несмотря на поздний час, вокруг стояли несколько жильцов дома. Два санитара охраняли труп на асфальте, уже прикрытый от нескромных глаз простыней. Я присел на корточки и откинул край. Вероятно, погибший ударился головой - вместо лица была кровавая маска. Но я узнал его по тонкой шее и железным зубам, которые блестели между разбитых губ. Кошкодав Сипягин умер, так и не успев написать чистосердечное признание.
15
Невыспавшийся, с кругами вокруг глаз, злой как собака, Дыскин сидел напротив меня и остервенело ругался.
- Самоубийство! - едчайшим голосом произнес он, устав материться. - Да эта гнида была способна на самоубийство не больше, чем чугунная сковородка!
Я молчал, потому что сказать мне было нечего. Следов борьбы в квартире Сипягина не обнаружено, но заклеенный на зиму балкон был распахнут совсем недавно: клочья бумаги остались и на притолоке, и на балконной двери. В мертвенную фарфоровую аккуратность сипягинского жилища это не вписывалось. Впечатление, однако, не доказательство. Чужих отпечатков пальцев на рамах и ручке двери обнаружено не было. Отработка жилого сектора на этот раз ничего не дала.
Я молчал, хотя тоже был уверен, что Сипягин убит. Я видел тех двух ребят, что сопровождали лысого к Шкуту, и мне нетрудно было представить, как один из них легко берет щуплого живодера за горло, а другой в это время, надев перчатки, открывает дверь на балкон... Может, было так, может, иначе. Но в одном я теперь был уверен твердо.
Кто-то очень неглупый, хитрый и расчетливый постоянно играет в занимательную игру, в которой неизменно выходит победителем. Он не просто развлекается, он играет всерьез, на большие ставки. Что ни ход, то разыгранная комбинация! Убит Черкизов, взят "общак", а подставлен Витька. Да не просто подставлен, а так, что дочери крупного мафиози достается прекрасная квартира в престижном доме.
Убит Шкут. Убит, потому что знал что-то о деталях предыдущей операции. Перед смертью его пытали, и я, кажется, догадываюсь, зачем. Тех, кто взял из сейфа Черкизова сберкнижки на предъявителя, теперь интересовало, где вкладыши. Но Шкут, скорее всего, этого не знал. Впрочем, он все равно был обречен. А из его убийства извлечена двойная выгода: в квартиру подброшены вешдоки, проходящие по кражам с тряпками, и даже для полной убедительности - список, значит, поиски наводчика милицией прекращаются.
И наконец, убит Сипягин. Надо думать, как только Дыскин его отпустил домой, он бросился сообщать тому, кто нанял его для убийства кота, - и это сообщение стоило ему жизни. Решение было принято быстро. А потом точно так же выполнено.
Я посмотрел на часы: четверть первого. В час начинаются бега. Витька Байдаков рассказал все, что знал про маленького лысого человека. Его зовут Юра, кличка Глобус. Большой авторитет в московском преступном мире. Всегда ходит с одним или двумя телохранителями. Не пропускает ни одного бегового дня, обычно стоит на одном и том же месте трибуны: напротив финиша между каменными колоннами. Он игрок, очень серьезный игрок. Может быть, тот самый, что мне нужен.
- Ты поедешь со мной? - спросил я Дыскина.
- Куда ж я денусь, - кивнул он и, почесав в затылке, добавил: - Только вот что. Давай так: ты на "Жорже", а я на своей таратайке, для страховки.
Это было вполне разумное предложение. Дыскинская двухцилиндровая "ява" предоставляла нам в случае чего свободу маневра.
- На бегах друг к другу без нужды не подходим, - сказал я. - Но из виду не выпускаем. Теперь "маяки". Если нужно отойти в сторону, чтобы переговорить, вынимаешь из кармана платок...
- У меня нет платка, - насупился Дыскин.
- Стыдно, - укорил я его. - А что у тебя есть?
Дыскин пошарил по карманам.
- Сигареты, спички, ключи. Пистолет.
- Пистолет вынимать не надо, - сказал я. - Могут не так понять. Достаешь пачку сигарет и держишь ее в левой руке. Вопросы есть?
- Есть, - ответил Дыскин. - Что мы станем делать с этим Глобусом, когда найдем?
- Станем раскручивать, - сказал я, но, судя по дыскинскому хмурому лицу, мой каламбур пропал даром. Пришлось пояснить: - Нам нужны его анкетные данные. Ну, и связи, если будут.
В воскресенье на бегах народу тьма-тьмущая. Я с трудом нашел место на стоянке, чтобы воткнуть "Жоржа". Дыскину, разумеется, было легче. Я подождал, пока он, размахивая мотоциклетным шлемом, взбежит по ступенькам, закрыл машину и двинулся следом. В очереди за билетом и программкой он стоял человек на двадцать впереди меня, но когда я прошел контролеров, то сразу же увидел его: Валя был неподалеку, увлеченно изучая состав участников первого заезда. Как только я оказался в поле зрения, он повернулся и пошел на трибуны. Предосторожности не были лишними: в такой плотной толпе мы могли потеряться в два счета.
