Дик Фрэнсис - Перелом
— Он говорит, что я слишком много с вами болтаю. Он будет возражать. Я пожал плечами.
— Как хотите, — сказал я и пошел к оседланному Кукушонку-Подкидышу. Мы отправились в Уотерхолл, где Алессандро поочередно проездил Холста и Ланкета, причем Этти ворчливо призналась, что у него получилось весьма неплохо. Тренировка остальных тридцати лошадей тоже прошла успешно, а победитель на приз Линкольна до сих пор удостаивался улыбок и веселых шуток. В общем, наши наездники просто ожили на глазах.
Пуллитцера отправили в Кэттерик рано утром, в меньшем из двух принадлежащих Роули Лодж фургонов, в сопровождении конюха Вика Янга, который отвечал за лошадей, выступающих на ипподромах других городов. Первый помощник Этти, Вик Янг был находчив и исполнителен: коренной лондонец, который с возрастом сильно потолстел и не мог выезжать молодняк, зато прекрасно «объезжал» многих людей. Вик Янг любил всегда настаивать на своем, но, к счастью, его упрямство, как правило, шло только на пользу конюшням. Как и большинство наших старых работников, он был очень свободолюбив.
Когда я переоделся и вышел из дома, Алессандро стоял рядом с «Дженсеном», а Карло пыхтел от ярости в «Мерседесе» в шести футах от моей машины.
— Я поеду с вами, — твердым голосом объявил Алессандро. — Но Карло поедет следом.
— Хорошо. — Я кивнул.
Скользнув на сиденье водителя, я подождал, пока Алессандро устроится рядом, завел мотор и тронулся с места. Карло не отставал.
— Мой отец приказал ему повсюду меня сопровождать, — объяснил Алессандро.
— А он не смеет ослушаться вашего отца, — подсказал я.
— Да. Еще мой отец приказал ему заботиться о моей безопасности.
Я искоса посмотрел на Алессандро.
— Разве вы не чувствуете себя в безопасности?
— Никто не осмелится причинить мне вред, — просто ответил он.
— Смотря какая от этого будет польза, — заметил я, увеличивая скорость.
— Но мой отец...
— Знаю, — сказал я. — Знаю. И у меня нет ни малейшего желания причинить вам вред.
Алессандро умолк, удовлетворенный ответом, а я подумал, что у рычага имеется два конца и что Энсо можно заставить действовать против его воли. «Допустим, — лениво размышлял я, — мне удастся похитить Алессандро и запереть его в таком удобном подвале квартиры в Хэмпстеде. Тогда Энсо будет в моих руках, и я смогу отплатить ему его же монетой».
Я коротко вздохнул. Слишком проблематично. К тому же мне надо было избавиться от Энсо до того, как мой отец выйдет из больницы. Похищение Алессандро может затянуть дело и способствовать уничтожению конюшен. А жаль...
Алессандро нетерпеливо ждал, когда мы, наконец, прибудем на место, но вел себя спокойнее, чем я ожидал. Голова его была гордо поднята, а тонкие пальцы сжимались и разжимались, так что не оставалось сомнений, что настроен он весьма решительно.
Я увернулся от идущего навстречу грузовика с цистерной бензина, водитель которого, видимо, решил, что он во Франции, и мимоходом заметил Алессандро:
— Если у вас что-то не получится, не вздумайте грозить другим ученикам местью. Надеюсь, это вы понимаете?
По-моему, он даже обиделся.
— Я никогда так не сделаю.
— От дурных привычек трудно отказаться. — Я постарался, чтобы голос мой не звучал осуждающе. — Особенно когда сильно волнуешься.
— Я сделаю все, чтобы победить, — заявил Алессандро.
— Да... Только не забывайте, что, если вы придете первым, оттеснив кого-нибудь, распорядители присудят приз другому, и вы ничего не выиграете.
— Я буду осторожен, — ответил он, задрав подбородок.
— Правильно, — согласился я. — Но благотворительность тоже не обязательна.
Он подозрительно посмотрел на меня.
— Я не всегда понимаю, когда вы шутите.
— Я почти всегда шучу, — сказал я. Некоторое время мы ехали молча.
— Неужели вашему отцу никогда не приходило в голову, что куда проще купить одну из лошадей, которые с наибольшей вероятностью могут победить на скачках в дерби, чем насильно устраивать вас в Роули Лодж? — спросил я, когда мы проехали Уэверби.
По лицу Алессандро было видно, что он об этом не задумывался.
— Нет, — ответил он. — Я всегда хотел скакать на Архангеле. На фаворите. Я хочу выиграть скачки в дерби, а лучше Архангела никого нет. Всех денег Швейцарии не хватит, чтобы купить Архангела.
Это было верно, потому что жеребец принадлежал великому спортсмену, восьмидесятилетнему банкиру, у которого осталась одна цель в жизни: выиграть дерби. В течение многих лет его лошади приходили в дерби вторыми и третьими, он выиграл все остальные скачки, какие только есть в календаре, но самый главный приз все время ускользал от него. Архангел был лучшим жеребцом, которого он когда-либо имел, а времени оставалось все меньше и меньше.
— Кроме того, — добавил Алессандро, — мой отец никогда не будет тратиться, если желаемого можно добиться с помощью угроз.
Рассуждая о методах отца, он, как обычно, не видел в них ничего странного или нелогичного.
— Скажите, вы когда-нибудь пытались взглянуть на своего отца со стороны? — спросил я. — Задумывались о том, хороши ли средства, которыми он добивается поставленных целей, и нужно ли вообще их добиваться?
Алессандро удивленно на меня посмотрел.
— Нет... — неуверенно протянул он.
— Какую школу вы заканчивали? — спросил я, пытаясь подобраться к нему с другой стороны.
— Я не ходил в школу, — ответил он. — У меня были два учителя на дому. Я не хотел ходить в школу. Я не хотел, чтобы мне приказывали и заставляли учиться каждый день...
— Значит, оба ваши учителя целыми днями ковыряли в носу?
— Ковыряли... О, я понял. Наверное. Англичанин очень любил уходить в горы, а итальянец ухаживать за местными девушками... — В голосе его не было иронии, Алессандро говорил серьезно. — Когда мне исполнилось пятнадцать лет, они уехали. Я целыми днями ездил верхом, и мой отец сказал, что нет смысла оплачивать двух гувернеров вместо одного учителя верховой езды... Он нанял старого француза, бывшего инструктора-кавалериста, который многому меня научил. Я часто уезжал к знакомому отца и охотился на его лошади... Тогда же понемногу увлекся скачками. Любительских скачек было очень мало, и мне удалось участвовать только в пяти или шести. Мне очень понравилось, но я чувствовал себя по-другому, чем здесь... А затем однажды мне стало скучно, и я сказал об этом отцу, а он ответил: «Хорошо, Алессандро, скажи, чего ты хочешь, и я все сделаю», а я как раз вспомнил Архангела и сказал просто так, не думая: «Я хочу выиграть английские скачки в дерби на Архангеле...», а он засмеялся, как часто смеется, и сказал, что так и будет. — Он умолк. — Потом я спросил его, правду ли он говорит, потому что, чем больше я думал, тем больше понимал, что ничего в жизни не хочу так, как этого. Ничего. Отец сказал мне, чтобы я не торопился. Что всему свое время, но мне хотелось как можно скорее поехать в Англию, поэтому, как только он покончил со своими делами, мы сразу приехали.
Примерно в десятый раз Алессандро обернулся и посмотрел сквозь заднее стекло. Карло был на месте, преданно следуя за нами.
— Завтра, — сказал я, — можете поехать со мной в Ливерпуль. Кроме Холста мы заявили еще пять лошадей, и я остаюсь там на три дня. Так что в Тийсайд отправитесь без меня.
Он открыл рот, чтобы запротестовать, но я оборвал его.
— За Ланкетом присмотрит Вик Янг. Всю подготовку он возьмет на себя. Как вы знаете, скачки эти очень популярны, и вам предстоит соперничество с опытными жокеями. Так что просто садитесь на жеребца, направьте его в нужном направлении и вовремя сделайте резвый бросок. И если он придет первым, ради всего святого, не кричите на каждом углу, какой вы гениальный. Ничто не губит жокея так, как бахвальство, и если вы хотите, чтобы пресса была на вашей стороне, весь успех следует приписать лошади. Хотя бы сделайте вид, что вы скромны. Это себя окупит.
Алессандро слушал меня, упрямо поджав губы, но постепенно лицо его приняло задумчивое выражение. Я решил воспользоваться его настроением и продолжил изрекать перлы мудрости:
— Не отчаивайтесь, если скачки вам не удадутся. С каждым бывает. Но честно признайтесь в этом самому себе. Никогда себя не обманывайте. Не раздражайтесь, если вас критикуют... и не витайте в облаках от похвал... а на ипподроме удерживайтесь от проявления своих чувств. Все, что вы думаете, можно с тем же успехом высказать по дороге домой. Некоторое время мы ехали молча.
— Вы преподали мне больше уроков хорошего тона, чем верховой езды, — сказал он.
— Ваши манеры нравятся мне меньше, чем верховая езда.
Алессандро задумался, но так и не понял, похвалил я его или нет.
После ослепительного Донкастера ипподром в Кэттерике его разочаровал. Алессандро обвел взглядом непримечательные трибуны, скромную весовую, небольшое количество зрителей и с горечью произнес:
