Элизабет Питерс - Тайна Нефертити
Я вздрогнула. Он обнял меня крепче, но без всякого тайного умысла. Его мысли были заняты совсем другим.
— Майк, ты собираешься искать гробницу?
— Нет.
— Но...
— Это совершенно безнадежно, Томми. Если бы мы могли сузить территорию поисков до какого-то определенного места, у нас еще был бы шанс. Но, судя по тому, как обстоят дела, она может быть где угодно. Совершенно где угодно.
Я наклонилась вперед и уперлась лбом в сжатые кулаки.
— Майк, я пытаюсь вспомнить. По-честному, пытаюсь.
— Я знаю, — сказал он с тихим смешком. — Я видел, как ты впадаешь в транс в самые неподходящие моменты — во время еды, например, с вилкой, наполовину поднесенной ко рту. Ты стараешься слишком усердно.
— Сперва я решила, что мне все равно, — сказала я, уставившись на величественную панораму кремовато-белых камней и темных теней. — Но меня пугают все эти последние происшествия. А может, Майк, они все-таки не имеют отношения к гробнице?
— Боюсь, что имеют. Если только ты не жертва кровной мести.
— Никто здесь не знает меня настолько хорошо, чтобы ненавидеть, — жалобно сказала я. — За исключением тебя и Джона.
— Я тебя не ненавижу, — совсем буднично возразил Майк. — И тебе следовало бы лучше знать Джона, чтобы не думать о нем подобных вещей. Оставь свои домыслы, Томми, и давай перейдем к делу. Если действительно хочешь помочь...
— Да, — сказала я твердо. — Да, хочу.
— Тогда вернемся к письму Абделала. Черт бы его побрал, это единственный ключик, который мы имеем.
— Я просмотрела все карты, — сказала я, выпрямляясь и решительно отметая личные переживания. — Ничего подобного нет в районе Фив.
— Я знаю. Я тоже посмотрел. Проверил еще и по словарю.
Я понимала, что он не имел в виду Уэбстеровский[21]. Когда египтолог ссылается на «словарь», он имеет в виду огромный пятитомный «Worterbuch» Древнего Египта.
— Мне это в голову не приходило! — воскликнула я. — Ты полагаешь, что это одно из древних названий?
— Именно. И я думаю, мы на верном пути.
Он вскинул длинную руку и сгреб меня в объятия. Я оторопела, будучи в тот момент вовсе не расположенной к нежностям, но Майк сказал:
— Успокойся, просто я пытаюсь изобразить из себя кушетку в кабинете психиатра. А сейчас не напрягайся, пусти мысли по течению.
— Ладно, — согласилась я, непроизвольно обнаружив, что моей голове очень удобно лежать на его плече. — Валяй.
— Ты помнишь древнее название Фивского некрополя?
— Откуда я могу знать подобные вещи?
— По-моему, ты, так или иначе, кое-чего нахваталась. Его называли Местом правды. Теперь припоминаешь?
— Да, смутно.
— Долина цариц называлась Местом красоты. Это тебе о чем-нибудь говорит?
— С трудом что-то вспоминаю... Да, я знала это название когда-то давным-давно. А как насчет Долины царей?
— Вот еще один из тех вечных археологических споров, которые так тебя бесят.
Я не могла видеть лица Майка, но по голосу догадалась, что он улыбается.
— Никто точно не знает. Однако не отвлекайся. Итак, Место правды, Место красоты, но Места молока в словаре нет. Значит, ты это придумала сама, когда была школьницей, по аналогии с другими древними названиями. Когда ты его изобрела, Томми?
— Я не помню!
— Не пытайся вспомнить. Просто расслабься. Ты в ту пору часто бродила здесь с Джейком, с Абделалом, даже со мной пару раз. Но при мне ты ни разу не упоминала этого названия. Должно быть, это произошло, когда ты бродила с Абделалом. Он запомнил это, потому что находка каким-то образом навела его на мысль о придуманном тобою названии. Однажды, когда ты была с Абделалом, вы о чем-то говорили. Думай, думай о чем...
— Думаю, — сонно пробормотала я.
Это была ложь, я не могла сейчас заниматься таким трудным делом. Впервые за эти дни я испытывала блаженное чувство покоя. По части гипноза Майк был почти так же искусен, как по части поцелуев.
— Ты и Абделал, — продолжал Майк монотонно. — По тропе, через холмы... Однажды вы играли в игру. Великая царица Нефертити...
— Нефертити... — согласно пробормотала я.
Он меня слегка встряхнул.
— Эй, проснись!
— Бесполезно, Майк. Нефертити была предметом моего поклонения. Господи, любая костлявая школьница мечтала быть на нее похожей. Я говорила о ней непрестанно. И я повсюду ходила с Абделалом — Деир эль-Медина, Мединет Абу, Бибан эль-Мелек, Гурнах...
На этот раз я сама себя усыпила монотонным бормотанием. Резкое движение Майка стряхнуло с меня весь сон. Поглощенные экспериментом, который нам никак не удавался, ни один из нас не услышал его приближения, пока он не позвал:
— Майк!
Это был ровный и негромкий голос, принадлежавший Джону в его второй ипостаси — более невозмутимого и еще более неприятного как личность Джона. Оклик вызвал у Майка чуть ли не конвульсию.
— Джон! Ради Бога! Едва до смерти не напугал — так тихо подкрался.
Майк неуклюже поднялся на ноги, предоставив мне для опоры вместо плеча скалу.
— Если ты хочешь потискаться — именно так это называлось в дни моей далекой юности, — стоит выбирать более безопасные места, — проговорил Джон. Бесстрастный тон его прозвучал так уничтожающе, что сразил бы и динозавра. Неудивительно, что Майк кровно обиделся и, как всегда, покраснел.
— Мне это известно, — сказал он, пытаясь не уступать Джону в язвительности и преуспев только в том, что выказал себя зеленым юнцом, когда добавил: — Дело в том, что я пытаюсь провести эксперимент.
— Вот как? Ну и что, он был успешен?
— Мог бы быть, если бы ты его не прервал.
— Надо же! Хочешь попробовать еще разок? Я могу подождать.
— Теперь уже не получится, — пробормотал Майк.
— Тогда вернемся домой, вы не против? — с насмешливым поклоном спросил Джон и двинулся по тропинке, ведущей назад. Тут мне стало совершенно ясно, что ни один из них не собирается быть по отношению ко мне джентльменом, поэтому я поднялась без посторонней помощи.
Всю дорогу в институт мы шли в молчании, в сравнении с которым мумии в гробнице показались бы разговорчивыми. Когда мы поднялись вверх по лестнице, Майк отчалил, пробормотав нечто, вероятно означавшее «спокойной ночи», его шею сзади все еще заливала алая краска.
Джон отворил дверь в мою комнату и сделал приглашающий жест. Он выглядел бледнее обычного, и это слегка уменьшило мое раздражение. Он до сих пор не оправился, и прогулка среди скал ночью при луне вряд ли оказалась для него приятным развлечением после дня работы под палящим солнцем. Возможно, он и вправду за меня беспокоился.
— Прости, Джон, — сказала я. — Это я виновата, я не Майк. Он пытался мне помочь.
— По мне, вы оба виноваты. Но он больше, чем ты, поскольку у него, как я полагаю, больше здравого смысла.
Мое благое намерение вести себя как взрослая растаяло на глазах.
— До чего же ты противный! — вырвалось у меня.
— Какой есть. Я слишком стар и немощен, чтобы менять свой характер. Спокойной ночи, — добавил он, — и сладких снов.
Его пожелание сбылось. Это была спокойная ночь, и спала я крепко и сладко. А вот в следующую полночь мой ночной визитер явился опять.
После долгого жаркого дня на плато, когда Джон заставил недовольно роптавших людей работать дольше обычного, я спала как убитая. Неожиданный шум за моей дверью заставил меня выбраться из постели. Полусонная, но здорово перепуганная, я, спотыкаясь, добежала до двери и распахнула ее настежь, не заботясь о том, как я смотрюсь в ночной рубашке и шлепанцах.
В коридоре было светло как днем. Кто-то включил во всю мощь верхние лампы, ночью обычно притушенные. Пока я, зевая, приходила в себя, ослепленная ярким светом, начали одна за другой распахиваться двери и в коридоре, ведущем в комнаты сотрудников, послышался топот ног. На какое-то мгновение мое внимание оказалось отвлечено от центральной мизансцены потрясающим зрелищем ночных облачений всех тех, кого я знала. Ди, испуганно выглядывавшая из двери своей комнаты, была одета в самое безвкусное и роскошное неглиже, какое мне приходилось видеть. Это был прозрачный шифон целой гаммы цветов, которые ей совсем не шли, — от бледно-голубого и цвета морской волны до зеленого, но фасон очень удачно подчеркивал достоинства ее фигуры. Блоч, высунувшийся из двери чуть подальше, был одет в пижаму в белую и красную полоску.
Марк и Майк прибыли на место действия самыми первыми из сотрудников; Марк — потому, что его комната находилась ближе всего, а Майк — вероятно, потому, что у него были самые длинные ноги. Их наряд подтвердил то, о чем я всегда подозревала, — большинство мужчин не обременяют себя таким ненужным предметом туалета, как пижама. Очевидно, они держат брюки у изголовья постелей, как пожарные, всегда готовые к вызову. Кроме брюк, на них не было ничего больше, и Майк продемонстрировал впечатляющий набор мускулов.
Джон, державший извивающегося Хассана на расстоянии вытянутой руки, был одет полностью. Он поставил мальчишку на ноги и, дав ему подзатыльник, который остановил поток брани разъяренного гаденыша, сказал:
