Мария Жукова-Гладкова - 12 жертв
– Но если это семейная ценность – а я понял, что должна быть именно она…
– Может, это семейная ценность, которую отец получил по наследству от своих предков. Мало ли что от них осталось и переходило из поколения в поколение. Должно было передаваться сыну, а родились одни дочери и незаконный сын-наркоман. Внук слишком юн, передавать зятю ничего не хочется. Отец решил провести аукцион.
– Ты собиралась еще как-то выяснять, что это может быть? Такие уважаемые люди тебя попросили…
Я призналась, что собиралась поговорить со старшей сестрой Полиной и с второй сестрой Шурой. У Шуры в больнице я была, но разговор шел о другом, а потом приехал ее третий муж. При нем я ничего спрашивать не хотела. Шуру скоро должны выписать домой. Я к ней съезжу и спрошу. И к Полине съезжу. Может, даже в эти выходные. Вдруг они что-то знают?
И тут мне в голову ударили слова Олега…
– А как умерли участники аукциона? – спросила я.
– Двое утонули, один погиб в результате взрыва, еще один до сих пор в реанимации после другого взрыва, мой друг, который представлял меня на том аукционе и купил стул, был застрелен на берегу озера. Ты сама видела труп.
Я открыла рот, издала мычание, которое мне самой показалось кретинским, рот закрыла и уставилась на Олега.
– А это не могут быть совпадения?
– Двум утонувшим перед смертью вкалывали «сыворотку правды», потом утопили, имитировав «естественное» утопление. Но теперь же существуют различные методы анализа… Любую экспертизу можно заказать, если есть деньги. Родственники не удовлетворились официальным заключением патологоанатома, который, кстати, совершенно правильно определил причину смерти. Но у него и в мыслях не было проводить дополнительные экспертизы на наличие в организме кое-каких веществ, которых там быть не должно. Это очень дорогие экспертизы. Их делают только по желанию родственников. И сделали. И дело приобрело совсем другой оборот.
– А если это другое дело?
– Папочку выгораживаешь? – усмехнулся Олег.
– Не выгораживаю. Я тебе уже говорила и повторяю: на папочку мне плевать. Но зачем ему-то было их убивать? В смысле, если это как-то связано с аукционом и проданной вещью. Он-то знал, что за вещь выставил на продажу. И он принял решение ее выставить. Насколько я знаю папочку, своих решений он не меняет. Например, насчет отношения к дочерям принял решение – и все. Раз уперся рогом, это с концами. Он принял решение продать вещь. Не в его характере, не в его стиле пытаться вернуть ее назад. И вообще он мог знать, кто стал обладателем ценности.
– Каким образом? – вскинул на меня глаза Олег.
Руку он мою к этому времени уже отпустил, так как принесли горячее и он активно на него налегал. Я тоже налегала. Мясо просто таяло во рту.
Я сказала, что отец мог как-то пометить стул, в котором хранилось сокровище. Насколько я поняла, папашка сам его прятал и сам восстанавливал обивку. Развлекался.
– Руки у него всегда росли оттуда, откуда должны у мужика, – сказала я Олегу. – Он всегда все сам чинил дома. И зачем ему было кого-то посвящать в такое дело? Он мог оставить какую-то зарубку, или я не знаю что, неприметное постороннему глазу. Надо стулья внимательно осматривать. Но если в твоем ничего не оказалось, то и никакой зарубки быть не должно.
Олег сидел в задумчивости. Я тоже задумалась. Что же это такое могло быть, если некто идет на такие расходы и риск? Предположим, злоумышленник узнал о существовании яичка, которое теперь хранится у меня под розовым кустом. Стоит оно того? По-моему, нет. Таких усилий и расходов не стоит.
Ведь все участники аукциона – люди обеспеченные и известные в деловых кругах. У большинства есть личная охрана, по крайней мере шоферы. И машины свои они абы где не бросают. То есть требовалось приложить определенные усилия, чтобы устроить взрывы. Если двум рыбакам вкалывали «сыворотку правды»… Тоже требовалось приложить усилия, чтобы их схватить, допросить…
Зачем топили? Может, они узнали задававших вопросы? Но это точно был не мой папочка.
Стрельба на берегу озера по Олегу и его другу с девушкой? Кто-то должен был знать, что они туда частенько наведываются. Или приложить усилия, чтобы выяснить распорядок дня, привычки…
– Может, это кто-то из твоего окружения? – спросила я у сидевшего напротив мужчины. – Хотя я думаю, что должно быть задействовано много народу – если на самом деле охотятся за участниками аукциона. Это должна быть организация, имеющая свое боевое подразделение – или как они там сейчас называются. Все покупатели стульев ведут разный образ жизни, занимаются разными делами. Или я что-то неправильно поняла?
– Все правильно, Кира, – вздохнул Олег. – Согласен, что действует много людей, причем разных. Но кто? Зачем? Что твой отец мог спрятать в стульях?
Я пожала плечами и спросила, не было ли больше покушений на Олега. Он покачал головой и сказал, что вывесил в Интернете письмо моего папочки с извинениями перед неудачливым участником аукциона.
– Где вывесил?
– В ЖЖ моего убитого друга. Теперь же многие ведут дневники в Сети. Почитай дома.
Я не стала признаваться, что уже кое-что читала, только не ЖЖ покойного Алексея.
– Ну я и добавил рассказ о его последних днях, в частности об аукционе, в котором он участвовал, правда, не указал, что вместо меня. Но написал, будто он переживал, что не получил приз. И письмецо твоего папаши сканировал и поместил рядом. Может, меня после этого оставят в покое?
– А другие участники аукциона? – спросила я.
– Что другие?
– Ты с кем-то из них состыковывался? Узнавал, кому достался приз?
– Да кто скажет-то? Я бы не сказал.
– Но те, кому НЕ достался, вполне могут признаться.
Олег пожал плечами.
– Почему ты не можешь к ним обратиться?! Ведь если им угрожает опасность, смертельная опасность, то…
– Это не мое дело. Меня в первую очередь моя жизнь волнует. Если бы это были мои друзья – тогда, конечно, предупредил бы. А так это посторонние люди. Ты должна знать, Кира, что в деловом мире не принято лезть с лишними вопросами… Друзья могут состыковаться – как угольный король и его приятель. Может, кто-то из участников аукциона, кроме меня, соединил несколько смертей. Может, нет.
– А может, ты просто дуешь на воду.
– Хотелось бы, чтобы это было так. Но я давно отучился верить в случайные совпадения.
Я задумалась. Стульев было двенадцать. Одним покупателем стал Олег, то есть его друг от его имени, потом угольный король с приятелем, потом два утопленника, еще двоих покупателей взорвали, причем один пока жив и с ним, не исключено, еще можно будет побеседовать. Остаются пятеро.
Я спросила у Олега, кто эти пять человек. Он сразу же назвал их. С двумя я была знакома лично, еще про двоих вроде слышала, про пятого не знала ничего.
– Это соратник и друг одного твоего родственника, – сообщил Олег.
– Которого? В последнее время я встречалась с родственниками столько, сколько не встречалась последние десять лет.
Олег хмыкнул.
– Последнего Шуриного мужа.
Я вопросительно приподняла брови.
– Я не могу сказать, действовал ли он по собственной инициативе или по наущению, просьбе, приказу Леонида, который по каким-то причинам не мог появиться на глаза тестя. Но стул он купил.
– Леонид может про это не знать, – заметила я.
– Может и не знать, – согласился Олег.
Я сказала, что спрошу Леонида при встрече. И Шуру обязательно спрошу. Теперь у меня появилось еще больше оснований для разговора с сестрой о неизвестной (мне) семейной ценности.
– А к болящему отцу можешь еще разок сходить? – спросил Олег. – То есть попытаться прорваться?
– Попробую.
Олег хмыкнул.
– Эта драка с твоей сестрой могла быть прекрасным поводом скрыться от всех людей, желающих задать вопросы, на которые твой отец не желает отвечать. Сомнительно, что твоя сестра с переломанным носом могла так сильно ударить папашу. Я считаю, что он притворяется. Он вообще мог заранее договориться с клиникой доктора Авакяна. Или договориться, когда его туда привезли. Там же за деньги выполняют все прихоти клиентов. Я лично знаю двух человек, которые там в свое время пережидали бури.
– Ты считаешь, что мой отец будет скрываться в клинике, пока все участники аукциона не погибнут?!
Олег пожал плечами.
– То есть получается, что он их подставил? – тихо произнесла я.
Олег опять пожал плечами и посмотрел на меня.
– Может, это была не семейная ценность, а то, от чего ему нужно было срочно избавиться, чтобы сохранить жизнь, – продолжала размышлять вслух я.
– Согласен, – кивнул Олег.
– И те, кто на эту вещь претендовали, сейчас гоняются за потенциальными владельцами. А папаша отсиживается в клинике. Вот ведь сволочь!
– Поговори все-таки с сестрами. И с Шуриным мужем, – посмотрел на меня Олег. – Тебе ведь тоже папашин подвиг как-то может аукнуться.
