Кирилл Казанцев - Слезы Рублевки
До Серебрякова он дозвониться не смог. Отправил сообщение по имейлу, но когда тот его прочтет…
А уже на следующий день к нему в магазин ворвались собровцы. Устроили обыск — вернее сказать, разгром. А его, вызванного на место, хозяина, заковали в наручники и долго, со смаком колотили в автобусе. А потом некий оперативник — Сергей так и не сумел прочесть его «корочку» залитыми кровью глазами — в гражданском внимательно смотрел на него. И спрашивал, не захочет ли гражданин Лодкин дать добросердечное признание в отмывании криминальных капиталов. И как он смотрит на перспективу найти у него наркотики, чтобы уж сразу закрыть его в СИЗО, где гражданина Лодкина можно будет допросить, не сходя с места.
Сергей понял все сразу. Он сказал: «Три». Чем вызвал оптимистичный смех молодого оперативника.
«За три, — ласково ответил тот, — мы к тебе сейчас домой поедем. Проверим, не прячешь ли ты «дурь» в вещах своей дочки».
Сошлись на восемнадцати.
Он и тогда еще не сдался. Но после визита в травмпункт, где снял побои, ему позвонил участковый. Сергей был с ним в добром знакомстве с тех пор, как когда-то регистрировал охотничье ружье. Пару-тройку раз распивали коньячок, когда участковый заходил проверить условия хранения оружия, болтали кратенько о том о сем, когда встречались во дворе…
Теперь участковый был официален.
«Сергей Борисович, — сказал он. — Вы хороший человек, я вас давно знаю. Но мне вот поступила бумага из травмпункта, которой я обязан дать ход. И меня попросили помочь вам, из-за чего справка пришла ко мне, а не в ОВД по месту избиения. Оттуда ее уже будет не вытащить…»
С участковым сошлись на двухстах долларах и закрытии дела вследствие бытового характера травм, полученных во время ремонта дачи…
Вечером он дозвонился до Серебрякова. Тот слушал очень внимательно. Затем сказал:
— Так. Ты не беспокойся пока. То есть беспокойся, конечно, но ты не первый. Между нами, конечно… И я не знаю пока, кто за этим стоит. Ты только держись. Я его найду…
Но держаться было невозможно. Потому что затем была налоговая. Причем абсолютно в своем законном праве. Ведь Сергей действительно занимался изредка обналичкой. Как все. Да и в деятельности магазина, с его наличным оборотом, полной чистоты перед законом никогда не добьешься…
Налоговая удовлетворилась пятнадцатью.
А потом был УБЭП, теперь уже с вопросами по таможне…
Кто-то очень внимательный и информированный явно стоял за сценой и дергал за ниточки. Нет, этот «некто» не использовал государственные службы с частными целями! Он их просто информировал. А уж правоохранители действовали в собственных интересах. Время такое. Много правоохранителей. И много у них интересов…
А в городе на Лодкина смотрели уже, как на зачумленного. Он стал парией в среде бизнесменов. На него едва ли не показывали пальцами, рассказывая, как подозревал Сергей, друг другу его случай в качестве примера того, с кем и почему не стоит связываться. Да к тому же вычистили эти все деятели его так, что ни о каком бизнесе речи уже быть не могло. И он уже готов был отдать свой магазин этим наглым «интеллигентам». Вот только они больше не появлялись.
И никто в городе их больше не видел.
* * *— Так, — сказал Виктор, выслушав партнера. — Ты не беспокойся пока. То есть беспокойся, конечно, но ты не первый. Между нами, конечно…
— Мор на дилеров? — не очень уместно пошутил Сергей. На самом деле ему просто хотелось поддержать Серебрякова, у которого, видать, серьезные неприятности с кем-то, раз дело дошло до несчастного челябинского культторга.
Серебряков шутки не принял.
— Пока не знаю, — сухо ответил он. — Возможно, дело в товаре. Ты как, не чувствуешь, часом, может, народ наш уже разбогател достаточно, чтобы отказываться от обычной посуды? Может, ему изыски уже подавай?
— Н-ну, — неуверенно сказал Лодкин, — самому не очень ясно. Вообще-то те китайские вещицы ушли влет, ты знаешь, я тебе писал. Но не думаю, чтобы в Челябинске народ так бурно забогател, что отказывается от товара, когда в Перми и Е-бурге торговля идет нормально. Я попрошу Ирину — знаешь, дилерша моя — повнимательнее поразведать, как да что. Но и самому история непонятна.
Помолчали.
— Слушай, — невнятно проговорил после паузы Серебряков, — а ты не в курсе, в каком банке счет у этого твоего челябинского парня?
— Подожди-ка, — ответил Сергей. — Сам не помню. Но мы ж с ним накладные и счета фактуры подписываем. Сейчас гляну.
Он полез на полку с договорами. Как всегда, когда руки заняты, нужную папку никак не удавалось выудить из кривого ряда дел.
— П-погоди, — успел еще промычать он в трубку, после чего ряд этот рассыпался, и папки упали на пол.
— Бллинн! — прорычал Лодкин.
Нужная папка оказалась, естественно, дальше всех.
— Значит, так, слушай, — сказал он наконец в трубку, из которой слышалось близкое дыхание Серебрякова. Тот, видно, тоже держал ее плечом около уха. — Банк у него… «СМС-Банк». Кинуть тебе реквизиты по почте?
— Йо… — сказали на том конце линии. — Не надо. Я знаю…
* * *— Витя, то, что я тебе даю, пахнет кровью, — негромко произнес Ященко. — Поэтому я и зазвал тебя к себе, водочки попить по старой дружбе да в баньке попариться. И я хочу, чтобы ты понял: это пахнет даже очень большой кровью. И прежде всего — для тебя. Если твои ушки где-нибудь мелькнут хоть на мгновение, тебя грохнут. А я этого не хочу.
Виктор кашлянул:
— Ладно, Андреич, ты уж совсем-то не пугай…
Тихон потянулся на лавке всем своим здоровым телом.
— Эх, хорошо как! Веришь, нога тут было начала опять болеть. Ничего-ничего, а тут вдруг раз — поподнимаешься по лестнице, а в коленке больно! Что, думаю, за хреновина! Абхазская если рана — так та выше прошла, вообще сквозь мякоть. А чеченская — та вовсе на другой ноге… Беда!
Виктор молчал. Он давно привык к манере этого хитрована не сразу отвечать на вопросы собеседника. Или вовсе не отвечать.
— А в баньку сходил, парку поддал — и как рукой сняло!
С другой стороны, он вопроса и не задал. Хотя с третьей… С третьей стороны, он в воздухе висел, вопрос-то…
— В бумахках этих, Витечка… — зажмурившись, проговорил Тихон. Он так и произносил — «бумахках». — В бумахках этих сила страшная заключается. Тут проводочки кирьяновских по банку твоего недруга. Проводочки — и обналичечка. Хорошая схемка, с инкассацией. И выходит по бумахкам этим, Витя, что, если они в нужном месте появятся перед нужными событиями…
Тихон сделал паузу:
— Как минимум лицензию у банка этого отзовут. Потому как в крови большой денехки те…
«Денежки» он произносил так же, как «бумажки».
— Но только ты учти, Витечка, ходу этому всему не будет, если ошибешься. А тебя — тебя грохнут. Только в нужное время нужному человеку. Чтобы он по должности в том заинтересован был. Потому как на банкире твоем большое хозяйство крутится. Много счетов обрушиться может. И не одних детских садов счета то будут. Сам понимаешь. Потому здесь под какую-нибудь избирательную кампанию действовать надо. Или под репрессивную. Лучше — под репрессивную.
Серебряков пожал плечами:
— Путин — не Сталин.
Тихон перевернулся на живот. На спине корчащимся осьминогом белел шрам.
— А жа-аль, — протянул он с удовольствием. — Пора тут кое-кого прочистить, пора… Но это неважно, Витя. Есть масса хороших людей пониже. Которые всегда спокойно засыпают, но не всегда удовлетворены, проснувшись. Ибо немало видят вокруг себя собственности, задаром розданной Чубайсом по близким рукам. Ему близким, заметь, а не этим людям.
— А они хотят и просыпаться удовлетворенными, — хмыкнул Серебряков.
— Угадываешь. И сам понимаешь, когда оппоненты друг друга пригасят, крайним окажется именно твой недруг. Тем более что он связан с замминистра финансов, которого не все достойные люди хотят видеть на его достойном посту. Тихон закряхтел, снова переворачиваясь. — Подбрось-ка парку, — велел он.
Виктор плеснул от души. По бане потянуло можжевельником. Помолчали.
— Но и в этом случае никто не должен связать тебя с той информацией, Витечка, — чуть нараспев продолжил Тихон. — Многие идут к знакомым и друзьям высокопоставленным — и на том палятся. Потому как круг знакомых просто вычисляется. Даже пытать не надо. И про зампрокурора своего забудь. Он ежели и захочет…
Виктор поморщился. Володька Майоров — человек кристальный. Когда-то, в бытность замгубернатора, вывел своего начальника с коррупцией на чистую воду. И на нары. До сих пор тот экс-губернатор, кажется, сидит. И друг Володька давний. Не сдаст. На него Серебряков весьма рассчитывал.
Но Тишка махнул рукой на возможные возражения:
— Да знаю я его. Не в том дело. Он без процессуального оформления вообще ничего сделать не сможет. А для тебя это означает только одно: через пятнадцать минут после начала оформления дела карточка твоя будет пересылаться для изучения киллеру.
