Чингиз Абдуллаев - Душа сутенера
«Наверно, он не открыл дверь убийцам, — подумал я. — А ломать дверь они не решились. Ведь невозможно без грохота выломать стальную дверь». Арнольд Хендрикович, увидев меня, не удивился. Он не удивился и при виде остальных. Он был знаком с Арчилом и поэтому не стал спрашивать, кого я привел с собой. Кивнув головой, он предложил нам войти в квартиру.
Мы с Арчилом вошли, а двое его людей остались на лестничной площадке. Югансон прошел к дивану, сел, и только тут я заметил на его лице огромный синяк. Я пригляделся. Синяк был свежий.
— Что случилось? — спросил я нашего психолога.
— У меня были гости, — объяснил мне Югансон.
— Какие гости? Зачем вы открыли им дверь?
— Я не открывал. Я приехал с работы, поужинал, а затем спустился вниз, чтобы купить молоко и минеральную воду. Когда вернулся домой, они уже ждали меня перед дверью. Пришлось впустить их и даже побеседовать.
— И они вас не тронули? — я не очень верю в такие чудеса.
Похоже, Югансон рассказал им все, что они хотели знать.
— Как видите, тронули, — он показал на синяк, — и вообще я понял, что это настоящие садисты. С такими лучше не спорить. Человеческая жизнь для них не представляет никакой ценности, Петр Аристархович, никакой.
— Чего они хотели? — в такой момент меня меньше всего интересовали его философские воззрения.
— Во-первых, их интересовало, где находится ваша квартира. Я догадываюсь, что они поехали к вам.
— И вы им сказали?
— Конечно, сказал. В такой момент, когда нужно выбирать между кошельком и жизнью, я всегда выбираю жизнь.
— Что еще?
— Они хотели узнать, где вы прячете какие-то кассеты. Я догадался, что им нужны кассеты с записями наших девочек. И сказал, что вы храните их у себя дома. Я надеялся, что им трудно будет попасть к вам. Ведь ваш дом так хорошо охраняется…
«Он еще пытается подвести логическую базу под свою трусость», — я хотел высказать все, что думаю о нем, но промолчал. Неизвестно, как бы я поступил на его месте. Но странно, что они оставили его в живых. Ведь, получив информацию, они обязаны были уничтожить такого свидетеля.
— Что еще они хотели?
— Спрашивали, как выйти на базу данных о наших девочках.
Этого я не знал и не смог сказать. База данных есть только у вас и у Семена Никитина. Меня такие вещи никогда не интересовали.
— Что еще? Почему они не убили вас?
— Я проявил достаточное благоразумие. Но думаю, не из-за этого. Они сломали мой мобильный телефон и перерезали шнур городского. Но они были уверены, что рано или поздно вы приедете ко мне. И они просили меня передать вам буквально следующее: «Нам нужна кассета с записью и имена трех девочек, которые были сняты на пленку». Вот, собственно, и все. Поэтому меня оставили в живых, хотя дело не обошлось без рукоприкладства.
— Как они выглядели? — спросил Арчил.
— Как могут выглядеть убийцы? Двое высоких громил с пустыми глазами садистов, сильные, ловкие, здоровые, мордастые. И третий, кажется, их руководитель. Он невысокого роста, чуть лысоват, узкие плечи, глубоко запавшие глаза, острый нос. Неприятные маленькие ладони. Говорит тихим спокойным голосом. Вот, собственно, и все. По именам они друг друга не называли.
Арчил нахмурился. Я взглянул на него.
— Ты знаешь, кто это мог быть?
— Не хочу гадать. Если это те, кого я подозреваю, то положение еще хуже, чем ты думаешь, — загадочно ответил Арчил.
— Они оставили свой телефон, — показал на столик Арнольд Хендрикович.
Я подошел к столу и взял листок с номером телефона. С номером мобильного телефона. Показал его Арчилу:
— Можно вычислить по телефону, кто эти люди?
— Нет, конечно, — ответил Арчил, — телефон может быть зарегистрирован на любое имя.
— Может быть, мне вызвать милицию и показать им этот телефон? — меня уже трудно было остановить.
— Не нужно, — мрачно ответил Арчил, — если это тот человек, о котором я думаю, то милиция здесь не поможет. Она тебе не поможет, — повторил он.
— Кто это? Ты можешь сказать, кто эти люди?
— Пока не знаю. Нужно проверить. В любом случае давай позвоним, узнаем, чего они хотят. Набери номер.
— Может, записать разговор на пленку?
— Не нужно пленки, — вздохнул Арчил, — не нужно вообще суетиться. Сядь, успокойся и набери номер. А потом мы поговорим.
Я привык доверять профессионалам. Арчил был таким профессионалом. Я взглянул на него. Он как-то изменился с того момента, когда Югансон описал загадочного человека. Мне показалось, что Арчил испугался.
— Что происходит, Арчил? — тихо спросил я. — Ты сдрейфил?
— Звони, — упрямо сказал он, ничего не объясняя. Я набрал номер. Один звонок, второй. Наконец на другом конце раздался мужской голос:
— Кто это?
— Меня просили позвонить.
Я с трудом сдерживался, чтобы не выругаться. Этот убийца сегодня отправил на тот свет моего племянника и трех сотрудников. А я должен с ним разговаривать, вместо того чтобы послать к нему человека с автоматом в руках.
— Подождите, — сказал неизвестный.
Я ждал целую минуту. Наконец услышал другой голос:
— Я вас слушаю.
Очевидно, это был тот самый человек, о котором мне говорил Югансон. Невысокого роста. Это он наступил своей маленькой ногой на руку умирающего Алексея. У меня прервалось дыхание, но я держался из последних сил.
— Что тебе нужно? — прохрипел я. — Чего ты лезешь в мои дела?
— Это ты полез не в свое дело. Если ты сутенер, то и оставайся им и не лезь в политику, дурачок. В общем так. Мне нужна кассета, имя оператора и адреса трех девочек, которые там были. И учти: запись у нас все равно есть. Девочек мы найдем и без тебя. Нам нужен оператор и кассета.
Он не знает, что Лепина с девочками снимал убитый Алексей. Парень им ничего не сказал. Я почувствовал, что уже не могу сдержаться.
— Я тебя… достану, — прохрипел я, — сам зубами загрызу…
— Зубы сломаешь, — спокойно парировал собеседник, — и не нужно так грозно. У тебя есть время до утра. Потом мы за тобой придем. Нам нужна кассета, оператор и девочки. У тебя есть время до десяти утра. Если надумаешь — звони. Если нет, мы придем за тобой. Ты меня понял?
— Нет, — закричал я, — не понял! Это я приду за тобой. Это ты пожалеешь, что родился на свет. Я тебя достану из-под земли. Я тебя…
Он не стал слушать и положил трубку. Я убрал аппарат и посмотрел на Арчила. Тот с мрачным видом, отвернувшись, сидел на стуле. Югансон пожал плечами. Конечно, он трус, но что я мог ему сказать?
— Чего они хотят? — спросил Арнольд Хендрикович.
Я отмахнулся. Разговаривать не хотелось. В тишине неожиданно раздался телефонный звонок. Звонил мой телефон. Неужели убийца передумал и хочет поговорить со мной еще о чем-то? Нет. На аппарате высветился номер телефона Никитина. Только его сейчас и не хватало!
— Я тебя слушаю, — устало сказал я Семену.
— У нас все в порядке, — весело сообщил он.
— Что — в порядке? — не понял я.
В этот момент моя голова была занята совсем другими проблемами.
— Дипломат с женой уже здесь, в клубе. Им очень нравится. Он заплатил деньги. Спрашивает, можно ли сюда приходить в другое время. Гимнасту я звонил. Они с женой сейчас приедут. В общем все о’кей.
— Потом поговорим, — я отключил телефон. Сейчас я не мог думать ни о чем.
Я взглянул на Арчила. Тот понял, что нужно объясниться. Но ничего не сказал. Только поднялся и вышел в прихожую.
— Подождите меня, — попросил я Арнольда Хендриковича и вышел в прихожую следом за Арчилом.
— Что случилось? — спросил я Арчила.
— Я пока ни в чем не уверен, — признался Арчил, — но постараюсь узнать все за несколько часов и сообщить тебе. Но если подтвердится то, что я предположил, то тогда тебе нужно уезжать. Если я не ошибся, то у тебя в городе защиты не будет. Они найдут тебя в любом месте. И никто тебя не сможет защитить. Ни милиция, ни ФСБ, ни бандиты. Никто. Нужно все бросить и бежать. Куда-нибудь за границу. Лет на десять — пятнадцать. Чтобы о тебе забыли.
— Кто это был? — разозлился я.
Арчила не так-то легко напугать, но если и он испуган, значит, у этих убийц очень серьезная «крыша».
— Я все узнаю и позвоню, — сказал Арчил, — давай мы тебя отвезем обратно в офис. Тебе нельзя здесь оставаться.
Я вернулся в комнату, чтобы попрощаться с Югансоном. Тот сидел за столиком. Перед ним стояла бутылка его любимого мартини.
— Вы должны меня понять, — сказал Арнольд Хендрикович, — я не переношу физической боли.
— Конечно, не переносите, — согласился я, — до свидания. И не нужно нас провожать.
Мы вышли из квартиры, и я захлопнул за собой дверь. Век живи, век учись. Над Дамкаевым посмеивались все — и наши охранники, и девочки, и Раечка. Он коверкал русский язык, неуверенно выражал свои мысли, страдал одышкой, был добродушным и смешным старичком. Но когда наступил его смертный час, он умер, как герой, ничего не сказав, несмотря на пытки, которым его подвергли.
