Юнас Юнассон - Сто лет и чемодан денег в придачу
Шло оно не сказать чтобы слишком быстро, поскольку все двадцать гвардейцев, едва только катер заходил в очередной порт, стремились повеселиться как следует денек-другой-третий (мыши пустились в пляс, как только кошка из соображений осторожности отправилась в свой летний домик близ Тайбея). Остановок было много. Сперва Нанкин, потом Уху, Аньцин, Цзюцзян, Хуанши, Ухань, Юэян, Иду, Фэнцзе, Ваньсян, Чунцин и Лучжоу. И на каждой — пьянки, проститутки и всякие безобразия.
А поскольку подобный стиль жизни обыкновенно стоит немалых денег, то двадцать солдат из личной гвардии Сун Мэйлин изобрели новый налог. Крестьяне, желавшие выгрузить свой товар в соответствующем порту, должны были платить за это пять юаней — либо ехать прочь несолоно хлебавши. А кто возмущался, того пристреливали.
Налоговые поступления немедленно осваивались в самых темных кварталах соответствующего города, которые всегда весьма удобно располагались вблизи порта. Аллан подумал, что если для Сун Мэйлин так важно иметь на своей стороне народ, то ей бы стоило дать это понять хотя бы своим ближайшим подчиненным. Но это, слава богу, ее проблема, а не Аллана.
Прошло два месяца, пока катер с Алланом и двадцатью гвардейцами добрался до провинции Сычуань, а к тому времени силы Мао Цзэдуна давно уже успели уйти на север. При том что они вовсе не крались по горам, а спустились в долину и приняли бой с гоминьдановцами, поставленными для охраны города Ибинь.
Город перешел в руки коммунистов в мгновение ока. Три тысячи гоминьдановцев были убиты в сражении, из них не менее двух тысяч пятисот потому, что оказались слишком пьяны. Для сравнения — коммунистов (по-видимому, трезвых) погибло всего триста.
Тем не менее битва при Ибине для гоминьдановцев в некотором смысле закончилась удачно, потому что среди пятидесяти взятых в плен коммунистов оказался бриллиант. Сорок девять пленных можно было просто расстрелять и сбросить в яму, но пятидесятый! Мммм! Пятидесятым пленным был не кто иной, как красавица Цзян Цин, актриса, ставшая верным марксистом-ленинцем и — самое главное! — третьей женой Мао Цзэдуна.
~~~Тут же началась перепалка между командованием роты Гоминьдана, с одной стороны, и солдатами личной гвардии Сун Мэйлин — с другой. Спор шел о том, кому следует доверить такую ценную пленницу. Пока что командование роты попросту держало ее под замком в ожидании катера с людьми Сун Мэйлин. Ни на что другое невозможно было осмелиться, потому что на катере могла прибыть лично Сун Мэйлин. А с ней не пререкаются.
Но Сун Мэйлин оказалась в Тайбее, и ротное командование решило, что в таком случае все сильно упрощается. Цзян Цин сперва следует изнасиловать с особой жестокостью, а после, если жива останется, расстрелять.
Гвардейцы Сун Мэйлин, вообще говоря, ничего не имели против изнасилования и даже сами рассчитывали принять в нем участие, но вот умереть Цзян Цин после этого вовсе даже не должна. Наоборот, ее следует доставить к Сун Мэйлин или по крайней мере к Чан Кайши для принятия решения. Тут большая политика, надменно объясняли повидавшие мир гвардейцы выросшему в провинции командиру ибиньской роты.
В конце концов командиру ничего не оставалось, как уступить, и он угрюмо пообещал отдать свой бриллиант вечером того же дня. Участники встречи разошлись, и гвардейцы решили в честь такой победы отправиться в город и там как следует погулять. Подумать только, как они потом позабавятся с бриллиантом на обратном пути!
Окончательные переговоры проходили на палубе того самого катера, который вез Аллана и гвардейцев всю дорогу от самого океана. К удивлению Аллана, оказалось, что он понимает большую часть того, что говорится. Дело в том, что, пока солдаты развлекались в каждом порту, Аллан сидел на палубе катера вместе с симпатичным мальчишкой-буфетчиком по имени А Мин, оказавшимся, как выяснилось, одаренным педагогом. Под его руководством Аллан за два месяца практически овладел разговорным китайским языком (прежде всего в части ругательств и непристойных выражений).
~~~Аллан еще с детства привык с подозрением относиться к тем, кто отказывается пить, когда наливают. Ему было от силы шесть лет, когда отец положил руку на мальчишеское плечо и сказал:
— Берегись попов, мой сын. И тех, кто бреннвина не пьет. А пуще всего — таких попов, что не пьют бреннвина.
С другой стороны, Алланов отец был, конечно, не вполне трезв, когда дал в морду ни в чем не повинному пассажиру поезда, за что был немедленно уволен со службы. Что, в свою очередь, заставило и Алланову мать поделиться с сыном собственной житейской мудростью:
— Берегись пьяниц, Аллан. Да и мне бы это в свое время не повредило.
Мальчик вырос и выработал собственные принципы вдобавок к тем, которые усвоил от родителей. Попы и политики — хрен редьки не слаще, решил Аллан, и не важно, кто они при этом — коммунисты, фашисты, капиталисты или кто там есть еще. Кроме того, он, как и отец, полагал, что добрые люди не воду пьют. Но, как и мать, считал, что надо себя держать в руках, даже если нагрузился как следует.
В практическом отношении это означало, что за время речного путешествия Аллану совершенно расхотелось помогать Сун Мэйлин и ее двадцати вечно пьяным гвардейцам (которых, впрочем, осталось, девятнадцать, поскольку один свалился за борт и утонул). Изнасилования пленницы, сидящей под замком в трюме, он тоже категорически не одобрял, вне зависимости от того, коммунистка она или нет и чья жена.
Так что Аллан решил сбежать и забрать пленницу с собой. О своем намерении он сообщил буфетчику и другу А Мину и очень попросил помочь им с пайком на дорогу. Парень пообещал, но с условием — чтобы взяли и его тоже.
Восемнадцать из девятнадцати гвардейцев Сун Мэйлин вместе с корабельным коком и капитаном катера развлекались в веселых кварталах Ибиня. Девятнадцатый гвардеец, вытянувший несчастливый жребий, сидел и злился у двери на лестницу, ведущую в помещение под палубой, где сидела Цзян Цин. Аллан уселся поговорить со стражником и предложил выпить по рюмочке. Стражник ответил, что его поставили следить за, может, самым главным пленным во всем Китае, и что ему-де не годится глушить на посту рисовую водку.
— Тут ты совершенно прав, — сказал Аллан. — Но одна-то рюмочка разве повредит?
— Да нет, — задумчиво отвечал гвардеец. — Одна-то никак не повредит.
Два часа спустя Аллан с гвардейцем прикончили вторую бутылку, покуда буфетчик А Мин сновал взад-вперед и подносил им закуски из кладовой. После проделанной работы Аллан немножко захмелел; а мертвецки пьяный страж свалился и заснул прямо на палубе.
— То-то, — сказал Аллан, глядя сверху вниз на бесчувственного китайского гвардейца. — Нечего и пытаться шведа перепить, если только ты сам не финн или в крайнем случае не русский.
Мастер взрывного дела Аллан Карлсон, буфетчик А Мин и бесконечно благодарная жена коммунистического вождя Цзян Цин покинули катер под покровом темноты и вскоре оказались в горах, где прежде Цзян Цин провела немало времени вместе с войсками мужа. Ее знали местные тибетские кочевники, так что у беглецов не было проблем с едой, когда запасы А Мина подошли к концу. Не так уж и странно, что тибетцы вполне дружески относились к высокопоставленной представительнице Народно-освободительной армии Китая. Все ведь знали, что как только коммунисты победят, так Тибет тут же официально признают независимым.
По мнению Цзян Цин, ей, Аллану и А Мину следовало не мешкая продвигаться на север, по широкой дуге обходя район, контролируемый Гоминьданом. Через месяц прогулки по горной местности они наконец приблизятся к Сианю, центру провинции Шэньси, и там, по мнению Цзян Цин, наверняка застанут ее мужа, если только не будут слишком тянуть.
Буфетчик А Мин был в восторге: Цзян Цин обещала, что он будет накрывать стол для самого Мао! Парень успел проникнуться идеями коммунизма, глядя, как ведут себя гоминьдановские гвардейцы, и переход на другую сторону баррикад его как нельзя устраивал — да еще и с таким повышением!
Аллан же выразил уверенность, что коммунизм преспокойно победит даже без его участия, да и вообще ему пора домой — разве Цзян Цин не согласна?
Цзян Цин была согласна, но «дом» — неужели это Швеция? Какая страшная даль! И как господин Карлсон намерен туда добираться?
Аллан отвечал, что кораблем или самолетом было бы оптимально, но, к сожалению, Мировой океан расположен немножко неудобно, так что на корабле отсюда не уплывешь, а аэродромов тут в горах он пока что ни одного не приметил.
— Так что уж придется на своих двоих, — сказал Аллан.
~~~У старосты деревни, так гостеприимно принявшей троих беглецов, оказался брат, уж до того бывалый путешественник, что второго такого вряд ли и найдешь.
