Лариса Соболева - До и после конца света
– К ребенку я отношения не имею, письма не писал, эсэмэски не слал, об этой девушке вообще ничего не знал, денег ей не переводил. Кто-то воспользовался моим телефоном и электронной почтой. Поэтому ребенка я не признаю, его появление на свет – мошенничество.
М-да, ситуация… Глупейшая, когда предъявлено столько доказательств. Панина красноречиво хмыкнула, да и судья, хоть и являлся мужчиной, сочувствия к ответчику не проявил. Безусловно, он обязан держать нейтралитет, однако так не всегда бывает, во всяком случае, не сегодня, он явно симпатизировал истице.
– Позвольте взглянуть на почтовые переводы, – сказала Серафима.
Ей передали заполненные с двух сторон бланки, она углубилась в них, тогда как Панина толкала речь. О чем? Все о том же: соблазнил, покинул, отказывается от собственного ребенка, короче говоря, мерзавец в кубе, который не хочет нести ответственности. Тем временем Серафима толкнула ногой Никиту и опустила палец на его подпись в бланке, он, естественно, отреагировал живо:
– Это не моя…
Серафима надавила ему на ногу, он понял и замолчал, она же обратилась к судье:
– У нас ходатайство, ваша честь. До заседания суда нужно провести графологическую экспертизу. Мой доверитель утверждает, что денег истице не высылал, следовательно, подпись ставил не он. Второе. На днях мы должны получить повторные результаты генетической экспертизы…
Судья затосковал, видимо, представил, что без боя подлый папаша и его адвокатесса не сдадутся, дело затянется, а тянуть тут нечего. Он поинтересовался у Яны, сможет ли она предоставить свидетелей, которые подтвердят ее связь с ответчиком, та опустила ресницы, пролепетав:
– Я же издалека приехала, у меня здесь никого нет. Да и были мы с Никитой… (Он застонал, закатив к потолку глаза, Серафима опять надавила ему на ногу.) Мы были вместе всего неделю… меньше. Только подруга в курсе, но я не знаю, где она сейчас, мы потерялись.
Бумажная волокита заняла еще какое-то время, наконец Никита очутился на воздухе, где вздохнул с некоторым облегчением, будто сбросив с себя груз.
– Меня как помоями облили, – сказал он уже в машине, заводя мотор. Из здания правосудия, которое в его глазах выглядело застенком несправедливости, вышли Яна с Паниной. Никиту не сдержало присутствие Серафимы в салоне авто, сжав руль до белизны в пальцах, он процедил: – Сука. Подлая тварь. В глаз ей, что ли, дать?
– Спокойно, – тронула его за плечо Серафима. – Поехали.
– Почему ты молчала? – сорвав машину с места, огрызнулся Никита. – Мне не дала говорить, и сама не…
– Потому что это был не суд. Зачем давать им время на обдумывание и выстраивание нападения? А ты плохо изучил почтовый перевод.
– А что там было необычного? Печатные буквы? Я это заметил.
– Наоборот, все обычно, как положено, больше того! Я не зря попросила посмотреть переводы. При отправке денег требуют паспорт, данные его, то есть твои заносятся в бланк. Я не очень осведомлена, но кажется, обычно на почте не требуют открыть номер банковского счета, а на этих бланках твои полные банковские реквизиты, а также ИНН…
– Правда, вносятся?!
– А ты не знал?
– Откуда мне знать! Я же не отправлял почтовых переводов. А зачем такие подробности в обыкновенном переводе?
– Это делается, чтоб поток денег был под контролем. Так вот, Никита, подумай, где взял отправитель твои полные данные?
– Понятия не имею.
– А я скажу теперь с уверенностью: на твоей работе. То есть этот человек имеет доступ к документам в бухгалтерии или в отделе кадров. Видишь, как просто. Но каким образом отправлялись деньги без тебя… – она недоуменно пожала плечами. – Это практически невозможно…
– Брось, в нашей замечательной стране неограниченные возможности, стоит только захотеть и наступить на горло собственной совести.
Фраза хоть и сказана с желчной интонацией, тем не менее выстраданная. Взглянув на Никиту, который при всем при том невозмутимо рулил, следовательно, не выглядел раздавленным обстоятельствами, Серафима буркнула:
– Тебе видней.
– И тебе. Разве не ты сталкиваешься с так называемым человеческим фактором? Ох, этот фактор… Попробуй теперь докажи, что ты не дерьмо, извини за грубость.
– Допустим, – продолжила она, – отправитель договорился с кассиром, кинув тому на лапу, наплел, мол, ты занят или в больнице лежишь, а деньги нужны жене… Суммы не аховые, кассир мог согласиться. Но в доказательство отправитель должен был хотя бы твой паспорт предоставить, чтоб в достоверности его слов кассир не сомневался. Ты кому-нибудь давал паспорт?
– Не помню…. Нет, вряд ли, даже когда на мое имя заказывали билет на поезд, получал я его, показав паспорт.
– Ладно, подумаю о других вариациях-махинациях.
– Мне в командировку лететь. На несколько дней.
– Номер почтового отделения я запомнила, попробую найти кассира, – высказывала она мысли вслух, задумавшись и, казалось, не обратив внимания на сообщение. – Мне никто сведений не даст, значит, воспользуюсь связями и выясню через милицию. А ведь это прокол – переводы… Что? Ты уезжаешь?
– Угу, послезавтра.
– Ну, поезжай, у меня без тебя здесь будет полно работы. Завтра же съездим в криминалистическую лабораторию, оставишь образцы почерка, к твоему приезду результат будет готов.
– Конечно, сдам анализ почерка, – пошутил он. – Но бланки заполнены печатными буквами, только одна подпись прописью.
– Не имеет значения, почерковеды разберутся. Одна надежда на повторную экспертизу ДНК. Нам получить хотя б на один процент меньше…
– И что тогда?
– Получим законный повод оспорить отцовство, встречаются случайные совпадения, но крайне редко.
Ее уверенность вселяла надежду, да и вера в Серафиму росла после диалога в машине. Он поймал себя на мысли, что присутствие Симы стабилизирует его состояние, она действует успокаивающе, как таблетка транквилизатора. Глупое сравнение, тем не менее точное, и это при всех сомнениях, которые часто терзают Никиту! В этой девушке определенно что-то есть, во всяком случае, он уже чувствовал к Серафиме расположение, а оно ведет к взаимопониманию. Но какой облом – остаться сейчас одному, один на один с собой Никита впадает в беспокойство и депрессию, поэтому его предложение больше походило на просьбу отчаявшегося человека:
– Если ты свободна, поехали со мной, посмотрим квартиру для приятеля Прохора? На днях приедет наш хакер, к сожалению, мне вряд ли удастся его встретить.
– Поехали.
– А потом пообедаем, а? Я знаю место, где здорово готовят перепелов.
– Никогда не пробовала. Ладно, пообедаем. И о хакере не беспокойся, я встречу его.
Квартира устроила, Никита заплатил хозяйке за месяц, разумеется, не поставив ее в известность, что ограничится лишь этим сроком. А вечером с Прохором купили компьютер, отвезли на квартиру и наладили работу Интернета. Любая деятельность в его положении – спасение от депрессии.
Не полагаясь на память, Анюта записывала абсолютно все, что, по ее мнению, Герман мог случайно выпустить, а не только его просьбы. Но вот перечисления, когда и что она должна напомнить, сделать, организовать, проверить и тому подобное, закончились, а Герман не говорил кодовых слов «пока ты свободна». Он нервно тер подбородок пальцами, глядя сквозь Анюту, казался немного рассеянным, чуточку растерянным и очень озабоченным.
– Это все? – напомнила она, мол, я здесь, между прочим.
– Аня… у меня возникли… некоторые… проблемы… – вдруг заговорил он не как начальник, а как простой и доступный человек. – Мы с тобой давно сработались, я тебя считаю больше другом, чем секретаршей, доверяю… Ты обо мне знаешь много такого, чего не знают остальные. Но ты знаешь и тех, кто меня окружает… Короче говоря, Ляльке позвонил мужчина и настучал, будто у меня с Олесей… ну, ты поняла? Голоса она не узнала, иначе сказала бы мне, кто это был.
Анюта присела в кресло у стены, под ее прямым взглядом он стушевался, ведь фактически Герман предложил ей заложить кого-то из подчиненных, а это грязненький ход. Впрочем, она обязана докладывать ему о неблагонадежных людях, заботясь о благоприятной атмосфере в коллективе.
– Да, Герман Евгеньевич, мы с тобой работаем давно… – сказала она. – У тебя есть претензии к моей работе?
– Нет, что ты.
– А твоими семейными и личными проблемами я не обязана заниматься. Но если хочешь знать мое мнение, если ценишь его, чисто по-дружески могу сказать.
– Давай уж говори.
– Собственно, настучать мог кто угодно.
– То есть? – вскинулся он.
– Ну почему вы, господа, думаете, что кругом одни идиоты обитают, которые замечают только то, на что вы укажете? Как бы ты ни хоронился, а про твое подполье все равно вынюхают. Тут один выход: либо не делать вообще, либо делать и быть готовым к доносам, скандалам, переменам.
– Кто? Откуда могли узнать? С чего это?
