Ирина Мельникова - Талисман Белой Волчицы
— Ты что, ищейка?
— С чего ты взял? — удивился Алексей.
Михаил переложил карабин на колени и хлопнул ладонью рядом с собою, приглашая его садиться.
— Не обижайся, но со стороны посмотришь — ты словно пес охотничий, каждый камешек осмотрел, каждую веточку обнюхал. Шутка, конечно. — Он достал из кармана портсигар. — Куришь?
— Курю, — ответил Алексей.
Они закурили. Некоторое время молчали, затем Алексей спросил:
— Как Маша?
— Когда я уходил, была без сознания. С ней сейчас Марфа и Владимир Константинович.
— Марфа? — удивился Алексей. — Ты же сказал, что, кроме повара и сторожа, на даче никого нет?
— Однако память у тебя! — протянул Михаил озадаченно и с интересом посмотрел на Алексея. — Только Марфы и вправду поначалу не было. Она приехала позже, уже после моего отъезда к Хатанге. Мурку привезла. Никак, шельма, без меня не хочет оставаться. Тоскует, ничего не ест, а я хотел на лодке под парусом походить. Теперь придется отложить. Мурка в лодке беспокоится, паруса пугается и на берегу, если останется, мечется, с ума сходит, видно, боится, что утону. Ну, ей-богу, как с дитем морока. — Он улыбнулся и виновато посмотрел на Алексея. — А за Машу не беспокойся. Я отправил в город сторожа за доктором. — Михаил вздохнул. — Замечательная девушка! Красивая, умная…
В наше время — крайне редкое сочетание.
— Редкое, — согласился Алексей и вернулся к интересующей его теме:
— Как ты думаешь, кто за тобой решил поохотиться?
— Понятия не имею, — пожал плечами Михаил и, сильно затянувшись, выпустил через ноздри целый столб сизого дыма. — Неприятелей и завистников у меня — хоть дорогу мости, но явных врагов, которые хотели бы прямо в гроб законопатить, пока вроде не наблюдалось. В открытую на меня только ты осмелился напасть, а исподтишка… — Он наморщил лоб, вспоминая, потом покачал головой. — Нет, не было такого, потому что всякий знает: я башку мигом отвинчу и вернуть назад не позволю…
— Хорошо, но ты можешь назвать хотя бы одну причину, по которой с тобой хотели бы свести счеты?
— Не могу, — рассердился вдруг Михаил, — если я и обижал, то не до такой степени, чтобы кому-то захотелось меня убить. Никого в жизни не разорил, ни над кем не надругался. В карты мне проигрывали, но суммы незначительные… Морды, правда, частенько бью, но они, мерзавцы, сами их подставляют, потому что знают: после за каждый мой тумак или оплеуху прилично в ассигнациях получат.
— Выходит, это первое покушение на тебя?
— Выходит, первое. — Михаил как-то виновато пожал плечами и улыбнулся. — Ничего подобного раньше не наблюдалось. — Хотя постой! — Он хлопнул себя ладонью по лбу. — Знаешь, было по весне… Мы с Федькой отправились на тетеревов поохотиться. Он на своего Баламута взгромоздился и — вперед! А я замешкался что-то, смотрю, он уже за ворота выехал… Я ему кричу: «Федька, стой!» — а сам на своего Нерона вскочил… А тот подо мной чуть ли не свечкой встал, сначала на дыбы, а потом принялся по двору метаться и взлягивать беспрестанно. Я поводья на себя тяну, он хрипит, пеной исходит, а сам меня по кругу носит, головой и крупом трясет, меня из стороны в сторону мотает, я и про тетеревов забыл, и про Федьку, думаю, только бы не сбросил. Позорище будет на весь Тесинск для Мишки Кретова. Я ведь в седле вырос. У дядьки моего, младшего брата матери, конезавод под Омском. Я там каждое лето пропадал. Таких жеребцов объезжал, не чета моему Нерону.
Мне ведь любая животина с первого разу подчиняется.
Мурку видел? Она одной лапой хребет кому угодно переломит, а ко мне, как котенок, ластится… — Он затянулся папиросой, затем недоуменно посмотрел на окурок, затушил его о каблук и, усмехнувшись, посмотрел на Алексея. — Слушай дальше, как я, может, впервые в жизни перепугался до смерти. — И окинул его внимательным взглядом, словно проверил: не насмехается ли?
Но Алексею было совсем не до смеха.
— И что ж все-таки случилось с твоим Нероном? — спросил он, всячески скрывая волнение, потому что почувствовал знакомый холодок в груди — первый признак того, что вышел на след.
— То и случилось, — вздохнул Михаил. — Вынес он меня за ограду, через коновязь перемахнул, тут я и приземлился на задницу, да так, что дух перешибло. Валяюсь на земле и вижу, что Марфа из ворот выскочила с ружьем навскидку и целится в Нерона. Я ей ору: «Марфа, тудыть твою мать, не стреляй!» А сам едва на четвереньки поднялся, смотрю, что с Нероном. А он, дьявол, как ни в чем не бывало, о коновязь головой трется, а морда вся в пене, грива всклокочена. Марфа ружье опустила, подошла к нему, за шею обняла и стоит, что-то шепчет ему в ухо. А он, бесова душа, так тихо, так жалобно что-то ржет ей в ответ. Переговариваются, значит. Только вдруг Марфа вскрикивает и тычет пальцем в седло: «Гляди, Миша, кровь!» Ну кое-как доплелся я до них, смотрю — и впрямь из-под седла в несколько струек кровь бежит. Я тут же рукой под седло, а Нерон как вздрогнет и ногами заперебирал, а из глаз слезы потекли… А я цепляю пальцем, не поверишь, вот такую, с мизинец прямо, железную колючку. Представляешь, каково было Нероше, когда я с размаху приземлился в седло? Тут любой бы взъярился…
— Ты считаешь, что ее нарочно подложили?
— В тот раз сомневался, а теперь точно думаю, что подложили. Конюхи Христом богом клялись, что ничего подобного не видели, самолично подпруги затягивали. Лошадь, говорят, вела себя спокойно. А тут на тебе! И главное, когда успели мерзавцы? Конюх все время ее в поводу держал.
— А кто-то из своих мог это сделать? Подойти незаметно и подложить колючку?
— Ну нет, — покачал головой Михаил, — никто не мог! Точно говорю, никто! Федька определенно не подходил.
Марфа с крыльца не сходила, когда провожала нас… Анфиска…
— Анфиска? — перебил его Алексей. — Она что ж, у тебя в тот раз гостила?
— Слушай, — Михаил настороженно посмотрел на него, — ты что ж, Анфиску тоже знаешь? И, сдается мне, не только ее!
— Анфису половина Североеланска знает, к тому же вчера мы столкнулись с ней в конторе завода. Видимо, приезжала повидать бухгалтера.
— Столетова? — словно поперхнулся Михаил. — Она с ним встречалась?
— Она зашла в его комнату, но увидела меня и очень быстро ее покинула.
— И что ж, ничего не сказала при этом?
— Кажется, я ей не слишком нравлюсь.
— Понятно. — Михаил окинул его насмешливым взглядом. — Получила Анфиска от ворот поворот?
Алексей пожал плечами.
— Нет, здесь другое! С первых минут знакомства она готова была меня в клочья порвать, только не пойму — за что?
— За что? — усмехнулся Михаил. — Вот за то самое и порвать, что внимания на нее не обратил. Она и меня на дух не выносит, и, заметь, за то же самое.
Теперь настала очередь Алексея вытаращить глаза от изумления.
— За то же самое? Но она ведь тебе племянницей приходится?
— Приходится, — махнул рукой Михаил, — но и что из того? Вбила себе в голову, что влюбилась в меня, то и дело гостит в Тесинске и не сводит с меня своих рыбьих глаз. Пыталась и на более смелые дела подтолкнуть, но я устоял.
— Нет, что-то в моей голове не укладывается. Вы ведь близкие родственники?
— Я тебе объясняю, что ей это безразлично. Эта девка ни бога, ни дьявола не боится. Я ей про кровосмешение твержу, а она знай себе талдычит: «Детей от тебя рожать не собираюсь, а переспать — все равно пересплю!» — Михаил легко поднялся на ноги, подхватил с земли карабин и улыбнулся Алексею:
— Пошли в дом, там все наши вопросы и обсудим. В том числе и про Анфису, и про тех, с кем дела имею и приятельские отношения. Именно приятельские, близких друзей у меня отродясь не бывало. Не люблю, когда мне лезут в душу, и сам этим не страдаю, но сегодня сделаю небольшое исключение, поговорим обо всем, о чем захочется… Если, конечно, захочется… — и окинул Алексея хитрым взглядом.
Глава 16
Машу обложили подушками, и она, бледная, с повязкой, обхватившей плечо и грудь, сидела на кровати и пила чай вместе со всеми, не отказавшись, впрочем, и от бокала красного вина. Его весьма настойчиво попросил выпить Михаил, пояснив при этом, что красное вино — первейшее средство для восстановления сил при обильной потере крови.
Доктора ожидали только к утру, но Маша выглядела неплохо, температура спала после того, как Марфа напоила ее какими-то настоянными на меду травами, поэтому волнение по поводу ее ранения понемногу всех отпустило и проявлялось лишь в несколько возбужденном разговоре и неожиданно излишней смешливости.
Михаил превзошел самого себя. Больше всех хлопотал возле Маши, да она и сама этому не противилась, смеялась его шуткам, принимала из его рук чай и ватрушки с вареньем, которые принесла с кухни Марфа, лишь иногда опускала глаза в ответ на его слишком пристальные взгляды.
И эти взгляды чрезвычайно беспокоили Алексея. Он понимал, что хитрый купец пошел в атаку. Подогретое Машиной холодностью самолюбие жаждало отмщения и побед. Но в то же время он понимал, что его желание оградить Машу от притязаний Михаила, защитить от его возможных посягательств, несомненно, осложнит с ним отношения.
