Елена Михалкова - Знак Истинного Пути
– Вот сумма, – пояснила она, глядя в непонимающие глаза Сергея, – которую вы получаете в любом случае. Плюс – еще столько же, если находите исполнителя. Вот по этим телефонам будете связываться со мной, а вопрос со следователем я решу в ближайшие четыре часа. Все, что знают они, будете знать и вы.
«Аудиенция окончена», – понял Сергей, встал, аккуратно свернул бумажку, поклонился и быстро вышел из комнаты. За дверью он еще раз посмотрел на число, выписанное красивым почерком без наклона, хотел что-то сказать самому себе, но только махнул рукой. Интересно, как его Макар охарактеризовал, если ему предлагают такие деньги? «Интересно, какая гадость тебя ждет, если тебе предлагают ТАКИЕ деньги?» – поправил его тот же зловредный внутренний голос. На этот раз Бабкин решил к нему прислушаться и быть очень осторожным.
На следующее утро, сидя в гостиничном номере, Сергей изучал данные по убийству Илоны Андреевны Ветровой, двадцати двух лет, русской, незамужней, приехавшей откуда-то из-под Тулы. Убита около полудня – задушена куском бечевки. Бечевка валялась тут же, рядом с местом преступления. Судя по всему, девушка задушена в том же кресле, где ее нашли. Волосы обрезаны обычными ножницами, которых в каждом хозяйственном магазине – по три штуки на стольник. Ножницы демонстративно брошены на волосы сверху. Убийца, по-видимому, проник в дом через наружную дверь – ни камер, ни сигнализации там не установлено, а некоторые из живущих в доме вообще не закрывают ее за собой днем. Дама, работающая поварихой, призналась, что забыла закрыть дверь, уходя в магазин. И она же нашла тело около двух часов дня. Любопытно, любопытно… Надо бы получше присмотреться к дамочке.
Чем больше анализировал Бабкин данные, тем сильнее крепло в нем ощущение, что в доме должен быть сообщник. Просто не может его не быть! Нужно было знать кучу вещей: что дверь оставляют открытой, что в доме именно в тот день никого не будет, что жена Эдуарда Гольца отводит ребенка в садик, а жена Боброва уезжает в свою галерею… Хотя постойте, вот как раз жена Гольца была днем дома. И Боброва, кстати сказать, тоже. «Полный бред!» – выругался Сергей и поднялся со стула. Стул освобожденно скрипнул, но преждевременно: Бабкин сел на место, и ножки издали жалобный звук. «Полный бред. Что за убийство в присутствии трех, а то и четырех человек в доме? В любой момент исполнителя могли заметить. И потом, откуда он знал, что девушка будет убираться в гостиной именно в это время? Вот если ему было все равно…»
Сергей опять встал со стула и подошел к окну с видом на помойку. Машина, стоявшая около мусорных контейнеров, вытряхивала длинной железной лапой их содержимое себе внутрь. Сергей заметил мелькнувшую среди каких-то объедков игрушку и засохшие цветы. «Все равно… Да, убийце вполне могло быть все равно. Тогда он шел убивать не конкретную Илону Ветрову, а любого человека, который оказался бы в доме. Желательно – женщину, потому что ему нужно было обрезать ей волосы. Но и с мужчиной он бы справился. А в таком случае ему нужно было знать не так уж и много: что дверь часто не запирают, что в доме постоянно находятся какие-то люди, что выйти можно через заднюю дверь, а камер слежения нет. Собственно говоря, достаточно даже для неподготовленного человека, а уж если Затрава держит своего мастера для подобных дел, то и подавно».
Удовлетворенно хмыкнув, Бабкин налил в любимую чашку, которую всегда возил с собой, сока и выпил его одним глотком. Пора было приступать к активным действиям.
Глава 9
Утро субботы началось для Наташи с плача Тимоши, которому приснился страшный сон. Успокоив мальчика и уложив его обратно в кроватку, Наташа вернулась в свою комнату и заметила, что Эдик не спит. Притворяется, закрывает глаза – но не спит.
– Эдя, – негромко позвала она. – Ты чего не спишь?
Эдик неумело попытался всхрапнуть и перевернулся на другой бок. Протерев глаза, Наташа взглянула на часы. «Господи, пять утра!»
– Эдик! – толкнула она мужа локтем. – Хватит притворяться, все равно у тебя ничего не получается.
– Почему не получается? – повернулся к ней Эдик.
– Потому что. Ты чего не спишь, спрашиваю?
– Не могу заснуть, – признался Эдик, усаживаясь на кровати. – Только задремлю, и… – он запнулся, – мертвая Илона начинает сниться. Понимаешь, ерунда какая?
– Господи, бедняжка мой! – Наташа обняла мужа и прижалась к нему. – Давай я тебе массаж сделаю, хочешь?
– Наташа, ты что? Какой массаж? В нашем доме вчера человека убили! Просто пришли и убили! А ты мне массаж предлагаешь сделать!
Наташа покачала головой, с жалостью глядя на Эдика. «Правильно говорят, что женщины более устойчивы к стрессу, чем мужчины, – пришло ей в голову. – Достаточно на Эдика посмотреть и на его маму».
– Солнышко мое, – вкрадчиво заговорила она, – а кроме массажа еще на что-нибудь есть запреты?
– В каком смысле? – не понял Эдик.
– Ну, например, на секс. Ведь мы с тобой не можем сейчас заняться любовью, правда? Я думаю, должно пройти не меньше месяца, чтобы мы смогли… Да?
– Наташа, ну зачем ты так извращаешь? – рассердился Эдик. – Я тебе на полном серьезе говорю, а ты…
– Так ведь и я на полном серьезе! – перебила его Наташа. – Я полностью принимаю твою точку зрения. С этого момента – никакого секса следующие тридцать дней.
Эдик обернулся и взглянул на жену. Наташа сидела на кровати, и через кружево сорочки просвечивала соблазнительная нежная грудь. Глаза у нее после сна были слегка раскосые, и Эдику вспомнились рассказы о юных девочках из северных племен, которых предлагают гостю, чтобы он лишил их девственности. Его те рассказы всегда приводили в такое состояние… в такое неописуемое состояние… В общем, в такое, от которого он краснел. Наташа с ее черными волосами, с бледным, совсем юным личиком, с маленькой полоской от подушки, отпечатавшейся на нежной щеке, вызвала в нем прилив столь сильного желания, какого он сам от себя не ожидал.
Все время, пока Эдик изучал ее, Наташа смотрела на него невинными глазами. Наконец протянула:
– Можно я тебя поцелую один-единственный раз? А после… В общем, месяц, договорились?
Она потянулась к Эдику, тонкая бретелька свалилась с плеча, открыв грудь, и Эдик, потеряв голову, прижался к этой ароматной груди, забыв обо всем.
Через двадцать минут он лежал на постели, мурлыкая от удовольствия, пока Наташа разминала ему шею и плечи.
– Милый, по-моему, мы с тобой две аморальные личности, – шепнула Наташа ему на ухо. – Особенно ты. Как же можно… вот такими вещами заниматься и в такое время!
– А ты все специально сделала! – пропыхтел Эдик, уткнувшись носом в подушку.
– Конечно, специально, – легко согласилась Наташа. – Потому что хочу тебя все время, независимо от того, что происходит – умирает кто-то, или рождается, или снег идет на улице, или град. На наши с тобой отношения ничто постороннее совершенно не должно влиять.
Эдик лежал, не отвечая, и она с тревогой подумала, что он сейчас встанет. Через пару минут он повернулся на живот и спросил:
– А про то, что ты меня всегда хочешь, – это правда? Или так, для красного словца?
Секунду Наташа смотрела на него, а потом расхохоталась так заразительно, что и Эдик захохотал вместе с ней. Они опять повалились на кровать и стали возиться, как два щенка. Когда Эдик через три часа смотрел на себя в зеркало, умываясь, он видел совершенно счастливого человека.
Завтрак проходил в молчании. Время от времени появлялась Ольга Степановна, озабоченно спрашивала, не добавить ли тостов и не сварить ли кофе, но все только качали головами. В конце концов Ольга Степановна, всхлипнув, исчезла на кухне, а семейство Гольц продолжало завтракать.
Сегодня за столом сидел и Мальчик Жора. Наташа как раз пыталась понять, для чего Евгения Генриховна пригласила его, когда госпожа Гольц заговорила.
– Я хочу, – без предисловия начала она, – чтобы с нынешнего дня в доме закрывались все двери. Это понятно? Ольга Степановна! – повысила она голос. – Ты слышишь, что я говорю?
– Нет, Женечка, не слышу.
Ольга Степановна появилась в дверях столовой, и Наташа заметила, что сегодня ее седые завитки не уложены, как обычно, вокруг головы, а убраны в неряшливый хвост. Глаза у «метрдотеля» были опухшие.
– А ты сядь с нами, – предложила Евгения Генриховна почти ласково, но Ольга Степановна ее ласковости почему-то совершенно не обрадовалась. – И послушай, что я говорю. Мальчик Жора слушает, и ты послушай.
Ольга Степановна безропотно опустилась на стул рядом с секретарем и уставилась на скатерть.
– Так вот, по поводу дверей, – продолжила Евгения Генриховна. – Отныне все двери, разумеется, нужно закрывать. Мальчик, реши вопрос по поводу камер. Я хочу, чтобы их установили везде, по всему периметру дома.
– Давно пора, я тебе сто лет про них говорил… – начал было Игорь Сергеевич, но наткнулся на взгляд сестры и осекся.