Алла Полянская - Вдвоем против целого мира
– Значит, Лизу нашли.
Анжелика вошла в комнату, неся на подносе напитки – запотевшие бутылки и чистые стаканы.
– А вы…
– Алик с детьми в Привольном, у нас там дача. – Анжелика налила себе пива. – Угощайтесь, кто что пьет. А я люблю пивко вечером, но одной пить как-то не в кайф. Так я говорю – Алик с детьми в Привольном, у меня там кусок земли есть, родительский дом стоял. Ну, лачугу мы, конечно, снесли и построили хороший дом, Алик сад заложил, детям раздолье.
– Не в Научном городке?
– Нет, именно в Привольном. Куда там, в Научном городке цены бешеные. – Анжелика поморщилась. – Раскрутили место, а Привольное – это за оврагом. Ну а то, что Лизу нашли, весть сразу разлетелась, вот Алик мне и сказал. В свое время ее исчезновение наделало шороху – шутка ли, пропала девочка средь бела дня и без следа. Она была странная, знаете?
– Я в курсе. – Дэн налил себе сока. – Вить, ты что будешь?
– Пивка, с вашего позволения. – Виктор потянулся за бутылкой темного портера. – Так вы, Анжелика Васильевна, помните Лизу Шумилову?
– Еще бы. – Анжелика поставила стакан и посмотрела на гостей. – Не надо ходить вокруг да около, просто спрашивайте, что хотите знать, и если я смогу вам помочь восполнить пробелы, то помогу. И давайте попросту, без церемоний, устала я сегодня – жуть, не до балетов.
– Что ж, так даже лучше. Расскажи все, что помнишь о том дне. – Виктор отхлебнул из бутылки и блаженно вздохнул, пиво было его любимое. – Какой была Лиза Шумилова, почему именно ты поладила с ней, а главное – как тебе это удалось. Что собой представляла их семья, что ты видела в тот день, возможно, было что-то необычное, тогда почему ты промолчала? В общем, все, что удержала память.
– Это на самом деле не один вопрос, а сто. – Анжелика улыбнулась хитровато. – Двадцать лет прошло, целая жизнь. Но я попробую ответить на все вопросы и начну, пожалуй, с Лизы. Все удивлялись, что у нас с ней установился контакт, но ничего удивительного в этом не было. Лиза жила глубоко внутри себя, она терпеть не могла, когда к ней лезли в душу. Мать не давала ей дышать, она буквально задавила ее своей заботой, она ей не оставляла пространства вообще!
– Гиперопека? – Реутов делал пометки в блокноте. – И всегда так было?
– Всегда. – Анжелика раздраженно повела плечами. – Гиперопека – это мягко сказано. Вспоминая все это сейчас, когда у меня самой двое детей растет, я понимаю: у их матери, тети Наташи, с головой непорядок был. Вы спросите у остальных, они вам скажут то же самое – она иногда вела себя неадекватно, а если попросту, то была совершеннейшая психопатка. И с каждым годом проблема усугублялась, по-моему. Соньку эта чокнутая гнобила так, что та боялась дома находиться. По-моему, она Соньку ненавидела, и чем старше они с Лизой становились, тем больше она гнобила младшую дочь, а Лизке буквально не давала дышать со своей опекой и любовью.
– Гнобили Соню. – Виктор с сожалением отставил пустую бутылку – с пивом пора притормозить. – В чем это проявлялось?
– Во всем. – Анжелика фыркнула. – Во всем буквально. Мало того, что Сонька за всю жизнь платья нового не носила, все после Лизы донашивала, так мать ее постоянно оскорбляла, попрекала и не давала жить. Вот сидит Сонька и рассказывает за обедом, как мы в лесу гуляли, и нашли поляну с земляникой, и родники… ну, в общем, она светлая была девчонка, все время к радости тянулась. А родичи обедают, слушают ее, кивают вежливо – им на Соньку было вообще насрать, хоть профессору этому, хоть женушке его, да и папаша Сонькин недалеко отъехал, но сидят, кивают. И тут эта психопатка начинает орать: дрянь бесчувственная, весело тебе, когда твоя сестра так больна? Пошла вон из-за стола и вообще пошла вон со двора, чтоб ты сгорела, тварь неблагодарная. Представили?
– Честно говоря, нет. – Реутов с Виктором переглянулись. – Такое вообще невозможно представить. Вить, ты слышал?
– Лучше б не слышал.
Да, пожалуй, у Сони была причина желать смерти сестре, да и матери, если на то пошло. И ей уже исполнилось тринадцать.
– А если я вам скажу, что такое у них регулярно происходило? – Анжелика потянулась к стакану, потом махнула рукой. – Нагрелось все… Да, такое у них было постоянно, я ведь там почти каждый день бывала, все видела. Папаши все равно что не было – он если не на работе в институте, то со стариками торчит, что-то они считали, а то в сарае запрутся, там у них тоже колбы всякие были. Старик и его жена с ума сходили вокруг этих колб, важнее для них ничего на свете не было, а папаша Лизкин у них на побегушках был. И у стариков, и у психопатки.
– А тебе не нравилась Наталья Шумилова? – Реутов понимал, что сейчас слышит подтверждение своей версии. – Она тебя тоже обижала?
– Нет, не обижала, ведь я с ее обожаемой Лизонькой везде ходила. – Анжелика долила себе пива. – Конечно, она мне не нравилась. Она никому не нравилась, старики терпели ее с трудом. Вот Лизка распсихуется и нападет на Соньку… у нее это случалось. И могла Соньку здорово побить, что попало под руку, тем и колотила. И хоть бы раз ее кто-нибудь из них остановил, а мамаше даже нравилось, я думаю. У меня двое детей, ребята, и я не знаю, как можно любить одного и люто ненавидеть другого. Но так было, и в то последнее лето Лизка сломала Соне ключицу. Вернее, сломала весной, Сонька приехала хоть и без гипса, но правая рука слушалась ее плохо. И все делали вид, что ничего такого не произошло, только доктор Оржеховская забирала Соню к себе и там ей какие-то припарки ставила и заставляла мячик ловить. Вы, кстати, у нее спросите, она вам больше моего об их семействе расскажет.
– А о Лизе ты что можешь сказать? – Реутов уже представил общую картину, и ему тягостно было слушать подробности. – Как вы с ней общались?
– Понимаешь, я не лезла к ней в душу. – Анжелика откинулась в кресле. – Я же пришлая была, из деревенских. У меня в Привольном родители жили и брат. Папаша пил беспробудно, а мама работала продавщицей в магазине. Она была наполовину цыганка, но по ней это не было видно, а когда родилась я, то оказалось, что похожа я на свою цыганскую родню, как видите. Папаша решил, что мама меня нагуляла. Уж он и бил ее, и что только ни делал, а потом пьяный упал с крыши и умер, слава богу. И брат долго не прожил, зарезали его в пьяной драке, я маленькая была еще. Ну а в Научном городке ребята эти… И Лиза. Она меня научила считать. Мы с ней были одногодки, и я долго не могла понять, что с ней не так. Но приходила к ним, именно к Лизе приходила, а она все время что-то писала в тетрадках, цифры какие-то. Я себе взяла листик и давай школьные примеры писать по памяти, да все неправильно. Я считать практически не умела – деревенская школа, и немного нас в классе, а научить толком не могли, я если не понимаю принципа действия, то не понимаю и самого действия. Так и со счетом было, и буквы едва осилила – не слишком я была способная тогда, а может, и в развитии отставала, кто сейчас скажет… И вот пишу я эти цифры – просто чтоб делать то, что Лиза делает, а она взяла у меня листок и кивает – неправильно, перечеркнула все. Я и сама знаю, что неправильно, да не знаю, как сделать правильно. Нам тогда по девять лет было, я в школе на второй год осталась из-за неуспеваемости. И тут Лиза приносит конфеты. Кладет одну и одну и показывает, чтоб я писала цифру – я и пишу: две. Она тогда добавляет еще одну, и снова. Если я верно писала, она мне конфету давала. Так поняла я принцип, научилась считать и решать примеры, потом и уравнения. А задачи она мне рисовала. И поезда, и трубы эти дурацкие, и бассейны с водой, и велосипедистов. И так оно у нас вышло, что Лиза научила меня понимать математику. Не заучивать, а понимать. Это потом меня Дариуш и Соня гоняли по гуманитарным наукам, Дариуш уже тогда на трех языках свободно разговаривал, выучил сам, знаете? И Машка помогала тоже – с физикой, но понимать математику меня научила Лиза. А я от них всех научилась понимать, как надо учиться, чтоб не для пятерок, а чтоб знать. И мы с Лизой другой раз вместе уходили и гуляли, я ей что-то рассказывала, или она мне пыталась… нет, она не говорила, но умела дать понять. В общем, я прижилась в их компании – единственная из всех деревенских. А уж как я старалась! Каждый день мылась дочиста, одежду стирала и отглаживала, даже ногти красила, как умела, только бы понравиться им там, в Научном городке. И они со мной, конечно, дружили, как умели – но, скажу я вам, они все были очень странные. Друг с другом иногда о каких-то таких вещах разговаривали, что я и понять не могла, но чтоб вот привязка у них была друг к другу, как водится в таких компаниях – нет, не было, они иной раз по нескольку дней не виделись, каждый сам по себе. Но ходила я туда из-за Лизы. Я много чего знала о ней – и то, что она очень любит Соню и сожалеет, что иногда не может удержать свой гнев. Она об одной Соне картинки рисовала днями. Целые альбомы были, мамаша их в клочья рвала, а Лиза снова рисовала. В общем, такая она была, разная очень.
