Иллюзионист. Иногда искусство заставляет идти на преступление, а иногда преступление – это искусство… - Анастасия Щетинина
– Аристарх Модестович…
– А? – он поднял голову, словно проснувшись.
– Ваш кофе остынет, – она улыбнулась, – вы так о чем-то задумались.
– Да так, об одной даме…
– Даме?! – голос супруги стал хищно-вкрадчивым.
– Точнее, о ее портрете, – быстрая улыбка скользнула по его губам. – Саму даму я никогда не видел.
– Интересно, что это за дама, что один лишь ее портрет лишил вас покоя? – Александрина говорила шутливо, но Аристарху Модестовичу почудились ревнивые нотки.
– Да я и сам хотел бы знать, кто она такая!
Он вынул фотографию из саквояжа и протянул жене. Затем принялся за кофе.
– Где-то я ее уже видела, – задумчиво протянула Александрина.
– Вот как? У меня точно такое же ощущение: я уже видел ее. Но не могу вспомнить, где именно.
– Но если мы с вами оба помним эту даму, это означает, что она из круга наших знакомых. Или мы встречали ее, когда выходили куда-то вдвоем.
– В последнее время мы редко выходим в свет, – вздохнул он.
– Да, – с грустной усмешкой промолвила Александрина, – разве что на этот вернисаж… Ох! Ну, конечно! Я вспомнила, где мы ее видели!
– На вернисаже?
– На картине! Там, где чаепитие…
– Ах, вот что… Надо спросить художника, кто она.
* * *Фотография была предъявлена Кузмину на другой день, и тот сразу опознал ее: это был портрет пропавшей без вести мадам Сафоновой.
Вернувшись в департамент, Дмитрий Сергеевич поинтересовался результатами поисков пропавшей. Поиски ничего не дали. Зато была полубезумная записка, оставленная мужу, что она надеется остаться живой и вернуться, но не хочет сообщать о своем местонахождении никому.
– Когда она пропала? – осведомился Полежаев.
– Семнадцатого, – немедленно отозвался Кошечкин.
– То есть через три дня после смерти Бережкова, – уточнил Аристарх Модестович. Он встал и прошелся по кабинету. – Давайте восстановим хронологию событий. Исписавшийся писатель, а в последнее время журналист желтой прессы Маршанов отправляется в дом Бережкова, чтобы именно в его парадном покончить жизнь самоубийством. При этом у покойного Маршанова впоследствии обнаружены письма Бережкова и фотография замужней дамы, состоящей с ним в любовной связи. Возможно ли, что Маршанов сначала заглянул к Бережкову, объявил ему, что у него есть такие письма, а потом…
– А потом Бережков скинул его с лестницы, – подхватил Дмитрий Сергеевич.
– Вот именно, – согласился Полежаев.
– И ведь никто не обратил внимания на то, что Маршанов упал с лестницы именно в том парадном, где живет Бережков! Да и я хорош!
– Все просто, – пожал плечами Полежаев. – Полиция опрашивала кого? Старых знакомых Маршанова, друзей, родных… А этот круг людей никак не пересекался с кругом общения художника Кузмина. Вполне возможно, Бережков и Маршанов впервые встретились именно у него в мастерской, и оба не успели никому рассказать о том, что знают друг друга, ибо почитали это знакомство незначительным…
– Но оно оказалось для Маршанова роковым, – заметил Кошечкин.
– Для Бережкова тоже. Кстати! Вполне возможно, что Бережков с этой дамой, Сафоновой, познакомились там же. Их бурный роман протекал на глазах у Маршанова. Возможно, они даже не скрывались – скрываться есть смысл от давно знакомых людей, а Маршанов им никто… мог ли Бережков предполагать, что перед ним шантажист?
– А мне вот другое непонятно, – задумчиво протянул Кошечкин. – Почему Маршанов пошел к Бережкову, а не к его даме, этой Сафоновой? Она же более уязвима: она замужем, а он-то свободен.
Полежаев, мерявший кабинет шагами, внезапно остановился.
– А ведь это интересный вопрос! Вы делаете успехи, Кошечкин!
* * *Квартира господина Сафонова, куда с визитом явился Полежаев, была роскошной: взгляд повсюду натыкался на блеск атласа, сверкание бронзы и мерцание мрамора. Да уж, весьма состоятельный человек этот господин Сафонов! И если шантажист не стал шантажировать его супругу, то едва ли потому, что счёл ее неплатежеспособной.
Раздались шаги и тихий скрип.
Повернув голову, Полежаев увидел, как в комнату ввозят человека на коляске. Средних лет, со спокойным умным лицом, он быстро и оценивающе взглянул на Полежаева.
– Следователь Полежаев, Аристарх Модестович, – представился наш герой.
– Сафонов, Эраст Юрьевич.
Возникла пауза. Сафонов смотрел Полежаеву прямо в глаза, затем слегка кивнул, словно сделав какой-то вывод.
– Я рад видеть, что делом исчезновения моей супруги занялся толковый человек, – сказал он. – Признаться, я уже и сам принял кое-какие меры, но что я могу предпринять, будучи дилетантом в сыскном деле?
– Скажите, у вас есть какие-либо соображения, что могло заставить вашу супругу так стремительно исчезнуть?
Сафонов молча покачал головой.
– А фамилия Маршанов вам ничего не говорит?
Сафонов прищурился, словно что-то соображая.
– Маршанов? Ах, да! У меня был с визитом некий Маршанов – шантажист, который предложил мне купить у него письма моей жены, как он выразился, – компрометирующего свойства.
– Вот как?! – удивился Полежаев, отметив про себя, что хозяин дома не слишком сконфужен пикантной ситуацией.
Инвалид усмехнулся.
– Я не мог, как вы понимаете, лично вышвырнуть его за дверь. Но у меня на этот случай есть лакей, который все отлично сделал за меня. Однако я не подумал о безопасности моей супруги. Я счел этот инцидент настолько ничтожным, что забыл о нем минут через пять. Вполне возможно, что подлец решил как-то отомстить ей – вот чего я боюсь.
– Вы думаете, он угрожал разоблачением, и это вынудило ее убежать?
Эраст Юрьевич тихо рассмеялся.
– Поверьте, я в курсе всех увлечений моей жены. Она сама, как правило, рассказывает мне об этом…
– Признаться, вы меня удивляете…
Сафонов помолчал, затем ответил:
– Она молодая, красивая женщина, полная жизни. Что я могу ей дать? Когда-то я был здоров, и мы были счастливы, но после этой трагедии… – он вздохнул, показав глазами на свои ноги, прикрытые пледом. – У нас двое детей, но не только они удерживают нас вместе – поверьте, мы не утратили нашей взаимной привязанности. Однако я вхожу в ее положение и снисходительно отношусь к ее мимолетным интрижкам. И если она исчезла и даже не сочла нужным поставить меня в известность, значит, случилось что-то из рук вон скверное… Прошу вас, допросите этого Маршанова, возможно, он причастен…
– Так вы не знаете, что Маршанов погиб?
Сафонов поднял глаза на Полежаева: изумление, написанное в его глазах, говорило яснее ясного, что для Сафонова это известие было неожиданностью.
– И кто же его?!
– Это тайна следствия, но это еще не все. Тут вот какие странности творятся, Эраст Юрьевич. Ваша супруга, как вам, вероятно, известно, согласилась позировать художнику Кузмину для картины «Дружеское чаепитие». На этой картине все мило и невинно: несколько человек, сидя за столом, пьют чай и беседуют. Но! Из тех людей, что позировали для этой картины, в первые две недели погибли трое. Потом исчезла ваша супруга; после чего был убит еще один человек, который тоже позировал.
Лицо Сафонова вытянулось, пальцы судорожно сжали подлокотник коляски.
– Вы хотите сказать, что моей жены нет в живых?! – выговорил он медленно,
