Пуд соли на сердечную рану - Луганцева Татьяна Игоревна
Глаша посмотрела в безучастное лицо прыщавой молодой работницы общепита, вышедшей из кухни, чтобы убрать пустой лоток, и спросила:
– Извините, а картофеля больше не будет?
– Нет.
– Но как же так? Ужин еще идет, а еды уже нет… – растерялась Глафира.
– Вовремя приходить надо, у нас все рассчитано, – ответила девушка и удалилась с пустым лотком, покачивая бедрами.
Глаша осторожно подошла к титанам с кипятком с намерением заварить себе чай, но напиток оказался заваренным в этих больших банях. Хорошо еще, что был несладким, чай с сахаром Глаша никогда не пила. Темно-коричневый напиток полился в чашку – по запаху он мало напоминал чай, скорее воду от запаренного веника. Взяв кусочек подсушенного белого хлеба, Глафира вернулась за свой стол. «Не знаю, как кормят в тюрьмах, но уверена, что лучше, чем здесь, – подумала она. – В больнице точно лучше».
– Как я рад! – раздался над ее ухом радостный возглас.
Глаша чуть не подавилась чаем и уставилась на Павла Петровича все в тех же трусах и майке-алкоголичке. «О господи! Он и на ужин так пришел!» – чуть не вырвалось у нее. Оказывается, место деда было за этим же столиком. Наверное, всем, кто жил в люксах, отводили двадцатый номер.
– За котлеткой ходил… – пояснил старик, присаживаясь напротив.
Из-за своей сгорбленности он сразу же уткнулся лицом в тарелку. Но глаза часто поднимал, устремив на собеседника, отчего они были какие-то выпуклые и напряженные.
– Это наш столик, для тех, кто в люксовом корпусе живет, – подтвердил дед догадку Глаши. – А я смотрю, вы на диете. Или не хватило?
– Скорее второе.
– Ой, бедная… Да, тут надо приходить прямо к открытию. Я вот салаты уже покушал, могу угостить котлеткой.
– Нет, спасибо! – категорично заявила Глаша.
– Она же неплохая, мягкая. Хлеба, наверное, много, – весьма сомнительно разрекламировал дед мясное изделие.
– Нет-нет, не беспокойтесь! – Ей даже на расстоянии мерещился запах чеснока.
Дед стал разделывать котлету, ловко орудуя вилкой и ножом.
– А вы, душа моя, спасли меня сегодня. Такая рука у вас легкая!
– Я поступила, как любой врач на моем месте, – оказала помощь человеку. Не надо меня все время благодарить.
– Я тут лечусь, – попытался оглядеться по сторонам Павел Петрович. – Витамины мне колят, алоэ и еще там… от давления. Так вот, душа моя, как же больно Наденька уколы делает! Но это между нами. А хирург местный вообще садист. Просто кошмар какой-то! Атас! Мало того что я разогнуться не могу, позвоночник шалит… как-никак, мне за восемьдесят… так я еще и сидеть не могу, так задница болит. Ой, извините!
– Да ничего, – улыбнулась Глафира.
– Пожалейте старика, а я хотел бы вас попросить укольчики мне поделать, – выкатил на нее глаза Павел Петрович.
Глаша растерялась. Вот чего-чего, во время своего и так явно неудавшегося отпуска ей совсем не хотелось делать уколы девяностолетнему деду, который будет доставать ее разговорами и еще черт знает чем…
И тут старика словно прорвало:
– Да я все понимаю, предложение не очень заманчивое. Это просто последняя, можно сказать, просьба человека, который скоро и есть будет стоя, иначе упадет лицом в тарелку. Голубушка, умоляю! Мы же рядышком живем, я сам буду к вам приходить… К тому же все уколы мне делают сразу, за один раз. Пожалуйста, уважьте старика! Ну что вам стоит? В день всего пять минут… Больше ни о чем не буду просить!
После такого натиска Глафира, конечно, отказать не могла.
– Хорошо. Только не надо ко мне приходить, я сама к вам приду, – ответила она, с ужасом представив себе, как старик в трусах в цветочек будет каждый день выползать из ее номера, держась, извините, за задницу. Да еще придется его как-то выпроваживать, сам-то он вряд ли будет спешить покинуть свою соседку. Пожилые люди с их дефицитом общения – страшная сила.
– Вот спасибо, душечка! – Павел Петрович схватил ее за ладонь своей морщинистой старческой рукой и приложил к сухим губам, к которым прилипли кусочки котлеты из хлеба с чесноком.
Глаша растянула рот в улыбке Чеширского кота.
– А что вы вообще делаете тут? – спросила Глафира, решив довольствоваться обществом старика, раз другого нет.
– Я-то… А куда ж мне деваться?.. Я здесь много лет. Да мне и самому много лет… Деньги есть и на заграницу, и на путешествие вокруг света, но разве я доеду? А здесь, в подмосковном санатории, я уже как родной. Только, скажу по секрету, здесь намного хуже стало, – понизил голос Павел Петрович и наклонился к Глаше, отчего его лысая голова оказалась чуть ли не в ее тарелке. – При Союзе здесь такая публика была! – многозначительно потряс он указательным пальцем. – Интеллигентная! Территория была ухоженная, с газонами, зелеными елочками. А какая была шикарная лестница с каскадными фонтанами… По ней отдыхающие спускались на пляж.
– Здесь есть пляж? – удивилась Глаша, которая уже решила, что в такой глуши не может быть ничего хорошего.
– Есть, но сейчас тоже запущен, – махнул рукой старик. – Здесь же озеро. А если глубже пройти в лес, так там еще два озера, теперь заросших, больше похожих на болото. Какие они раньше красивые были! Чистые-чистые, почти прозрачные! В них разводили карпов и частенько потчевали свеженькой рыбкой отдыхающих. По крайней мере, раз в неделю, в четверг, как всегда на Руси в рыбный день, всех отдыхающих угощали экологически чистыми блюдами. Вот вкуснотища была! Я до сих пор помню этот вкус. Даже в ресторанах ничего подобного не ел. Был тут хозяин, и коммунистическая партия за всем присматривала. А сейчас санаторий доживает за счет прошлого, и скоро все тут превратится в пыль.
– Так уж и в пыль? – испугалась Глафира.
– Ну, если у новых хозяев проснется совесть или они все-таки захотят и дальше зарабатывать деньги, тогда им придется вложиться. А материальное вложение – ничто, если ты не вкладываешь душу в свое дело. И вода не будет прозрачно-чистой, и птицы не запоют, и цветы не распустятся.
Глаша с отвращением посмотрела на свой остывший и очень невкусный чай.
– Что? Не хотите пить? – заметил ее взгляд собеседник.
– Пить хочу, но не это… пойло.
– А отдыхающие ходят на минеральный источник. Он здесь же, на территории санатория. Очень неплохая водичка… Возьмите банку или бутылку, сходите и наберите да пейте в номере. Можно даже не кипятить. Найти источник просто: за столовой надо в лес углубиться, и по правую сторону будет грот, такая темная пещера. В ней прямо сквозь камни из земли и бьет вода. Туда тропинка проложена отдыхающими.
– Хорошо, я учту, спасибо!
Вдруг в столовой раздались крики и визги. Глаша обернулась на звук и увидела, что в дверях возникла какая-то возня, чуть ли не потасовка.
– Что там такое? – забеспокоился Павел Петрович, который не мог сильно разогнуться и быстро обернулся, чтобы увидеть все своими глазами.
Глаша решила уйти к себе в номер, воспользовавшись суматохой. Она быстренько встала и, попрощавшись с соседом, двинулась к выходу. А там разгорался конфликт. Оказывается, какой-то старик решил вынести из столовой кефир, который слил из трех стаканов в пластиковую бутылку, и его задержали. Деда всего трясло, а диетическая медсестра громко кричала, позоря его на всю столовую:
– Да что же это такое? Вот для кого висят объявления? Пожалуйста, здесь пейте кефир сколько хотите, а выносить нельзя!
– Я на ночь, дочка, хотел… Поесть не успел, так хоть кефира попил бы перед сном! – пытался оправдываться дед.
– Какая я тебе дочка? С ума сошел? Воруют и воруют, как крысы! Как же вы все мне надоели! Сколько раз директору говорила, что шведский стол не для нашего народа! Сижу теперь тут цербером. То котлеты выносят, то хлеб… Теперь уже кефир сливают. На ночь ему попить, смотри ты какой! Тут бы три человека попили, а он один собрался!
– Да я… да мне… – оправдывался дед, чуть не плача.
Глафира больше не могла видеть эту душераздирающую сцену – унижение пожилого человека. В свару вмешались и другие старики. Зрелище было омерзительное. Общество во мнениях разделилось. Некоторые, особо обозленные, стыдили товарища за вынос кефира, другие же бросились на его защиту:
