Бехеровка на аперитив - Корецкий Данил Аркадьевич
Вождь Твала одним движением руки передвинул факелоносцев вперёд.
В ярком свете толстая повариха сноровисто выкладывала угощение на неизвестно откуда взявшиеся большие деревянные блюда.
– Ух! Ух! Ух! – Обняв друг друга за плечи, аборигены начали медленно двигаться по кругу, подпрыгивая и сильно ударяя пятками о землю. – Ах! Ах! Ах!
Издавая утробные звуки, народ нгвама в экстазе закружился вокруг жарких остатков очага, старательных поваров, нафаршированных душистыми травами кусков питона, вождя и капитана российской разведки Дмитрия Полянского.
Всё это выглядело до дикости неправдоподобно. И страшновато. Ведь это не просто этнографический экскурс в каменный век. Это настоящий каменный век вокруг меня! И никто не знает, что на уме у этих людей.
Я посмотрел на жуткую мимику черепа, ожившего в чередовании теней и вспышек кучки углей. Невозмутимое лицо Твалы под ним тоже напоминало череп.
Большой кусок поджаренного мяса поставили на плоский камень перед вождем. Тот, действуя острым камнем и куском расщепленного бамбука, словно ножом и вилкой, отрезал кусочек и отправил в рот. Прикрыв глаза, не суетясь и как будто не боясь обжечься, медленно прожевал.
Всё племя замерло в ожидании. Наконец Твала кивнул головой.
Хоровод радостно завопил и тут же, не переставая приплясывать и «петь», преобразовался в спираль, начинающуюся сразу за спиной вождя. У нгвама тоже, оказывается, есть очереди!
Большие блюда, как и следовало ожидать, поставили перед вождем Твалой и мной. Допущенной к ним оказалась и свита вождя.
Остальные, пританцовывая и напевая ух-ух-ух, ах-ах-ах, терпеливо ждали своей очереди – все как в цивилизованном обществе. «Повара» длинными железными ножами нарезали мясо и наделяли сначала мужчин – то ли по старшинству, то ли по цвету и длине палочки, а потом женщин и детей. Блюд у них не было. Кто-то клал пищу на большие зеленые листья, кто-то накалывал на заостренные палки, кто-то просто хватал руками и перебрасывал с ладони на ладонь, чтобы не обжечься. Получившие порцию переставали петь и поспешно отходили к своему костру.
Несколько женщин разливали из большого деревянного чана какую-то мутную жидкость, желающие могли взять наполненные ею небольшие тыквочки со срезанным верхом. Откуда-то появилась Бегиме, она принесла мне такой же первобытный бокал и села рядом. Тыквочка вмещала около литра, от ее содержимого шел острый алкогольный запах.
Я замешкался, но все пили с удовольствием, и я ловил косые взгляды: «Мол, что это Большой Бобон брезгует?!»
У первобытных народов пренебрежение угощением считается серьезным оскорблением. Пришлось пригубить. Это оказалось довольно традиционная для Африки и для Южной Америки, где я ее и пробовал, пальмовая водка – чича. Здесь ее называли – вхавха. Вкус мог быть и получше, но запивать горячее пропаренное мясо ею было хорошо. Казалось, что градусов в пальмовом зелье почти нет, но впечатление оказалось обманчивым: вскоре я захмелел, расслабился, нервы успокоились. Со всех сторон раздавались чавканье, сопение и треск дров в кострах. Бегиме что-то тихо шептала мне на ухо.
Прошло около часа. Наконец вождь Твала отодвинул от себя почти опустошенное блюдо, обливаясь, допил вхавху и, отбросив тыкву, хлопнул в ладоши.
Тут же из темноты вынырнул седой бородатый старичок, который в свете костра казался огненно-рыжим. В руках он держал две трубки с длинными мундштуками из бамбука, на которые были насажены выдолбленные кукурузные початки. Вручив их вождю и жрецу, старичок запалил от ближайшего факела тонкую лучину и, начав с вождя, дал им прикурить.
Я огляделся – почти все, включая женщин, детей и стариков, раскуривали трубки.
Вскоре наступило всеобщее веселье. Женщины, откровенно кокетничая, терлись о мужчин. То тут, то там раздавались вспышки буйного смеха. Приторный запах каннабиса поплыл над поляной. Неужели и первобытные племена Африки поражены наркотизмом? Но наркомания усугубляет риск вырождения! И я, цивилизованный человек, должен спасти несчастных, прекратив это безобразие! Причем немедленно! Только надо освободить руки…
Одной я обнимал Бегиме, а второй держал точно такую же трубку! Откуда она взялась? И почему мы курим ее по очереди? Это так интимно и наверняка налагает какие-то обязательства… Что скажет ее отец? Я бы на его месте, несомненно, рассердился!
Но вождь Твала блаженно смеялся. Шея его вытянулась, как у жирафа, оскаленное лицо вознеслось вверх и маячило рядом с неполным диском бледной луны. Гашишный дым затягивал яркие звезды.
– Оставайся с нами, Большой Бобон, – прогремело из низких облаков.
– Я подумаю, великий вождь!
Как я ни старался придать голосу солидность, а чертам лица каменную монументальность – ничего не получалось. Губы разъезжались в глупой улыбке, и беспричинный смех рвался наружу. Бегиме тоже смеялась, ощупывая мои плечи. Ее прекрасное лицо было совсем близко… Какой прекрасный макияж!
Рядом огненно-рыжий старичок принялся по-звериному совокупляться с толстой красавицей, отвисшие груди которой судорожно подметали вытоптанную траву.
Я целомудренно отвернулся, но и тут открылась не самая высоконравственная картина: жилистый «повар» яростно вбивал в землю молодую самочку. Та, в противофазе, подбрасывала его и громко визжала.
Шокированный, я повернул голову в другую сторону – растрепанная седая женщина, оседлав вождя Твалу, тяжело подпрыгивала, будто готовилась финишировать в утомительной скачке.
Ну и ну! Что происходит? Впрочем, какая разница! Первобытным нравам свойственна естественная простота…
– Твоя хитрость и коварство будут наказаны, чужеземец! – зловеще произнес разорванный пополам Анан, вытянув губы трубочкой на добрых два метра – прямо к моему уху. – Ты предстанешь перед тенью повелителя духов!
– Да ладно, старичок! Перед кем надо, перед тем и предстану! – со смехом произнес я и опрокинулся на голую землю. Неровности почвы, кочки и камешки безжалостно впились в ставшее гиперчувствительным тело.
Мне уже не хотелось никого спасать. Хотелось самому быть спасенным. И спасатели, по счастью, оказались рядом – несколько хорошеньких полуголых аборигенок присоединились к Бегиме, пытаясь оживить бездыханного Дмитрия Полянского. Маленькие ручки гладили спину, грудь, целенаправленно забирались в шорты. Было очень приятно. Когда она успела сделать маникюр? И педикюр!
Собравшись с силами, сквозь густеющую перед глазами пелену, я в последний раз осмотрелся по сторонам. Вокруг крутился широкоформатный цветной порнофильм с эффектом присутствия.
Свальный грех крепчал! Тинто Брасс со своим «Калигулой», помахав рукой, уходил на отдых… И я, забыв про чувство долга, перестал сопротивляться и дал себя засосать в разгульный смерч Вальпургиевой ночи, закручивающийся под огромными звездами Борсханы.
За 10 дней до дня «Ч».
Москва. Белый дом
На этот раз Президент в работе Совета Безопасности не участвовал, что придавало происходящему совсем другую окраску: обычное оперативное совещание, рядовое событие для привыкших заседать министров и других чиновников специальных структур высокого ранга.
Поэтому происходило оно не в Кремле, а в Доме Правительства, и в другом зале – поменьше и не таком помпезном. Нет, здесь тоже имелись дорогая кожаная мебель, полированный стол, правда не овальный, а круглый, зеркальный паркетный пол без единой пылинки. И шитые вручную девять гражданских костюмов сидели на участниках совещания по-прежнему безукоризненно, как и один маршальский мундир, который, впрочем, тоже шили вручную, и тоже по заказу, только не в Милане, а в Москве. Но золотой лепнины, исторических стен и колонн, мимо которых ходили русские цари, здесь не было.
И общая атмосфера… атмосфера была совсем иная. Присутствие Первого лица нивелировало всех остальных: перед Президентом сидели отформатированные и приведенные к общему знаменателю, лишенные индивидуальности покорные исполнители его воли. Сейчас же каждый чувствовал себя крупной самостоятельной фигурой, ощущал свою значимость и не считал зазорным демонстрировать личностные качества, хотя многим по чисто объективным причинам было бы лучше этого не делать.
