Малавита - Бенаквиста Тонино
— Разбудите Магги.
— Она тут.
— Немедленно передай ей трубку.
В публике поднялось два десятка нетерпеливых рук. Сенсация разнеслась по городу, и актовый зал заполнялся на глазах. Сцена окрыляла Фреда. Его спектакль одновременно отдавал театральщиной и сказительством, смесью едва прикрытой исповеди и инсценировки. Свет прожекторов смывал с него злобу и уныние последних лет.
— Так вот, отвечая на ваш первый вопрос, — да, мафиози можно встретить на улице. Вы хотите имена? Джеймс Аллегри по прозвищу Джимми Монах, Винсент Ало по прозвищу Джимми Голубые Глазки, Джозеф Амато по прозвищу Черный Джек, Дональд Анджелини по прозвищу Волшебник Страны Оз, Альфонс Аттарди по прозвищу Миротворец…
Том боялся логического продолжения спектакля, того неизбежного момента, когда увлекшись исповедью и ликуя, Фред выдаст себя.
— Джон Барбато по прозвищу Джонни Колбаска, Джозеф Барбоза, он же Джо Зверюга, Гаэтано Каччиаполли, он же Томми Заика, Джеральд Каллахан, он же Сырник, Вильям Каммиссаро, он же Вилли Крыса…
Самой последней дверь актового зала толкнула Магги. Она медленно пошла по проходу, не сводя взгляда со стоящего на сцене человека, который напоминал ей другого, того Джованни, в которого она влюбилась много лет назад. Почему в него, в головореза Манцони, который шлялся с хулиганами вроде себя? Никто не знал ответа, кроме нее самой. Сначала она слышала о нем, а увидела в первый раз на балу в честь праздника Св. Януария, на Ист-Хьюстон-стрит. Она смотрела, как он пьет с приятелями и бегает за юбками, а потом, поздно ночью, когда горстка девиц только и ждала, кого из них красавчик Джованни проводит до дому, он пригласил на танец Марию Чочару, молодую женщину с некрасивым лицом, которая весь вечер подпирала стенку. Видя, как он кружит в танце эту девушку, которая не могла поверить своему счастью, Ливия почувствовала, как у нее забилось сердце.
— Франк Карузо, он же Франки Жук, Юджен Кьязулло, он же Скотина, Джозеф Кортезе, он же Малыш Бозо, Франк Куччария, он же Фрэнки Черпак, Джеймс Де Мора, он же Автомат, и сотни других. У большинства из них не было полосатых костюмов и ярких рубашек, которые помогли бы их опознать, надо было самому быть мафиози, чтобы отличить другого, иначе вы бы приняли их за честных отцов семейств, которые приходят вечером с работы, — да, кстати, они такими и были. И среди всех я хотел бы особо рассказать о главе ньюаркского клана, необычном парне. Он был женат на самой доброй из женщин, которая родила ему двух прекрасных детей — девочку и мальчика. Я хочу рассказать вам про этого человека, про то, как он принимал близко к сердцу все, что происходило на его территории…
Вдруг Фред натолкнулся на взгляд Магги, которая стояла внизу у сцены. В этом взгляде он не прочел никакого упрека, но напротив, полное отпущение грехов. Он замолчал, улыбнулся ей и медленно очнулся.
— Пойдем домой, Фред.
Этим «пойдем домой» она как будто взяла его за руку.
Как старый артист перед уходом со сцены, он поклонился публике, которая ответила ему дружными аплодисментами. Ален Лемарсье понял: только что киноклуб пережил один из величайших своих часов. Его борьба была не напрасной.
* * *Том, Магги и Фред вернулись домой пешком, в темноте и молчании. Расставаясь с ними у порога, Квинт предупредил Фреда:
— Если сегодняшняя выходка приведет к неприятностям, я вас бросаю, и вас, и вашу семью, пусть даже пострадает репутация ФБР. Я буду жить, помня, что ускорил вашу смерть, вместо того чтобы по максимуму отдалить ее, как я вовсю старался делать в последние шесть лет.
Этой радости Квинтильяни не получит. Ненужный риск, на который пошел Фред, никогда не приведет ни к каким последствиям. И только жители Шолона еще долго будут вспоминать необычное представление, которое они сочли фантазиями писателя с не на шутку разгулявшимся воображением.
Фред и Магги не обменялись ни словом до самой спальни.
— Ну что, покрасовался на публике?
— А ты? Поиграла в благотворительность посреди голодранцев?
Она погасила лампу, в это время он в ванной взялся за зубную щетку. Струя коричневой жижи брызнула на белый фаянс. Он почувствовал отвращение, вернулся к столику и снял трубку.
— Квинтильяни, я хотел извиниться. Я вел себя как последний кретин.
— Приятно слышать, только я не верю ни единому слову.
— Иногда я забываю, какого труда вам все это стоит.
— Обычно вы несете эту чушь, когда хотите чего-то от меня добиться. Вы думаете, сейчас самое время?
— Мне нужно рассказать вам одну историю, Том…
— Спектакля не хватило?
— Эта история касается вас.
— Валяйте.
— Вы помните Харви Туцци, который так и не смог дать показания из-за того, что снайпер прострелил ему горло? Вы были тогда в команде, которая занималась его прикрытием, Том. Жаль, что приходится напоминать вам этот тяжелый момент. Вы тогда были совсем зеленым новобранцем в Бюро.
— Вы сами были тогда мелкой шавкой, Фред. В тот вечер вы прикрывали снайпера, вы мне рассказывали.
— Но я не сказал, что снайперу, после нескольких часов ожидания, так и не удалось поймать Туцци в перекрестье прицела. Оставалась возможность снять одного из ваших, чтобы напугать Туцци и чтоб он раздумал выходить к свидетельскому столу.
— …
— И он перевел мушку на вас, Том.
— Продолжайте.
— Он спросил меня, что делать, и я сказал: «Без побочных жертв». Мы прождали десять нескончаемых минут, и этот кретин Туцци в конце концов подошел к окну докурить хабарик.
— …
— От чего зависит жизнь, а?
— Зачем вы мне это теперь рассказываете?
— Этот вечер меня совершенно выпотрошил. Мне надо обменяться хоть парой слов с единственной родней, которая у меня там осталась.
— Ваш племянник Бен?
— Сделайте доброе дело, мне надо знать, как он поживает.
— При малейшем подозрительном слове я прерываю разговор.
— Не будет такого. Спасибо, Том.
— Кстати, вы мне так и не сказали, кто был стрелок. Арт Лефти? Франк Розелло? Оджи Кампанья? Который из них?
— Вам не кажется, что я и так сдал много народу?
Меньше чем через десять минут зазвонил телефон и разбудил Магги, которая только что закрыла глаза.
— Алло?
— Бен? Это Фред.
— Фред? Какой Фред?
— Фред, твой дядя из Ньюарка, который теперь живет далеко от Ньюарка.
На другом конце провода Бен понял, что речь идет о его дяде Джованни, который звонил из неизвестно какого места на планете: разговор прослушивался.
— Как дела, Бен?
— Хорошо, Фред.
— Я вспоминал про наш уикенд в Орландо, с детьми.
— Я помню.
— Вот уж весело было. Кажется, мы даже сходили на «Холидей-он-айс».
— Правда.
— Надеюсь, как-нибудь повторим.
— Я тоже.
— Чего мне больше всего не хватает, так это хорошего багеля из ресторана «Дели» на Парк-лейн, моего любимого, с пастрами, жареным луком и их странным сладким перцем. И все это под перцовку.
— Она бывает двух разных видов, красная и белая.
— Красная.
— Она лучше всего.
— Ну а вообще как дела, Бен? Никаких особых новостей?
— Нет. Ох да, я забрал твои кассеты. Все фильмы с Богартом.
— Даже «Медвежий угол»?
— Да.
— Оставь их себе. Ты по-прежнему ходишь играть на скачках?
— Конечно.
— В следующий раз в память о твоем старом дяде поставь за меня на восемнадцать, двадцать один и три.
— Не забуду.
— Целую тебя, мой мальчик.
— И я тоже.
Фред повесил трубку и обернулся к Магги:
— Мой племянник Бен приедет через пару дней и проведет с нами выходные.
— А адрес?
— Я только что дал ему адрес.
— Ты только что дал ему адрес?
— Да, я только что дал ему адрес.
— Квинтильяни тебя убьет.
— Когда окажется перед свершившимся фактом — сказать будет нечего.
— Скажи, Джованни. А история про «побочные жертвы» — правда?
— Правда.
Они одновременно погасили свет. День кончился так, как он начался — телефонным звонком с одного конца света на другой.
