Секрет золотой карусели - Наталья Николаевна Александрова
А номер машины – это как документ, по нему я достоверно узнаю, кто такой Роман. Вряд ли он Роман, скорее всего, наврал мне. И вряд ли он приехал в наш район на своей собственной машине. Но выяснить про машину все же нужно.
Ну, по крайней мере, на чьей машине Роман ездит, а это все же лучше, чем ничего.
Но был еще и третий результат.
Уезжая, Роман крикнул Хомяку, что встретится с ним завтра в четыре часа у какого-то Таракана.
Правда, этот результат несколько сомнительный.
Я знаю время их встречи – четыре часа, причем вряд ли это четыре утра. Но вот место…
Кто такой Таракан?
Ответа не было. Как не было и на многие другие вопросы.
Я тяжело вздохнула и отправилась домой, подгоняемая Марусей, которую обычно трудно вернуть с прогулки домой, но сегодня это оказалось легко.
Я шла и снова с горечью думала о собственной глупости.
Надо же, вообразила, что этому стильному, импозантному мужику интересна я сама. Не важно даже – как женщина или как художник, но именно я…
Купилась на его цветистые комплименты, на хорошо подвешенный язык! А он, как выяснилось, просто ловко задурил мне голову, чтобы… чтобы что?
В разговоре с Хомяком он несколько раз упоминал, что ему нужны какие-то они… черт его знает, что это такое, но похоже, что ради них он способен на любое злодейство…
Маруся негромко, но очень выразительно заскулила – и только тогда я заметила, что, задумавшись, прошла мимо собственного подъезда. Это уж совсем не дело…
Мы вернулись, поднялись на лифте и вошли в квартиру.
Вечер прошел спокойно, мы с Марусей закрылись на все замки и по телефону ответили только тете Свете, которая осведомилась, как мы ладим с Васильичем. Я чистосердечно ответила, что прекрасно, дядька и правда хороший.
Ночью мы с Марусей спали в одной кровати. Не подумайте, что я такое одобряю, но день был такой тяжелый, что у меня не хватило сил спихнуть собаченцию на пол, когда она приперлась ко мне в два часа ночи и дала понять, что ей одиноко.
Спали мы долго, и, как ни странно, не тревожили меня воспоминания и не снились плохие сны.
Утром в окно светило редкое для этого времени года бледное солнце, так что мы погуляли подольше, навестили собачью площадку, а потом зашли в пекарню на углу и купили там свежеиспеченный багет и соленого печенья с тмином.
Маруся бодро припустила домой, она обожает такое печенье, хотя оно и вредно, но я не могу ей отказать.
Я шла за ней, едва удерживая поводок, и вдруг с моим зрением что-то случилось.
Я видела не дома, машины и прохожих, а этюды, карандашные и акварельные наброски этой улицы. Мне захотелось запечатлеть все то, что я вижу, на холсте или картоне…
Что это со мной, уже больше двадцати лет я не испытывала такого желания. Я думала, что с живописью покончено. Неужели так повлияла на меня история с картиной…
Проходя мимо двора, где находилась галерея «Милан», я невольно ускорила шаг. Мне сейчас совсем не хотелось встречаться ни с кем из галереи. Милана на меня зла, непонятно только с чего, не я же украла свою картину.
Однако далеко уйти я не успела, как за спиной у меня прозвучал знакомый голос:
– И все-таки, почему они украли именно вашу картину?
Я вздрогнула и обернулась.
В двух шагах от меня стоял капитан Серов.
Его кукольное личико выражало глубокую задумчивость.
– Господи, капитан, вы меня напугали! Вы что, следите за мной?
– И в мыслях ничего подобного не было! Шел себе по своим делам, смотрю – а тут вы… с собачкой.
Маруся наконец спохватилась, вспомнила свои собачьи обязанности и зарычала на капитана.
– Спокойно, Маруся, спокойно! – приструнила я ее. – Капитан не сделает нам ничего плохого! Правда же?
– Разумеется. – Серов придвинулся поближе, опасливо покосившись на Марусю, она же повернулась к нему боком и приподняла верхнюю губу, продемонстрировав здоровый и очень внушительный клык, так что в маленьких глазках капитана мелькнуло нешуточное беспокойство, а мне стало весело.
– И все же, Екатерина Романовна, почему они украли именно вашу работу? – Капитан Серов дал понять, что так просто мы с Марусей от него не избавимся.
– Они?
– Они или он – я пока не знаю. Но вот почему выбрали именно вашу работу? Чем она отличается от остальных?
– Понятия не имею.
– Кстати, вот вы сказали мне, что все картины на этой выставке гроша ломаного не стоят…
– Ну, я не говорила так грубо…
– Но смысл ваших слов был примерно такой. Так вот, я поднял бухгалтерские документы галереи и выяснил, что все обстоит совсем не так…
– То есть?
– То есть некоторые картины, выставленные в этой галерее, были в последнее время проданы за очень солидные деньги.
– Ну уж и солидные!
– Для меня, так очень солидные. За цену каждой из этих картин можно было бы купить хороший автомобиль.
– Да что вы говорите? – протянула я с сомнением. – Может, здесь, в этой галерее, случайно оказались работы каких-нибудь знаменитых художников?
– Да нет… некоторых художников, чьи работы были так удачно проданы, вы хорошо знаете.
– Кого это?
– Да вот, например, Михаил Бобров. Он ведь, кажется, ваш старый друг?
– Мишка Бобрик? – удивленно переспросила я.
– Да, именно он.
– И его картина была продана за большие деньги? Не может быть! – Я даже засмеялась от такого предположения. Мишка Бобрик и большие деньги – две вещи несовместные!
– А вы его, Екатерина Романовна, сами спросите! Картина называется «Вечерний свет».
– Да неудобно как-то…
– Да вы же близкие друзья…
Как-то мне не понравилось выражение его лица, когда он сказал насчет друзей.
– Вы правы, – твердо сказала я, – у близких друзей не может быть друг от друга секретов, так что я обязательно его спрошу.
Не знаю, понял ли он мой прозрачный намек, но теперь он не выглядел таким противным.
– Вот, кстати, – оживилась я, – у меня к вам личная просьба.
– Какая же?
– Да ничего особенного, узнать по номеру, кто владелец машины. У вас же наверняка есть такая возможность, верно?
– Верно, – он улыбнулся одними губами, – а вам зачем?
– Вы не поверите! – голос мой дрогнул. – Этот тип едва не сбил мою собаку! Мы переходили улицу, и он вывернулся оттуда вот… – я махнула рукой в неопределенном направлении, – Маруся едва
