Смерть и круассаны - Йен Мур
— Ты прав! — вдруг решительно воскликнула Валери и ударила по тормозам, давая задний ход прямо посреди узкой дороги, вдоль которой толпились группки участников автобусного тура. Те разбежались по сторонам, причем на удивление живо, в то время как Валери по-прежнему задним ходом въехала на стоянку автобусов и спрятала авто между двух голубых громадин в дальнем углу.
Она нажала кнопку поднятия крыши, а Ричард все сидел как истукан, боясь вылезти из машины и обнаружить, что они сбили пару-тройку пенсионеров, а оставшиеся успели вооружиться факелами и вилами.
— Прав в чем? — вяло удивился он.
— Я подумала, что ты вздыхал потому, что парковаться на главной стоянке — плохая идея, ведь нас могут засечь.
— О да, точно.
А вот врезаться в толпу пенсионеров, как шар для боулинга в кегли, безусловно, было высшим пилотажем скрытности и маскировки. Глядя в зеркало заднего вида, Валери поправила огромные темные очки и покрепче завязала шарф на голове. Она походила на кинозвезду в отставке, изображающую прибытие инкогнито, но в то же время рассчитывающую, что ее узнают.
— Надень шляпу, Ричард, а то тебя узнают скорее, чем меня.
В этом Ричард крупно сомневался и мог бы привести в доказательство своих сомнений целую жизнь в образе невидимки. Даже на собственной свадьбе ему почти весь прием приходилось представляться гостям, среди которых были и его родственники.
— Боюсь, у меня нет шляпы. Я их не ношу.
Она в ужасе уставилась на него так, будто он только что признался, что всю жизнь был преступником и опиумным курильщиком.
— Ты не носишь шляп? Почему же? — Казалось, она серьезно разочаровалась в нем, и в ее словах ему почудился упрек. — Мужчина должен иметь шляпы, как минимум одну.
— Ну, у меня достаточно густые волосы; всегда остается такой ободок вокруг головы, прямо над ушами.
— Ободок? — Он заметил, что, споткнувшись об очередное непонятное английское слово, она не может скрыть раздражение, но затем задумался о том, пыталась ли она хоть раз спрятать свое неудовольствие.
— Да, — сказал он, снова переходя на французский, — вроде круга на волосах. — Она холодно взглянула на него. — Прямо над ушами, — повторил он вяло и снова вспомнил свою свадьбу и фотографии, сделанные после того, как он снял цилиндр.
— О, дорогой, — смеялась Клер, открывая свадебный альбом в офисе фотографа месяц спустя, — у тебя тут вид как после лоботомии!
С тех пор шляп он не носил.
— Но солнцезащитные очки у тебя хотя бы есть, полагаю?
Ричард поднял свои очки.
— Хорошо. У меня в багажнике должна найтись для тебя шляпа.
Она вышла из машины, оставив Ричарда гадать, что за головной убор, подходящий и мужчинам, и женщинам, она имеет в виду. Если не брать в расчет кошмарные, вездесущие бейсболки, существовали ли вообще головные уборы — унисекс? Не припомнив ни одного, он вообразил себя в еще одном, запасном шарфе на голове. С таким же успехом голову можно было прикрыть и завязанным по углам платочком.
Дверь с его стороны открылась.
— Вот, — она сунула ему совершенно обычную мужскую панаму, — примерь это.
Ричард с подозрением оглядел головной убор.
— Это мужская шляпа, — заметил он, пытаясь ничем не выдать своего удивления.
Она странно посмотрела на него.
— А ты предпочел бы одну из моих?
— Нет-нет. Конечно, нет.
Хотелось задать ей множество вопросов, ни один из которых, как он понимал, его не касался, кроме того, на нем была чужая шляпа. Трудно быть напористым в шляпе с чужой головы.
— Чуть мала, но сойдет, — сказала она, пытаясь поправить панаму так, чтобы она смотрелась лихо, а не делала его похожим на мультяшного персонажа. — Надень очки. — Он послушался. — Ну вот, — заявила она с улыбкой, — теперь тебя никто не узнает!
Ричард слабо улыбнулся. «Все это лишнее, — подумал он, — никто и так не узнает».
Пару минут спустя он сидел на нагретой солнцем каменной скамье, любуясь неспешно текущей перед ним рекой. Позади него происходило этакое пенсионное столпотворение, поскольку пассажиры автобуса безуспешно пытались выстроиться в подобие очереди. Ведущая тура, измотанная девушка примерно лет тридцати, в голубой униформе, знававшей лучшие дни, изо всех сил пыталась докричаться до них, чтобы хоть как-то организовать процесс. Старики непрерывно перемещались, делая ее задачу невыполнимой, и она то и дело оглядывалась в ожидании, что железные ворота, ведущие на шаткий причал, распахнутся, всю компанию получится загнать на борт, а ей, возможно, удастся урвать часик для себя.
Валери отошла купить билеты для себя и Ричарда, хотя было похоже, что катер уже заполнен доверху. А еще до сих пор не было видно и следа Риззоли. Ричард убедился, что записывал их на это время, но, если они так и не появились, считать ли это доказательством вины или невиновности? Насколько ему было известно, их вина, по сути, была чисто гипотетической. Просто связь с Италией, вот и все. Их ничто не связывало со смертью Авы Гарднер или с исчезновением старика Граншо, просто Мари с Мелвилом показалось, что они их преследуют. Но тогда с чего бы им это делать? Просто за пользование почтовым ящиком? И, кстати, если они остановились у Дженни с Мартином, то вполне могли уже прийти к выводу, что долина Луары — не для них, и вернуться домой, в Трапани.
Валери тяжело опустилась на скамью рядом с ним.
— Остался всего один билет.
Она пнула землю.
— Я не против подождать здесь, если хочешь поехать.
Он хотел было добавить, что в случае чего не позволит им сбежать, но понял: это будет странно по многим причинам. Валери оглянулась на толпу у них за спиной, которая уже начала просачиваться сквозь открытые ворота. Затем сунула билет ему в руки.
— Увидимся на борту, — торопливо сказала она, поднимаясь, — но давай вместе садиться не будем. Ты иди на смотровую палубу наверху, а я займу место на нижней. И, Ричард, постарайся не вызывать подозрений! — С этими словами она нырнула в самую толпу, и он потерял ее из виду, когда бесформенная седовласая масса покатилась по причалу прямо на борт.
«Хорошо, — подумал он, тоже поднимаясь, — постараюсь». И, поправив маловатую панаму, встал в очередь за группой туристов, нервно насвистывая.
Трудно было не вызывать подозрений, поскольку он оказался на смотровой палубе в гордом одиночестве; остальные дрались за места
