Джеффери Фарнол - Седина в бороду
- А ты сейчас испытываешь чувство удовлетворения, Джон?
- Да.
- Благодаря кофе и ветчине?
- И кое-чему еще.
- Чему же?
- Во-первых, тебе, дитя мое.
- О! Как я могу принести тебе удовлетворение?
- Ты такая, какой я тебя и представлял.
- О! - снова произнесла девушка и недоуменно взглянула на джентльмена.
- Ты простодушный ребенок, к которому я испытываю глубокое почтение за присущую ему доброту.
- Почтение? - ошеломленно переспросила она. - Ты.. ты действительно испытываешь ко мне почтение?
- Несомненно!
- Но я не ребенок, Джон. Я женщина, да, да, я женщина! - вскричала она с такой страстью, что он удивленно посмотрел на нее. - Да, я действительно женщина, и не такая уж простодушная, как тебе кажется.
- В самом деле, Ева-Энн?
- Да, в самом деле, Джон, ибо я... я... просто женщина.
- Конечно, - улыбнулся он. - Ты умудренная личность двадцати двух лет, а я в настоящий момент беззаботный мальчишка сорока пяти лет от роду! Чем не чудесная мысль! И все же, клянусь небом, я действительно чувствую себя мальчишкой, который не обременен ни заботами, ни обязанностями, если, конечно, не считать тебя, дитя мое!
- Неужели обо мне нужно заботиться?
- Конечно.
- Меня это беспокоит, Джон!
- Но я рад этим заботам, Ева-Энн, и мне будет грустно расстаться со ними.
- Расстаться? - печальным эхом отозвалась девушка. - Ты имеешь в виду, когда мы попадем в Лондон?
- Да. Но ведь мы еще не в Лондоне.
- Когда ты хотел бы попасть туда, Джон?
- Я не хочу! - Он оглядел залитые солнцем окрестности. - Я предпочитаю Аркадию, где полет жаворонка радует душу, а каждая трапеза - истинный праздником. Да, безусловно, я предпочитаю Аркадию.
- Я тоже, Джон.
При этих словах он обернулся к ней, и взгляды их встретились. Она не отвела глаз, но все ее лицо, от нежной округлой шеи до чистого высокого лба внезапно залил жаркий румянец.
И в этот момент на сцене появился новый персонаж - кусты зашумели, и на поляне возник лохматый пес сомнительной наружности. Собака зарычала, обнажив клыки. Сэр Мармадьюк протянул руку за валявшимся неподалеку почесывателем, но Ева приподнялась на коленях и ласково позвала собаку. Та перестала рычать, насторожила ухо и внимательно посмотрела на девушку. Наконец, изучив ее с ног до головы, собака подошла к Еве и позволила ей погладить себя, продемонстрировав недюжинную сообразительность.
Листва зашумела снова, и показался человек - крепкого сложения, с квадратным подбородком и бычьей шеей, лицо его обезображивали многочисленные шрамы. Наметанный глаз нашего джентльмена мгновенно оценил пришельца. При виде незнакомцев человек остановился, затем, опираясь на дуло собственного ружья, подошел ближе, внимательно рассматривая джентльмена и девушку.
- Надеюсь, вам здесь удобно? - осведомился он.
- Благодарю вас, очень! - кивнул сэр Мармадьюк.
- Жаль.
- Отчего же?
- Оттого что это частная собственность, приятель. Предположим, я сейчас прикажу вам собираться.
- Да, - спокойно ответствовал сэр Мармадьюк, внимательно вглядываясь в лицо незнакомца.
- Что да?
- Предположим.
- Что предположим?
- Что вы прикажете мне "собираться".
- Ну, я это и имел в виду, приятель.
- И я тоже.
- О, Господи, ну и что дальше?
- Как что? Предположим, я соберусь.
- Эй, ваша молодая жена пичкает моего Твистера свежим хлебом! Поосторожнее с собакой, мэм, пес еще совсем молодой, может и укусить.
- Нет, - Ева улыбнулась, - твоя собака не сделает мне ничего плохого. Я люблю животных, и они отвечают мне тем же.
- И не удивительно, мэм, - Лесник вежливо приподнял свою шляпу.
- А теперь предположим, - сказал сэр Мармадьюк, продолжая внимательно изучать обезображенное лицо, - предположим, что мы пригласим хозяина Твистера выпить с нами чашечку превосходного кофе.
- Ну, тогда, приятель, я полагаю, скажу "спасибо".
- В таком случае вас от всей души приглашают. Присаживайтесь, Боб Боец.
- Что? - человек вздрогнул. И тут с ним произошла удивительная метаморфоза. Мрачные глаза просветлели, лицо разгладилось, а сжатые губы вдруг раздвинулись в приветливой улыбке.
Он растроганно посмотрел на сэра Мармадьюка.
- Храни тебя Господь, друг мой, - голос его слегка дрогнул, - ты согрел мое сердце, вот что ты сделал. Никто не называл меня так уже десять или пятнадцать лет. Разрешите мне пожать вашу руку!
Сэр Мармадьюк вскочил и крепко пожал протянутую руку. Ева переводила удивленный взгляд с одного на другого.
- Поразительно, что вы узнали меня, приятель! Поразительно, что Боба вообще можно узнать после стольких лет! Храни вас Господь!
- Ева-Энн, - сэр Мармадьюк повернулся к девушке, - позволь представить тебе Боба Бойца, одного из самых храбрых и сильных людей, которые когда-либо выходили на ринг.
- В самом деле? - спросила она с улыбкой. - Но что такое ринг?
- Мэм, - объяснил старый боец, - ваш муж имеет в виду борьбу, мэм. Ринг - это борьба.
- А, так вы солдат?
- Храни вас Господь, мэм, нет! Я был кулачным бойцом, дрался за деньги.
- О! - вскрикнула Ева.
- Я провел сорок шесть боев и только четыре раза проиграл: Джиму Бэлчеру, Бобу Грегсону, Джеку Барти и Нэту Беллу.
С этими словами Боб отложил ружье, опустился на траву и, прислонившись широкой спиной к дереву, дружелюбно взглянул сначала на девушку, затем на сэра Мармадьюка, после чего хлопнул себя по колену.
- Храни Господь всех нас! - воскликнул он. - Меня нечасто так встречают. В наши дни люди редко вспоминают о Бобе Бойце. А если это и случается, то обычно я стараюсь их не слушать. Дело в том, что я женат! Моя Марта все еще женщина в полном соку, несмотря на шестерых детей и тяжкие труды, но у нее есть один небольшой недостаток - она методистка, что большая редкость в этих краях. Так вот, Марта не переносит даже простого упоминания о ринге. Бедняжка так чтит Господа, что даже сейчас не помягчела по отношению к рингу, а что уж говорить о том дне, когда она впервые увидела меня. Я выиграл тогда бой у Сноба и кровь так и хлестала у меня из ран.
- Из-за Марты вы и оставили ринг?
- Да, все из-за нее. Видите ли, Марта была удивительно красивой девушкой, хотя и методисткой, а я влюбился по уши, впрочем, и сейчас влюблен. А когда парень влюбляется, всякая охота перечить тут же вылетает у него из головы. Поэтому, чтобы сделать приятное Марте, - (тут он глубоко вздохнул), - я оставил ринг и, - (еще один тяжкий вздох), - женился. А после женитьбы стал таким тихим и кротким, вы и не поверите. И все же удивительно, что вы узнали меня. Вы видели мои выступления?
- Неоднократно, Боб.
- Когда же?
- Я стоял у самого ринга, когда вы победили Скроггинса.
- Так давно! Вы, должно быть, были тогда совсем молоды, приятель.
- Да, Боб. К тому же я на самом деле несколько старше, чем выгляжу, сэр Мармадьюк искоса взглянул на Еву-Энн. - И еще мне довелось присутствовать при вашей победе над Донелли, чемпионом Ирландии.
- Неужели? Храни вас Господь, и немало же денежек перетекло из одних рук в другие в тот денек! Тогда я дрался за сэра Мармадьюка Вэйн-Темперли, о, это был добрый и могущественный хозяин - настоящий спортсмен и первоклассный боец. Он сокрушил и почти убил Бака Моубрея в Павильоне Принца в Брайтелмстоне. Я стоял рядом с его высочеством и видел все! "Ей-богу, сказал мне тогда его высочество, - Мармадьюк убьет Бака, разними же их, Боб, разними!" Что я и сделал, а его высочество вручил мне десять фунтов. На черепушке у меня раздулась шишка размером с доброе яблоко, а Бак Моубрей так и захлебывался в крови, бровь у него была рассечена, нос разбит. Им, конечно же, следовало бы драться на пистолетах.
- Бровь... рассечена, а... а нос... - Ева осеклась, побледнев.
- Да, мэм. Мой господин сэр Мармадьюк оставил мистеру Моубрею отметину на всю жизнь. Ей-богу, тогда в Брайтелмстоне творились жуткие вещи. Все были молоды и горячи, и слава Богу, мэм, что вы этого не видели, беззаботные сорви-головы, завзятые спортсмены. Я помню, как сэр Мар...
- Расскажите нам о своих успехах, Боб, - перебил его сэр Мармадьюк, бросив косой взгляд на девушку.
- Нет, нет, друг! - воскликнула девушка. - Пожалуйста, расскажи о своем господине, этом сэре... Мармадьюке.
- С удовольствием, мэм. Ведь это именно он вызволил меня из конюшни и отправил тренироваться, благослови его Господь! Хотя тогда его звали просто мистер Мармадьюк, и с того времени прошло уже двадцать лет. Как он был тогда молод, весел и добр! Он смеялся надо всем и надо всеми, он был бесшабашен до безрассудства, а деньгами как сорил! Моды, карты, скачки и все такое.
- Так он был игроком?
- Игроком, мэм? Храни вас Господь, конечно! Тысячу гиней мог просадить за раз! О, это был настоящий джентльмен, уверяю вас. Он с равной готовностью пил и дрался с любым, кто понимал толк в добром эле и умел махать кулаками...
- Все ясно, обычный молодой балбес! - вздохнул сэр Мармадьюк, вперив взгляд в безоблачное небо. - Хватит о нем, Боб.
