Анастасия Валеева - Экстремальная дама
Она вкратце пересказала Паниной вчерашний инцидент в больнице.
— О господи, — только и смогла выговорить Екатерина Васильевна, снова вытирая платком свои по-старчески наивные глаза, — что же мне делать?!
— Вспомните, пожалуйста, кого-нибудь из подруг вашей дочери, — попросила Милославская.
— Ольга Лаврова, — неуверенно протянула Панина, — но она, кажется, уехала в Америку. Потом еще Эльвира Шаманова…
— Где я могу ее найти?
— Раньше она работала в ресторане на железнодорожном вокзале, а сейчас… — Екатерина Васильевна пожала плечами и вздохнула. — Больше никого не знаю.
С того момента, как Милославская вошла в комнату, ее не покидало ощущение, что сверток, который мать Оксаны так стремительно спрятала в баре, она где-то уже видела. Сначала она попыталась вспомнить, где, но потом, когда сразу это не получилось, она, как это делала всегда, направила импульс своему подсознанию и постаралась забыть о свертке. И вот сейчас, некоторое время спустя, память выдала ей совершенно определенный ответ. Теперь Яна не сомневалась, что именно этот сверток некий пригрезившийся ей очкарик передавал Оксане Санталовой в ресторане. Она даже вспомнила название ресторана — “Золотое плато”, оно желтыми нитками было вышито на терракотового цвета салфетках, лежащих на столах.
Таинственное всегда притягивало к себе Яну, а в этом свертке было нечто таинственное. Неспроста он появился в ее видении. Не просто так и Екатерина Васильевна первым делом решила убрать его с глаз долой. “В нем кроется разгадка этого преступления”, — пришла к выводу Милославская, и она должна во что бы то ни стало заполучить его или хотя бы узнать, что в нем находится. Но как это сделать? Просто попросить? А вдруг Панина откажет ей? Вдруг она что-то знает о преступлении и пытается скрыть? Конечно, тогда она откажет в просьбе, и придется связываться с Руденко, как-то все ему объяснять, упрашивать, чтобы он поверил ей на слово и получил ордер на обыск в квартире Паниной. Но, насколько знала Яна, для получения ордера должны быть серьезные основания… И потом, пока Руденко получит ордер, если это ему все-таки удастся, сверток просто-напросто может исчезнуть, как испаряется снег весной под теплыми солнечными лучами. Нет, ждать нельзя, нужно действовать быстро и решительно. Сперва — напрямую, а потом, если не получится — хитростью.
— Екатерина Васильевна, — неожиданно произнесла Милославская официальным тоном, — вы знаете, что сокрытие улик карается в нашей стране в соответствии с законом?
— Господь с тобой, дочка, — испуганно посмотрела на нее Панина непонимающим взглядом.
— Со мной, — согласилась Яна. — Вы ничего не хотите мне показать из вещей, принадлежащих вашей дочери? — она ставила вопрос конкретно, в то же время давая собеседнице время для обдумывания.
— Так чего ж показывать-то? — Слезы как-то сами собой высохли на мясистых щеках Екатерины Васильевны. — Все вещи у нее теперь в другом доме.
— А она ничего не оставляла у вас незадолго до происшествия? — настаивала Милославская.
— Нет, — Панина часто захлопала глазами, вытерла платком картофелеобразный нос и поправила ладонью волосы.
— Постарайтесь все-таки вспомнить, Екатерина Васильевна, — давила на нее Яна, видя, что в открытую играть та не собирается. — Может, это какой-нибудь пакет или сверток? Вы положили его где-нибудь и забыли, а? Эта вещица, если бы она существовала, могла бы нам очень помочь в деле розыска преступника. Он ведь до сих пор гуляет на свободе…
— Даже не знаю, о чем это вы? — Панина глядела на Милославскую “честными” глазами, со смесью испуга, интереса и легкого осуждения.
— Хорошо, — Яна поняла, что “вспоминать” о свертке Панина не собирается, — тогда я попрошу вас прямо. Откройте, пожалуйста, бар и покажите мне то, что завернуто в пергаментную бумагу.
Эта просьба произвела на Панину такой эффект, которого Яна и не ожидала: с не свойственной для ее телосложения и возраста прытью, Екатерина Васильевна вскочила с кресла, в два прыжка преодолела расстояние до бара и заслонила его спиной.
— Нет, нет, это не ее, то есть не мое, то есть мое, а не ее! — скороговоркой выпалила она. При этом складки на ее лице как-то нелепо задрожали, челюсть поползла вниз, глаза же были подобны двум мельтешащим мотылькам.
— Так ваше или ее? — поняв, что лед тронулся, Милославская улыбнулась краешком губ.
— Мое, это мое, — тяжело дыша, закивала Панина.
— Ну так скажите мне, что это? — с интересом наблюдала за ней Яна. Она уже была уверена, что победа останется за ней.
— Это мое, вас это не касается, — продолжала стоять на своем Екатерина Васильевна.
— А мне кажется, — Милославская посмотрела ей прямо в глаза, — что эта вещь имеет самое непосредственное отношение к смерти вашего зятя. Если это так, а я в этом уверена, вам придется давать показания в милиции. Надолго вас, конечно, не посадят, но года два придется провести за решеткой. А вдруг за это время очнется ваша дочь? Кто тогда будет за ней ухаживать? В общем, решать вам, Екатерина Васильевна.
Милославская медленно поднялась со своего места и неторопливо двинулась к выходу.
— Ксюша взяла с меня слово, что я никому не скажу об этой кассете, — слезный голос Паниной остановил ее, — она ни в чем не виновата.
— Кассете? — Яна повернулась, посмотрела на прощание на хозяйку и снова пошла к двери.
— Куда же вы, — тряся телесами, кинулась за ней Панина, — а кассета?
— Отдайте ее лейтенанту Руденко, — посоветовала Милославская.
— Вы не хотите ее посмотреть? — Екатерина Васильевна словно клещами вцепилась Яне в рукав пальто. — Там такое…
— Я знаю, — грустно вздохнула Милославская. — Отпустите меня.
— Но откуда? — не унималась хозяйка. — Как вы могли узнать? Я никому об этом не рассказывала.
— Существует еще одна копия, — Яна наконец высвободила рукав пальто. — Ее нашли в сумочке той самой девушки, с которой ваш зять… Прощайте. — Она толкнула дверь и вышла на улицу.
* * *Ресторан “Золотое плато” только открылся, поэтому Милославская оказалась первой посетительницей. Она отдала брюнетке-гардеробщице пальто и описала ей внешность очкарика.
— Он здесь был дней десять назад, не помните его?
Брюнетка пожала округлыми плечами и усмехнулась:
— Знаете, сколько у нас народа бывает, разве всех упомнишь?
— Он был в сером костюме, — попыталась помочь ей Милославская.
— В сером? — задумалась брюнетка. — Нет, не помню.
Яна вошла в окутанный мягким полумраком зал и постаралась вспомнить свое видение. Это ей легко удалось. Она силилась вспомнить место, в котором уже не раз “бывала”. Эти массивные стулья с гобеленовыми сиденьями, зеленый ковролин на полу, тяжелые портьеры на окнах — все это было ей до боли знакомо. Она села за “тот самый” столик, где сидели Оксана и очкарик.
— Пожалуйста, — подлетевшая официантка протянула ей меню в лакированной картонной обложке.
— Вы не могли бы присесть к столу? — Яна положила меню на стол и посмотрела на официантку.
— К сожалению, нам это запрещено, — улыбнулась в ответ девушка.
— Я ищу одного человека, — пояснила Яна, — знаю, что он был здесь, по крайней мере, однажды и сидел за этим же столиком. Не могли бы вы мне помочь?
— Вы будете что-нибудь заказывать? — Официантка продолжала ей улыбаться, но Яна поняла, что ту волнует одно: сделает ли она заказ.
— Конечно. — Милославская открыла меню и почти наугад выбрала несколько блюд. — И бутылочку “Каберне”, — добавила она, решив, что подкрепиться так или иначе не помешает.
— Как выглядел ваш знакомый? — подобрела официантка.
Яна повторила описание, которое она уже сделала в гардеробе.
— Подождите минуточку, — официантка исчезла так же быстро, как и появилась.
Вернулась она минут через двадцать с подносом, уставленным тарелками. Выставила приборы на стол и наполнила фужер красным вином.
— Кажется, я вспомнила вашего знакомого, — негромко сказала она, — только он у меня ничего не заказывал. Он встречался здесь с одной расфуфыренной дамочкой, которой передал какой-то сверток. Одет был так себе, — она скорчила пренебрежительную гримасу, — не наш контингент.
— Это все? — напряглась Яна. В ответ официантка только пожала плечами.
— Может быть, вы вспомните еще что-то. Дамочка не называла его по имени?
— Нет, — покачала головой официантка, — он был здесь всего несколько минут. Хотя, погодите, — она задумалась и смешно сморщила нос, — от него пахло лекарствами, думаю, он работает где-нибудь в больнице. И, по-моему, та фифа дала ему денег. Я “зелень” за три версты вижу, — с ехидной ухмылочкой добавила девица.
— Благодарю вас, — рассеянно кивнула Милославская и принялась за еду.
Итак, этот очкарик и тот таинственный гость в больнице — не одно и то же лицо. Каким бы тусклым ни было освещение, Яна сразу это поняла. А потом еще она вместе с Руденко и его помощниками спустилась вниз и хорошенько рассмотрела разбившегося парня. Под описание очкарика он не подходил. “Не наш контингент”, — сказала официантка. То есть очкарик, совершенно не исключено, решил подзаработать. Это подтверждает и официантка, сказавшая, что видела, как дама расплачивалась с ним.