Лен Дейтон - Только когда я смеюсь
– Ну, если вы настаиваете, доктор, но мне не хотелось бы оставлять его одного.
– Да я здесь за углом, – заверял я. – Ничего с ним не случится за эти несколько минут.
Я вернулся к Бобу и Лиз и поднял их. До Бейсвотера мы добрались почти через два часа: повсюду ремонтировали дороги. Я припарковал машину за домом Жижи и поспешил в его квартиру, надеясь не столкнуться с привратником или лифтером, если таковой там имелся.
Миссис Сандерсон оставила дверь чуть приоткрытой. Жижи лежал распростертый на кровати. Он был весь в синяках и царапинах, слегка сочилась кровь. Я положил руку ему на плечо и попытался разбудить его. Одежда его была насквозь мокрой.
– Бригадир Лоутер, – слабым голосом сказал он. – Боюсь, придется отменить обед.
– Бог с ним, с обедом. Что, черт возьми, произошло?
Я оглядел квартиру. Она походила на мебельный отдел магазина Харродс – вся эта позолота, шелк, побрякушки.
– Что это вы нарядились, как хиппи? – спросил Жижи.
Я пошел в ванну, принес мокрое полотенце и вытер кровь с его исцарапанного лица. Пол ванной комнаты был залит водой, повсюду валялись куски мыла, мочалки и полотенца.
– Конспирация, Жижи, – сказал я. – Спецзадание. Не имею права говорить.
Жижи поморщился от болезненного прикосновения материи к ссадинам на щеках и подбородке.
– Понимаю, – ответил Жижи. – Разведка. Я только недавно читал книгу об этом.
– Это прекрасно, что вы все понимаете, но объясните, что с вами случилось?
– Карты, – произнес он. – Я задолжал в игорном клубе три тысячи. Они думают, что я не хочу платить, а у меня просто нет денег.
Я кивнул:
– Просто нужно закрывать дверь, Жижи.
– Я не смогу работать в ближайшие несколько дней, – волновался Жижи. – То есть видок у меня будет отменный, пока не спадет опухоль.
– Да уж.
– Дайте мне зеркало, – попросил Жижи.
Я снял в ванной одно из зеркал и отдал ему. Он тщательно изучил себя и сделал вывод:
– Лучше, наверное, не сопровождать вас в посольство завтра.
– Наверное, лучше позвонить туда. Извинитесь и предупредите, что я приду один.
– Не стоит беспокоиться. Они никогда ничего не забывают. Они будут ждать вас в любом случае.
Я кивнул и пошел в гостиную. Никаких особых разрушений, кроме разбитой пепельницы и опрокинутого торшера.
– Позвать доктора, Жижи? – предложил я.
– Нет, я просто отосплюсь.
– Если вам что-нибудь понадобится – звоните, – сказал я.
В ответ Жижи только тихо застонал. Перед выходом я задернул шторы и зажег электрический камин. Я почти бегом завернул за угол, где в грузовике меня ждали Лиз и Боб.
– Его избили, – сказал я. – Он весь в кровавых подтеках.
– Избили? За что? – спросил Боб.
– Говорит, что за карточный долг, три тысячи фунтов. Долг, который он выплатить не может.
– И что ты уже замыслил? – поинтересовалась Лиз.
– А что если он попросит меня заплатить за него этот долг, чтобы его не избили снова?
– Ну и что в этом такого? – сказала Лиз. – Он ведь посредник в нашем деле.
– Это выглядело бы естественно, – согласился Боб. – На его месте любой бы так поступил. Что тебя смущает? Любой бы обратился к тебе.
– Меня настораживает то, что он не обратился ко мне.
В магазарийском посольстве в Белгравии меня ожидали в час дня. Боб и я оба были в гражданском. В сыром утреннем воздухе вяло колыхался посольский флаг. Медная табличка с надписью «Республика Магазария. Посольство» была до блеска начищена, как и болтавшаяся под ней ручка дверного звонка. Я потянул шнурок – дверь мгновенно отворилась.
– Входите, сэр, – пригласил элегантный негр в черном костюме и ослепительно белой рубашке.
В холле неподалеку стояли еще двое в таком же одеянии, наверное, на случай наплыва шляп, пальто и зонтов. Холл был огромный. Пол из белого и черного мрамора. Два старинных зеркала, в которых отражалась огромная ваза со свежими цветами, потерявшихся в роскошной позолоте стен. На деревянном постаменте красовалась табличка «Отдел виз», у подножия лестницы стоял большущий живописный портрет человека в феске с надписью «Наш Президент». Рама слегка перекосилась. Швейцары в черных костюмах открыли двойную дверь, ведущую из холла, и пригласили меня войти. Я очутился в приемной с кожаными креслами, совершенно новыми, которые были расчетливо расставлены вокруг журнального столика со стеклянной поверхностью. Всюду валялись журналы «Автомобиль», «Что в мире», «Знаток» и какие-то инженерные издания. Не успел я сесть, как дверь в дальнем углу отворилась, и ко мне, улыбаясь и протягивая для пожатия руку, направился молодой человек.
– Бригадир Лоутер? – уточнил он. И не дожидаясь ответа, сказал: – Меня зовут Али Лин. Военный министр неожиданно должен был заняться другим делом, и он попросил начать обед без него.
Он снова улыбнулся. По-английски он говорил отточенно и бегло. На нем был костюм от «Букс Бразерс», рубашка, застегивающаяся внутрь и форменный галстук, принадлежность которого я не смог определить. Он провел меня через пару маленьких смежных комнат в довольно просторную столовую. Жалюзи на окнах делали свет желтым и очень солнечным. Лучи падали на пол, где все было накрыто для трапезы в восточном стиле. На шесть персон. Пиалы с орешками, соленьями и сластями были расставлены на скатерти из тончайшей дамасской стали, вокруг которой лежали мягкие кожаные подушки. Два негра заняли места. На них были арабские головные уборы и темные очки. На стенах висели шкуры антилоп и леопардов. И ковры тоже – мягкие кирманские и шелковые цветастые из Кашана. Старинные мужурские коврики для молитвы сочетались с современными кавказскими. По моим подсчетам, в комнате ковров было на двадцать тысяч фунтов – я знаю в этом толк. Мы сели. Официант в накрахмаленном белом жакете подъехал ко мне с тележкой, уставленной напитками. Я заметил, что два негра потягивают воду.
– Мне что-нибудь безалкогольное, – заказал я.
– А мне виски, – сказал Али.
– Тогда и мне тоже, – передумал я, и официант налил тройную порцию в тяжелую рюмку.
Я разбавил выпивку водой. Али последовал моему примеру. Он поднял бокал со словами:
– Ваше здоровье.
– До дна, – ответил я.
– Я взял на себя смелость пригласить вашего шофера пообедать с нами. Думаю, вы не будете возражать, – сообщил Али.
– Нисколько, – ответил я, стараясь недвусмысленно показать, что я счел его выходку знаком дурного тона.
Боб вошел неуклюже и застенчиво. Он отлично справлялся с ролью. Взял бокал, сдернул с головы фуражку и начал топтаться на месте, пытаясь одновременно держать бокал и фуражку.
– Присаживайтесь, – пригласил Али. – Рядом с бригадиром.
– Здравствуйте, сэр, – поздоровался Боб, но не сел.
– Привет, Катрайт, – холодно ответил я.
– Я бы лучше поел на кухне, – промямлил Боб, переминаясь с ноги на ногу.
– Ни в коем случае, – возразил Али. – И слышать об этом не желаю.
– Эта заграничная еда мне не идет, – аргументировал Боб.
– Ерунда, – подбадривающе улыбнулся Али. – Я лично выберу для вас то, что вы будете есть. Вам понравится.
Боб сел рядом со мной. Али хлопнул в ладоши. Вошли четыре официанта. На них были красно-зеленые фартуки. Они поставили перед нами серебряные подносы. Четыре куриных блюда, от которых исходил запах кориандра и меда, маленькие шарики молотой баранины, которые Али назвал кефта и настойчиво предлагал Бобу, рис, заправленный шафраном, маслины и йогурт в огромных графинах, – все это было перед каждым гостем и сопровождалось еще круглыми, чуть ли не двухфутового диаметра дисками арабского хлеба, запеченного в духовке до золотистой корочки.
Али взял себе хлеб и жадно разломал его руками. Он умело поддерживал разговор в течение всей трапезы, высказываясь по любой теме: от состояния лондонского театра до тягот сверхзвуковых полетов. Али руками выкорчевывал из курицы лакомые кусочки и протягивал их Бобу, как это принято у арабов. Когда мы наелись досыта, слуги поднесли нам медные пиалы и принялись поливать наши измазанные жиром руки теплой ароматизированной водой. Затем подали воздушные, посыпанные сахаром турецкие сласти с блестящими капельками розовой воды. Тут же последовал турецкий кофе в высоких расписанных орнаментом сосудах, пылающих от раскаленных углей. Я взял в рот мундштук и вдохнул холодный дым. Несколько минут мы молча курили. Али предложил нам ликеры и бренди, я отказался, и Боб послушно повторил мои слова.
– Вы довольны оказанным вам гостеприимством, – в голосе Али прозвучал лишь едва заметный намек на вопрос.
Я кивнул. Али повернулся и плотно сжатым кулаком ударил по кожаной подушке. Затем, откинувшись на нее и отщипнув кусочек халвы из серебряной вазы, произнес:
– А теперь вы, несомненно, хотели бы встретиться с военным министром. – Он вонзил зубы в лакомство.