Наталия Левитина - Сорванные цветы
– Садись, сынок, подвезу! – За рулем сидел веселый, шустроглазый дедок. – Что, снежные ванны принимал?
– Да нет, – ответил Андрей, – машина заглохла. Там. – Он махнул рукой в сторону дороги, где осталась брошенная «шестерка».
– Так давай зацепим ее, – предложил жизнерадостный дедок. – Трос есть?
У Андрея не было не только троса, но и домкрата, и запаски, и еще много чего. Вообще в отношении к автомобилю он был удивительно небрежен и легкомыслен, и это было парадоксальной чертой его натуры, так как во всем остальном он демонстрировал аккуратизм и серьезность, близкие к маниакальным.
– Да пусть, – снова махнул рукой Андрей. – Потом... Быстрее новую куплю.
– Эх, сынок, не любишь ты свою машину, – сказал дед укоризненно. Он осторожно и бережно держал руль двумя руками, а когда переключал скорости, то словно ласкал рычаг ладонью. Его «Москвич» блестел как новогодняя игрушка. – И меняешь их, наверное, раз в год?
– Нет, я не Крез.
А я вот на своей предыдущей всю жизнь проездил. А эту только-только купил. – Дед окинул гордым взглядом салон «Москвича». По понятиям Андрея, они ехали чрезвычайно медленно, можно сказать, шли пешком. – И слушай, парень, какая удивительная история связана с этим автомобилем. Расскажу тебе.
Андрей приготовился слушать. Если старый человек ударился в воспоминания – гаси фары, это надолго.
– Ну, в общем, еду я как-то раз, ну, месяц-полтора назад на своей старенькой «единичке» по этому шоссе. Она у меня хоть и старенькая, но проблем с ней было меньше, чем какому-нибудь бизнесмену с его «Опелем». Так вот, и на том самом месте, значит, где тебя я подобрал, голосует парнишка. Ну, постарше, конечно, тебя лет на десять, но для меня парнишка. Подобрал я его. А он взволнованный такой, нервный. Все крутил в руках папку и бумажник. Ехал молча. А как стал выходить, в городе я его высадил, протягивает мне бумажку в пятьдесят долларов. Представляешь? Я оторопел поначалу, но взял. А что, раз дают, надо брать, тем более у него, значит, это не последнее. Ну, еду дальше. И когда уже стал закрывать машину, обнаружил его бумажник. Вот сюда завалился, вот тут вот... А в бумажнике – Господи ты боже мой! Деньги, деньги, деньги! И ни адреса, ни записи какой-нибудь, только фотография, калькулятор и чистый блокнот. Новый совсем бумажник. Ну, я не вор, конечно. Я объявление в газету давал пять раз, из этих же денег платил. Со страхом мы с бабкой ждали результата, прыгали к телефону, как юные газели. Но никто не откликнулся. Через пару недель моя старуха выдала идею: тебя, говорит, Господь вознаградил за праведную жизнь таким вот оригинальным способом. И верно! Я не пью, всю жизнь работал, надрывался, детей хороших вырастил, Отечеству служил, а на старости лет остался с одной пенсией. Нищета. И пошел я себе новый автомобиль покупать. Купил «Москвич», и еще на цигейковую шубу жене осталось. Она пятнадцать лет в рваном пальто шкандыляла. Вот такая история. А бумажник этот, пустой теперь, я с собой вожу. Как талисман, на счастье. Если мне Бог в нем подарок спустил с небес, то и пустой он меня защищать будет. Вот, посмотри сам.
Андрей открыл солидное портмоне из натуральной кожи. Сбоку, под пленкой, лежали две фотографии. Одна – удивительно привлекательной женщины, другая – ярко накрашенной молодой девушки. Оксана и Яна Берг.
Полковник Скворцов нервничал. Он волновался не потому, что шеф Анатолий Федорович вызвал его в девять часов вечера и попросил подъехать прямо к дому, хотя такие вызовы означали серьезный, судьбоносный разговор. Он переминался с ноги на ногу, он прохаживался вдоль высокой ограды, он почти вспотел от волнения, потому что генерал должен был выйти на прогулку с собакой. С собакой! Эти мерзкие, отвратительные животные, с ощеренными пастями и налитыми кровью глазами, внушали полковнику панический ужас. Любая дворняжка, маленькая и кривоногая, устремляясь к нему с идиотским лаем, могла заставить увлажниться ладони и спину Скворцова. И ни одна собака не обходила своим вниманием полковника. Они даже сквозь обшивку седьмой модели «БМВ» с ликованием распознавали предательские мурашки, покрывавшие мужественного полковника, и провожали автомобиль истеричным лаем.
Но полковник Скворцов был мужчиной, и о его страхе знали только он и собаки. Сотрудники не замечали, что Эдуард Семенович натягивается гитарной струной, когда служебная овчарка тычется в его колени мокрым носом. «Любят вас животные, – улыбались подчиненные, – а вы на них ноль внимания. Вот они и нервничают!». Полковник Скворцов измученно растягивал побелевшие губы в улыбке. Все его внутренности в такие моменты представляли собой доисторическую окаменелость.
Он знал, что причина его животного страха перед четвероногими гадинами – психическая травма в детстве, когда на него, трехлетнего ребенка, напала огромная собака. Испытанный ужас навсегда сделал его не вполне нормальным человеком, что-то сдвинулось в сознании полковника. Но медицинская карта Эдуарда Семеновича была стопроцентно положительной и никому не могла рассказать об этом психическом отклонении, о его проблеме не знали ни начальство, ни подчиненные. Для них полковник Скворцов просто был человеком, влюбленным в мягких, сонных кошек или в раздутых от жратвы хомячков, или в волнистых попугаев. Но не в собак. И долгие годы Эдуард Семенович занимал ответственный пост, оставаясь подпольным неврастеником, – он удачно справлялся со своей ролью. Но ведь множество известных, видных, часто мелькающих по телевизору высокопоставленных лиц считаются вполне нормальными, но иначе как шизофрениками их и не назовешь...
Дверь в ограде распахнулась, в проеме возникла умная морда овчарки, а сверху – силуэт Анатолия Федоровича.
Овчарка рванулась к полковнику, тот почувствовал, что его сердце грохнулось в желудок и бешено колотится там, между пельменями со сметаной и рюмкой водки, выпитой за ужином. Но и желудок сорвался и с истеричным журчанием сполз по берцовой кости вниз, к пяткам.
– Едрена вошь, – дико заорал спаситель Анатолий Федорович, отгоняя собаку от своего гостя. И это было одним из немногих приличных выражений, которые он употребил в течение встречи. Далее произошел разлив полноводной реки сочных ругательств. – А ну гуляй! Эдуард Семенович, разве в деле Мирославского обнаружились какие-то новые факты?
– Я доложил вам, Анатолий Федорович. Вы в курсе. Мы преподнесли газетам приличную версию начальству скормили удобоваримую и вполне приемлемую, учитывая человеческие слабости Мирославского. А что было на самом деле – вы знаете. Ничего нового.
Мерзкая овчарка не хотела заниматься своими собачьими делами и упорно клеилась, подлюга, к полковнику Скворцову.
– ...(Нехорошая собака, иди погуляй. Так, Эдик, если ничего нового, то почему же твой Пряжников не хочет угомониться? Все успокоились, все удобно и красиво. Дамочка угробила охладевшего любовника и наложила атласные ручки на себя. Круг замкнулся, рогатый безутешный муж плачет на могиле. Так зачем же твой Пряжников роется в навозной куче?)
– Анатолий Федорович, я...
– ...(Тебе надо, чтобы рухнула «Омега»? Она держится исключительно на Берге. А умение этого человека быть полезным просто фантастично. В прошлый раз я, кажется, дал совершенно четкие указания не трогать его. И ты, Эдик, хорошо заработаешь на неприкосновенности Берга. Это кроме того, что приказы мои надо все же иногда выполнять. И ретивым подчиненным внушить, что не стоит копаться в деле, которое благополучно закрыто.)
– Слушаюсь. Все ясно, Анатолий Федорович.
Наконец-то он убрал свою гадкую тварь! Полковник Скворцов облегченно вздохнул. Шеф подцепил овчарку за ошейник и повел домой.
– Ну, брат, бывай. А энергию Пряжникова пусти на дело маньяка. Сколько у вас уже трупов? А вы все ушами хлопаете! – попрощался генерал. – И почему ты собаку себе не заведешь? Они липнут к тебе, как скотч.
Новый год Катя встретила в Краснотрубинске с родителями. Они ужаснулись: как исхудал ребенок! Ребенок смотрел на близких людей остановившимся взглядом и был ужасно далек от них.
После Нового года Катя вернулась в Москву, где она должна была начать работу в крупной страховой фирме под названием «Шелтер».
...Сердце ее рвалось на кусочки, а она отвечала на вопросы английского теста. Слезы стояли в глазах, а она демонстрировала свои блестящие способности в обращении с компьютером и копировальным аппаратом. Она снова встретила тех девиц, с конкурса в банке «Центр», и они были все в тех же пиджаках – лимонном и нежно-голубом. Они удивленно осмотрели Катину шубу, ее французский красный костюм (подарок Оксаны), ее умелый незаметный макияж. Они жаждали объяснений такому удивительному перевоплощению и готовы были принять девушку в свою компанию вечных конкурсанток, но Катя только равнодушно кивнула им.
Она автоматически отвечала на вопросы, и ее отрешенность была воспринята как поведение человека, знающего себе цену. Молодой парень в изысканно-дорогом галстуке, слева от вице-президента фирмы (о, Олег ведь тоже был вице-президентом!), поедал наглым взглядом ее точеные круглые коленки. «Ну и пусть, – думала Катерина, – мне уже нечего терять. Не девочка».
