Дик Френсис - Осколки
– Я не думал, что вы станете искать. Любой нормальный человек предоставил бы поиски полиции.
«Какой милый, приятный человек, – подумал я. – Если только забыть об эпилептическом припадке Ллойда Бакстера и о пропавшем мешке с деньгами».
– Роза Пэйн, – отчетливо произнес я и заметил, что на этот раз ее имя затронуло в докторе Форсе некую чувствительную струнку, – Роза, – повторил я, – убеждена, что я знаю, где ваша видеокассета, и, как я уже говорил, она убеждена, что мне известны содержавшиеся на ней сведения. Так что либо вы найдете способ заставить ее отцепиться от меня – причем почти что в буквальном смысле слова, – либо я могу счесть ее внимание чересчур навязчивым и рассказать ей то, что она так стремится узнать.
Доктор Форс спросил – так, словно не понял, что я имею в виду:
– Вы говорите так, будто я знаком с этой личностью, Розой. Не хотите ли вы сказать, что я некоторым образом повинен в ваших… э-э… увечьях?
– Верно и то, и другое, – жизнерадостно ответил я.
– Но это же чепуха какая-то!
Его лицо сделалось задумчивым, словно он прикидывал, как выйти из неловкой ситуации, не потеряв своего «именного» форса.
Я был уже готов сообщить ему, почему я уверен, что смогу ответить на волнующие меня вопросы, но тут передо мной, словно наяву, появились Уортингтон с Томом Пиджином, настоятельно рекомендуя мне не тыкать палкой в осиное гнездо. Тишина елового леса зазвенела предостерегающими возгласами. Я взглянул на задумчивое лицо благодушного доктора – и изобразил на лице сожаление.
Я покачал головой, согласился, что, конечно, сказал сущую ерунду.
– И тем не менее, – добавил я, мысленно испросив разрешения у своих отсутствующих телохранителей, – кассету из моего магазина забрали все-таки именно вы. Не могли бы вы, по крайней мере, сообщить, где она теперь?
Видя, что я сменил тон, доктор Форс заметно расслабился. Уортингтон с Томом Пиджином тоже успокоились. Доктор Форс тоже, видимо, посоветовался со своими собственными внутренними телохранителями и ответил на вопрос скорее отрицательно, нежели утвердительно:
– Предположим даже, что вы правы и кассета у меня. Поскольку Мартин больше не может хранить эту информацию, нужда в кассете отпадает. Так что вполне возможно, что я записал на нее какие-нибудь спортивные состязания. И теперь на ней нет ничего, кроме скачек.
Он писал Мартину, что сведения, содержащиеся на кассете, – настоящий динамит. Если он затер этот динамит, спустив миллионы коту под хвост – или под магнитофонную головку, – это может означать только одно: у него есть чем заменить эту кассету.
Никто не станет вот так, с бухты-барахты, стирать кассету, стоящую целого состояния, если у него нет возможности ее восстановить. По крайней мере, нарочно…
И я спросил:
– Вы сделали это нарочно или по ошибке?
Доктор Форс усмехнулся себе в бороду.
И сказал:
– Я не делаю ошибок.
Меня пробрала легкая дрожь. Не от холода, царившего в еловом лесу, а от неприятной встречи с хорошо знакомым, вполне себе человеческим заблуждением: славный доктор считал себя богом.
Доктор остановился у упавшего елового ствола, оперся на него ногой и сказал, что отсюда он пойдет обратно – ему еще надо осмотреть нескольких пациентов.
– С моей точки зрения, наш разговор окончен, – сказал он тоном, не допускающим возражений. – Полагаю, дорогу к воротам вы найдете сами.
– Осталась еще пара вопросов, – возразил я. Мой голос казался совершенно бесцветным – ели гасили звук.
Доктор Форс снял ногу со ствола и пошел обратно. Я направился следом, к его нескрываемому возмущению.
– Я все сказал, мистер Логан! – с нажимом произнес он.
– Хм… – Я поколебался, прежде чем задать вопрос, но Уортингтон и Том Пиджин не вмешивались, и даже собаки молчали. – Как вы познакомились с Мартином Стакли?
– Это не ваше дело, – спокойно ответил Форс.
– Вы знали друг друга, но не были друзьями.
– Вы что, не слышали? – запротестовал он. – Это вас не касается!
И несколько ускорил шаг, словно бы желая спастись бегством.
– Мартин передал вам крупную сумму денег в обмен на сведения, которые вы приравняли к динамиту.
– Вы ошибаетесь.
Он снова прибавил шагу, но мне не стоило ни малейшего труда идти с ним нога в ногу.
– Вы абсолютно ничего не понимаете, – продолжал он. – Я хочу, чтобы вы ушли.
Я ответил, что, увы, не собираюсь уходить в ближайшие несколько минут, поскольку разговариваю с человеком, который может дать ответ на множество вопросов.
– Знаете ли вы, – спросил я, – что Ллойд Бакстер, человек, которого вы бросили в разгар эпилептического припадка у меня в магазине, – владелец Таллахасси, лошади, которая убила Мартина Стакли?
Форс прибавил шагу еще, несмотря на то что поднимался вверх по склону. Мне тоже пришлось ускорить шаги.
– А знаете ли вы, – небрежно спросил я, – что, несмотря на припадок, Ллойд Бакстер запомнил вас и описал вплоть до носков?
– Прекратите!
– И, разумеется, вам известно, как жестоки могут быть Норман Оспри и Роза Пэйн…
– Нет! – воскликнул он и закашлялся.
– Что касается моих денег, которые вы сперли вместе с кассетой…
Адам Форс внезапно остановился, и в тишине я услышал, как хрипло он дышит.
Я встревожился и, вместо того чтобы продолжать напирать, спросил, как он себя чувствует.
– Отвратительно. И все по вашей милости. Хрипя и отдуваясь, Форс достал из кармана халата ингалятор, из тех, какими пользуются астматики, и пару раз пшикнул себе в рот, не сводя с меня неприязненного взгляда.
Мне хотелось извиниться. Но по милости этого обаятельного доктора меня дважды избили: сперва в Бродвее, потом на заднем дворе в Тонтоне. И хорошо еще, если этим все и ограничится. Так что я предоставил ему с пыхтением завершить свой путь вверх по склону. Я проводил его до клиники, чтобы удостовериться, что он не свалится где-нибудь по дороге. Войдя в приемную, я усадил его в мягкое кресло и отправился разыскивать кого-нибудь, чьим заботам можно поручить больного.
Я слышал, как оставшийся позади доктор сипло требовал, чтобы я вернулся, но к тому времени я успел пройти половину левого крыла здания и не нашел ни единой живой души: ни нянечек, ни докторов, ни пациентов, ни уборщиц, ни аранжировщицы цветов, ни медсестры с пачкой карточек… Не то чтобы палаты в этом крыле стояли пустыми. Там были кровати, столики на колесиках, кресла и ванные комнаты, но людей там не было. В каждой палате имелась застекленная дверь, выходящая на просторную, чисто выметенную веранду, вымощенную каменной плиткой. В некоторых комнатах стеклянные рамы в потолке были распахнуты настежь.
Я ненадолго задержался в комнате, на двери которой было написано «Аптека». Здесь тоже была откинута верхняя рама. За запертой решетчатой дверью виднелся коридор. Шкафчики с ящичками, на которых написаны названия лекарств, – и снова ни души.
«Ну должен же быть здесь хоть кто-нибудь!» – подумал я. И впрямь, в конце крыла, за единственной закрытой дверью, обнаружилась настоящая толпа.
Человек двадцать пожилых людей в белых махровых халатах мирно сдавали всевозможные анализы. Над столиками, где брали анализы, висели надписи крупными яркими буквами, как в детском саду: «Здесь меряют кровяное давление» или «Как сегодня ваш холестерин?» Довольно ветхая старушка трусила по «беговой дорожке». В углу находилась кабинка, на стенке которой красовалась надпись: «Рентген. Пожалуйста, не входите без вызова!»
Результаты анализов аккуратно вписывались в бланки, а затем вводились в компьютеры, стоявшие на столе посреди комнаты. Царила атмосфера всеобщего оптимизма.
Когда я вошел, ко мне, поскрипывая резиновыми подошвами на полированном полу, подошла нянечка, которая только что задернула занавески на кабинке с лаконичной надписью «Урология». Она с улыбкой сказала мне, что я припозднился. Я объяснил, что добрый доктор Форс вот-вот отдаст богу душу. Она только ахнула.
– У него часто бывают приступы после того, как его кто-то посещает, – призналась заботливая нянечка по дороге в приемную. – Наверно, когда вы уйдете, ему надо будет прилечь и вздремнуть.
Однако добрый доктор Форс думал иначе. Негодующе булькая, точно забытый на плите чайник, он подошел ко мне и решительно указал на дверь со скромной надписью «Это здесь», а пониже «И выход тоже». Я с самым невинным видом объяснил, что хотел только помочь ему справиться с приступом астмы. Доктор гневно прохрипел, что он в моей помощи не нуждается. Он надвигался на меня со шприцем на металлическом подносике. Когда он подошел почти вплотную, я увидел, что шприц полон жидкости. Доктор Форс схватил шприц и угрожающе ткнул им в мою сторону – и в сторону выхода. На этот раз я действительно счел за лучшее распрощаться и уйти.
За дверью из приемной оказались роскошные раздевалки, просторный вестибюль – и выход во двор.
