Джанкарло де Катальдо - Третий выстрел
Голос Сары был таким жалостным, что в сравнении с ним голос девочки со спичками[34] показался бы наглым и вызывающим.
– Нет, дядя, как только я услышала его голос, то сразу поняла, что со мной происходит что-то очень важное, что незнакомец, с которым я разговариваю, уже фактом своего существования важен для меня. И вместо того чтобы сказать себе подожди, я вдруг услышала голос, произнесший теперь. Потому и случилось то, что случилось…
Фразы, весьма далекие от назиданий, так и рвались у меня с языка, но я поймал их на лету, как детские летающие тарелки, ибо во всяком случае Сара сделала свой выбор, плохой или хороший, и она заслуживала уважения. Мое молчание подтолкнуло ее по пути рассказа, и это был путь наверх.
– Я практически рассталась с друзьями, он снял коттедж на берегу моря. Мы выходили…
Минута смущения. Опущенные глаза. Руки терзают бумажный платочек. Неоспоримое присутствие Божественной справедливости.
– Мы выходили, только чтобы поесть и выкупаться. Никогда в жизни я не была так счастлива. Все то, что я читала или слышала о любви, казалось банальным в сравнении с тем, что чувствовала я… – Она тут же себя поправила: – Что чувствовали мы… Все это длилось не больше месяца, а потом он исчез. В один миг. За день до моего отъезда Лука…
– Лука?
– Он сказал, что его зовут Лука Моро.
– Скажи спасибо, что он не назвался Марио Бьянки.[35]
Сара не ответила и продолжала:
– Вечер накануне отъезда Лук… то есть Вальтер, хотел провести со мной вдвоем. Мы сами приготовили ужин. Он сел на мотоцикл, который мы взяли напрокат, и поехал за шампанским, и…
– И?..
– И с этого момента я его больше не видела. Я много часов просидела одна, гадая, что могло случиться… Дом стоял далеко от города, и мне было страшно идти одной пешком, в темноте. Потом я заснула, а наутро автостопом догнала своих друзей в аэропорту. Когда самолет оторвался от земли, мне показалось, что вместе с ним оторвался кусок моего сердца. С той минуты я все время искала способ вернуться. А потом…
Она помолчала. Меня охватила нежность. Я представил, как она, в страхе и одиночестве, терзает бумажный носовой платочек. Однако от нее не укрылось, насколько я был зол в эту минуту.
– А потом явился идиот, твой дядюшка, и преподнес тебе эту возможность на серебряном блюдечке…
Я добавил яду:
– А тебе не приходило в голову, что такое поведение типично для мужика, который нашел симпатичную девочку для развлечений, а потом благополучно слинял?
Я тут же возненавидел себя за эти слова, но возненавидел и мерзавца, который вынудил меня их произнести и заставил плакать мою племянницу. Я был уверен, что такие передряги случаются с ней не впервые. Может, это и пошлость, но я бы охотно придавил ему яйца медвежьим капканом. Ладно, пусть это будет капкан для маленьких медвежат, в конце концов, я умею прощать.
Сара подняла голову. В жизни не видел таких голубых глаз, сияющих от непролившихся слез.
– Нет. Все не так, я чувствую…
Ну да, если бы слухи стали привычным для влюбленных языком, «Амплифон»[36] завладел бы счетами Медельинского картеля.[37] Этого я не сказал. Сара перешла на шепот:
– А потом все усложнилось…
– Что такое?
– Я жду ребенка.
Опа! Мое адамово яблоко вдруг раздулось до размеров баскетбольного мяча в руках Шакила О'Нила.[38]
– Какого еще ребенка? – просипел я.
Сара сделала выпад и, пользуясь моментом, восстановила утраченное равновесие; я же потерял равновесие окончательно. Но «Золотой мяч» перешел ко мне, и я послал его обратно, не потому, что выиграл, а потому, что ничего на этом не заработал.
Голос Сары добил меня:
– Знаешь, такие маленькие существа, которые пищат, пачкают пеленки, а потом рано или поздно произносят «мама» или «папа». Вот такого и жду.
Мой язык вполне можно было бы подать вместо котлеты по-милански, и никто не отослал бы его обратно шеф-повару.
– Да кто тебе сказал, что ты ждешь ребенка?
Сара подняла глаза и поглядела на меня, как смотрят на человека, которого похитили, а потом вернули назад, на Землю, пришельцы.
– Синьор, именуемый гинекологом, а еще раньше синьор, именуемый предиктором. Тебе достаточно мнения этих двух светил?
Я опустил глаза и посмотрел на пол, чтобы увидеть, куда упал тот обух, которым мне дали по голове. Воцарилось молчание. Моя племянница обладала даром превращать пару благопристойных хлопчатых брюк в непотребные полотняные подштанники.
Она взглянула на меня, и, хотя к ней и вернулась прежняя бойкость речи, в глазах застыли растерянность и испуг. В конце концов, она была всего лишь восемнадцатилетней девчонкой.
– Что будем делать?
Я поднялся из-за стола и расправил брюки.
– Пойдем спать. Я весь как выжатый лимон, и голова не желает работать в таком состоянии. Утро вечера мудренее.
Мы поднялись к себе и остановились перед дверью ее номера. Вид у нее был такой потерянный, что я обнял ее. Она уткнулась головой мне в плечо, и я растаял от нежности:
– Да ладно, все образуется, вот увидишь.
– Спасибо, дядя.
Я оторвал ее от себя и заглянул ей в лицо. Теперь была моя очередь покинуть Оксфорд.
– Спасибо, дядя, чертов хвост! Это будет стоить тебе твоего процента. Немного, но зато надежно!
Наконец-то она улыбнулась и в ее потерянных глазах затеплилось облегчение.
– Что касается меня, то мне на это абсолютно наплевать. Спокойной ночи.
Она закрыла за собой дверь, и я остался один в коридоре. Войдя к себе, я слышал, как она возилась и шуршала, готовясь ко сну. Сквозь тонкую стенку раздался ее голос, и я понял, что она звонит своим, чтобы сказать, что мы доехали прекрасно, что все «о'кей» и так далее. Интересно, что сказали бы заботливые папа с мамой, если бы узнали, что скоро станут заботливыми бабушкой и дедушкой? Я разделся и тоже улегся в постель. Как ни странно, лягушачий хор затих. Наверное, их гонорар не предусматривал выступления на бис. Я погасил свет и лежал в темноте, слушая шум кондиционера, как слушал совсем недавно рев самолетных двигателей. То, что сказала мне Сара, звучало в моей голове, отскакивая от стенок, как пинг-понговый шарик.
Теперь, когда я лучше узнал свою племянницу, самое время было задать себе один вопрос.
Что же было пулей: ее рассуждения о противозачаточных пилюлях или о ребенке?
– Ну?
Сидя за рулем прокатного «пежо», я удрученно взглянул на племянницу, изнывавшую на пассажирском месте. Жара была адская, несмотря на работающий кондиционер, и мы чувствовали себя потными и грязными. И разочарованными. И вообще…
– Ничего. Здесь его тоже никто не видел. Я показывал его фотографию даже гекконам.
Мы стояли на парковке гольф-клуба «Кокос», некоей мегаструктуры из разряда «пощечина нищете», с полем на восемнадцать лунок и помещением клуба, которым распоряжался не иначе как сам Жан-Люк Пикар.[39] Наша запыленная машинка должна была казаться каретой Золушки в пять минут первого.
Представьте себе, как выглядели мы сами.
Мы излазили весь остров, только что пауков из нор не выковыривали. Если уж быть точным, то нор мы не видели. На следующее утро после приезда мы поехали на тот самый рынок, где было сделано фото, и с него началось наше путешествие, способное заставить Марко Поло побледнеть от зависти. В агентстве, через которое Вальтер арендовал коттедж, мы ничего не добились: аренда была оплачена вперед. Сара не знала, где Вальтер брал напрокат мотоцикл, да и бесполезно было разыскивать конкретную прокатную контору в месте, где на каждом углу висели объявления о прокате мотоциклов.
Мы посетили все места, где Сара и Вальтер бывали вдвоем, а потом и все остальные, то есть гостиницы, туристические агентства, бюро по найму квартир, порты, аэропорты, магазины, ночные клубы, бары, рестораны и аптеки. Мы опросили всех белых и черных, мужчин и женщин, гомосексуалистов и проституток, инструкторов подводного плавания при полном погружении, собак, котов, лошадей и даже несколько статуй. Для большей уверенности я возил с собой, кроме фото Вальтера в бородатой версии, несколько старых фотографий, где он еще без бороды.
Ничего, ничего и еще раз ничего. Никто его не знал, никто не видел. Ответ был всегда одинаков: отрицательное покачивание головой и «Нет, месье, никогда не видел» – слова, которые въелись в мою кожу, как татуировка. Я допросил даже двух бездельников по-креольски, но они поняли только общий смысл вопроса, а в детали вникнуть не смогли, поэтому толку с них было ноль.
Наше разочарование росло, да и, если вдуматься, чего было ожидать в такой ситуации? Эйфория первой добычи сбила меня с толку, и я не подумал, насколько трудно найти кого-либо в городе туристов, где ежедневная концентрация новых лиц повергает в ужас. Я просчитался, решив, что беглец поселился на острове или, по крайней мере, провел там достаточно времени, чтобы оставить ощутимые следы.
