Наталия Володина - Логово ведьмы
– Я утром заметил, что на столике нет фотографии в рамке. Я снимал Валю с Катей. Посмотрел в ящике стола, в альбоме, Катиных фотографий нет. А их было много. Я люблю фотографировать, а она очень фотогенична.
– Так, это уже кое-что. Еще что-нибудь?
– Я вспомнил, что Валя странно себя вела, когда Катя попала в больницу. У них такие отношения, что она должна бы броситься сюда, пироги печь, ну, все такое… А тут я предлагаю навестить Катю, а у нее не получается. Дела какие-то. Хотя их, в общем, нет. Кроме хозяйства, конечно.
– Хозяйство – это много дел. Я могу пока установить лишь один предположительный диагноз. Подруги поссорились. А вы чего боитесь?
– Мне трудно объяснить, потому что я не в состоянии описать, какая она была ночью. С ней происходило что-то чудовищное. Я подумал… Я испугался, решив, что она совершила что-то ужасное. Какое-то преступление.
– Я думаю, это уже ваши нервы не выдерживают. Катя жива и сейчас практически здорова. Я думаю о выписке. Вы сами можете убедиться.
Профессор велел позвать Катю. Через десять минут она уже входила в кабинет.
– Дима? Почему ты один? Почему так рано? Где Валя? – Катины бархатные глаза стали огромными и тревожными.
– Просто заехал по дороге на работу. Понимаешь, Валя приболела, я совсем закрутился. Она переживает, что мы тебя забросили.
– Ты что! Подай телефон, я ей позвоню.
– Катюша, не нужно звонить. Ей к телефону тяжело подходить.
– Тяжело дойти до телефона? Что с ней? Дима, объясни!
– Что-то с ногами. Я не знаю. Она же не хочет ни к врачу обращаться, ни в больницу ехать.
– Спокойно, Катя, – вмешался Константин Николаевич. – Вот Дмитрий мне обо всем рассказал, я подумаю над ее проблемами, я ведь врач. У нас к вам вопрос, который может вам показаться странным. У вас с Валей не было размолвки? Может, она вас обидела? Дело в том, что она чем-то очень расстроена.
– Валя меня обидела? О чем вы говорите! Она любит меня. Мы подруги. Может, это я обидела ее тогда, ну, когда всех обижала?
Мужчины растерянно переглянулись. Катины глаза наполнились слезами.
– Катюша, – несчастным голосом сказал Дмитрий, – мало мне дома переживаний. Теперь ты плакать начнешь. Вы точно подруги. Какие-то страхи придумываете. Я же тебе сказал, она не ходит, позвонить не может, думает, что ты обижаешься. Дай я тебя обниму и поеду на работу. Я буду звонить профессору. Постараюсь еще заехать.
Тарков проводил Дмитрия до двери, протянул руку для прощания.
– Ну, и чего мы добились? – спросил Дима. – Что узнали?
– Трудно сказать… – пожал плечами профессор.
* * *Галина Петровна Иванова вошла в кабинет следователя, тяжело переступая немеющими ногами, не поднимая головы. Но на стул она не села. Приблизилась вплотную к столу Славы Земцова и прямо, пронзительно посмотрела ему в глаза. Славе даже не по себе стало.
– Заявление хочу сделать, – сказала она. – Признание. Убила я мужа, потому что сама так решила. Долго не хотела верить, что подонок он, над собственным дитем способен так страшно измываться. Но проверила, своими глазами увидела. Сейчас мне в тюрьму идти не страшно. Да что в тюрьму. Смерти не боюсь. Если увижу его на том свете, еще раз убью.
– Галина Петровна, – Слава сочувственно посмотрел на женщину. – Ну, при чем здесь ваша смерть. Рано вы о ней заговорили. Вам еще жить и жить, ребенка поднимать. Вы садитесь, пожалуйста. Нужно уточнить, как нам расценивать предыдущие заявления. Ничего не видела, не верю, гадалка велела, и все такое.
– Ерунда все это, – резко ответила Иванова. – Испугалась сильно. Сами понимаете. Придумала.
– Извините, – вмешался Сергей, – но так не получается. Я был на фабрике. И ваши коллеги сказали, что вы сначала деньги занимали на гадалку, потом жаловались, что она мошенница, а потом странно себя повели. В день убийства. Просто за час до него. Заспешили, отпросились. Как мы это объясним?
– Да плевать мне, что эти клуши наговорили. Они думают, это им сериал по телевизору, – зло сказала Иванова. – Я все сказала. И не пойму, чего он ко мне привязался, – не глядя на Сергея, зло произнесла Иванова.
– Сережа, – пожал плечами Слава. – Ты же видишь: не время для потусторонних расследований.
– Время все упростить, – Сергей махнул рукой и вышел из кабинета.
* * *Дина грустно смотрела на профессора Таркова, который, по своему обыкновению, разглядывал потолок. Минут десять назад она задала ему простейший вопрос: «Почему Катя выздоровела, если вы ее не лечите?» Дина посмотрела на часы, поерзала на стуле, затем подошла к окну. Унылый пейзаж ее не порадовал, и она вернулась на стул. Какая приятная неожиданность: профессор внимательно смотрел на нее, и лицо у него было милым, как у Деда Мороза.
– Мы даем ей реланиум на ночь. Иногда сердечные капли, таблетки от головной боли. Я вам ответил? Артемьева не получала у нас специфического лечения. Все действительно закончилось внезапно и резко, как началось. Как будто… – Голубой глаз вновь уставился в потолок.
«Только не это», – с отчаянием подумала Дина и почти прокричала:
– Константин Николаевич! Что «как будто»? О чем вы подумали?
– У меня нормальный слух, – невозмутимо ответил профессор. – Я подумал о том, что так кончается гипнотическое воздействие. Если учесть количество и качество Катиных приключений, то речь может идти об уникально сильном дистанционном управлении человеком.
– Ой, я как раз об этом и пришла спросить.
– Серьезно? Вы, как сказал бы мой косноязычный сосед, продвинутая девушка.
– Это не я. Это идея моего приятеля, частного детектива. Он встретился со странным делом. В общем, не очень понятное убийство…
– Дела детективов – вещь страшно увлекательная. Особенно убийства. Но у меня, простите, скоро прием.
– Я не собираюсь рассказывать подробности. Я только спросить хотела: вы не слышали о сильном гипнотизере или, скажем, группе таких людей, которые работают на рынке частных услуг? Ну, знаете, есть объявления в газетах: «Магия, целительство» и все такое подобное.
– Подобное. Нет. Не интересуюсь. Даже не знал, что есть такие газеты. А рынок и услуги для меня – это мешок с семечками и вызов такси.
– Но гипнозу учат в мединституте, а лицензии экстрасенсам вроде бы выдают в Минздраве, Институте психиатрии.
– Никогда не выдавал ничего такого. И вообще сомневаюсь, что люди, реально обладающие серьезным, даже опасным даром, испытывают нужду в бумажке с печатью. Вольф Мессинг с легкостью внушил охранникам Кремля, что он – Лаврентий Берия, и без всякого пропуска вошел в кабинет к Сталину. О том, как Ванга смотрела сквозь годы и расстояния, я знаю со слов академика Натальи Бехтеревой, которая однажды без предупреждения, без личных связей, как говорится, встала в огромную очередь к ней на прием и вдруг услышала, как эта слепая старушка громко кричит из своего домика: «Наталья, ты пришла!» А один знакомый, занимавший в свое время серьезный пост в спецслужбах, рассказывал, что все разработки спецслужб в сфере влияния на человека – это крохи со стола этой самой беспомощной старушки. Я к тому, что при наличии настоящего дара газеты с объявлениями, лицензии с печатями – ненужная суета.
– Если речь идет о даре, возможностях, то суеты не нужно, конечно. Но речь идет еще и о бизнесе, захвате рынка, потоке клиентов, легализации странной, мягко говоря, деятельности в относительно правовом поле. Сейчас человек, обладающий таким даром, вряд ли захочет кричать из убогого домика, как Ванга. А без бумажки он замучается давать взятки милиции.
– Возможно. Но тут я просто полный невежа. И не имел счастья познакомиться хотя бы с одним экстрасенсом. Так что извините, что не оправдал надежд.
– И вы меня тоже простите, – уныло сказала Дина. – Я ухожу.
– Подождите, – вдруг вскочил с кресла профессор. – Я вспомнил один забавный случай. Пожалуй, я знал особу с необычными способностями. Была у нас студентка с красивой фамилией – Оболенская. Да и сама она была невероятно эффектной девицей. И вот однажды моя коллега, строгая такая дама, принимает у этого курса экзамен. Заходит очень скромный, воспитанный молодой человек, отличник, берет билет, садится, готовится отвечать. Потом подходит к столу преподавателя. И вы представьте: начинает раздеваться! Пиджак снимает, рубашку, брюки, ботинки. Взялся за носки. Тут на вопль преподавателя сбежалась куча народу, парнишку вывели, за ним вынесли одежду. Он спокойно оделся, вернулся к экзаменаторше и спрашивает: «Так мне отвечать? Или вы и дальше орать будете?» Особо смешливые в этот день отвечать, конечно, не могли, так их разбирало. Но потом в институте, как тогда водилось, началось настоящее расследование. Время было не такое вольное, как сейчас. Я заведовал кафедрой психиатрии, высказался за клиническое обследование этого студента. Ну, чтоб его не посадили за хулиганство. Эта статья была одной из самых зловещих. Была такая угроза. И тут ко мне приходит эта Оболенская и говорит, что поспорила с друзьями о том, есть ли люди, не поддающиеся гипнозу. Все сказали, что есть. И в качестве примера привели этого парня. Ну, она и продемонстрировала, на что способна. «Я, говорит, очень виновата, что никого не предупредила». Как будто ей разрешили бы такой фокус проделать, если бы предупредила. В общем, удалось все замять. Я положил мальчика на два дня в клинику, установил диагноз – сильное переутомление, и Оболенскую в этой связи не упоминал. Но помню, как смотрел в ее совершенно колдовские глаза и думал: от тебя, голубушка, всем надо держаться подальше. Вот такая история.
