Сергей Валяев - Трупоукладчик
Нет, я ни в коем случае не осуждаю за эти понятные человеческие слабости. Однако многие из них сами торопились влезть в конторскую петлю. Так, на всякий случай. По принципу: лучше уж я первым стукну — тук-тук, чем мне сделают тук-тук. В дверь.
Что может быть страшнее геца-страха? Ничего. Кроме дворника. (Шутка.) Великий страх основал пятую колонну. И сцементировал её ряды. Чтобы разрушить фундамент сучьих морд-предателей, нужны годы и годы. Годы и годы. Правда, ныне сексоты утверждают, что они пали жертвой произвола. Нет, господа хорошие, вы как были осведомителями, так ими и останетесь. До конца своих сумрачных дней. Впрочем, против вас, господа, я ничего не имею. Что можно иметь против дерьма? Место дерьма в нужнике. Не более того.
Единственное, что меня раздражает, так это ваша воинственность и крикливость. Вы больше всех вопите о демократии, свободе, братстве и трудностях переходного периода. Призываете терпеливый народец ещё потерпеть до светлого завтра, оставаясь при этом в райских, коммунистических кущах, над которыми вскинули для самосохранения трехцветный, полосатый, как матрац, стяг. И поэтому не лучше ли вам, сучам, засунуть свой мыльный язык туда, где ему самое место? Иначе этой неблагодарной работой буду вынужден заниматься я. А руки у меня — как у акушера-коновала. Могу сделать больно.
— Вот такие веселенькие у нас делишки, — подвел итог генерал Матешко. — Как говорится, полная пазуха огурцов. Да, Шарик?
— Ага, — согласился я.
Пес же лежал бездыханно, бросив все свои жизненные силы на переработку маринованной дряни.
— Так что, Алекс, прошу утрамбовать ситуацию, — проговорил мой боевой товарищ. — Делай что хочешь, как хочешь, но… результат чтобы был! Положительный.
— Руководить тебе псарней, а не людьми, — буркнул я. — Кто же так напутствует? На подвиги…
— Извини. Увлекся, — крякнул чиновник по безопасности. — Какие ещё будут вопросы?
— Все вопросы потом, — ответил я, заметив бредущего по тропинке Панина. — Как банька, Коля?
— Пыхтит, родная, — отозвался новоявленный банщик. — Как бронепоезд. Машинист сбор дудит. И требует горючего. Для души.
— Все имеется! — поднялся с крыльца генерал Матешко, размахивая бутылкой, точно противотанковым коктейлем имени В.М.Молотова. — Сто лет не был в бане!.. Мать честная! Ну ты, Александрыч, хозяин! Кулак-мироед, е-е! Ух, ублажу свою душеньку!.. — И, едва не наступив на распластавшегося ковриком Педро, грузно побрел среди грядок. Как богатырь земли русской по степи кочевой.
Я покачал головой: хорош защитник Отечества. На пару с обожравшимся песиком. С такой службой жди различных влияний извне. Бди, чекист, а не бзди на чужих огородах. (Это я за мироеда-кулака!)
Тут мое внимание было привлечено странным поведением ещё одного чекиста. Панин ходил вокруг крыльца и будто что-то искал. Я поинтересовался: что он потерял? Последовал обезоруживающий по своей простоте ответ:
— Так это… Где огурцы? Полная банка была. Огурцов.
И я не выдержал — расхохотался. Боже, как я смеялся! Что может быть прекраснее майского дня, утомленного огурцами пса, недоумевающего товарища, тщетно ищущего неуловимые маринованные овощи, солнечных бликов на трехлитровой банке, валяющейся под крыльцом, порывов ветра и пыхтящей на огородике баньки…
Ничего. Ничего не может быть прекраснее всего этого — я буду не я, а розой, блядь, ветров, если это не так.
Рабочая неделя началась с мелкого, клейкого дождика. Город расцвел многоцветными зонтиками, и казалось, что мы с Паниным угодили в искусственный дендрарий на островах Японского моря. Прохожие, точно камикадзе, прыгали под колеса автомобилей. Водители в отместку наезжали на лужи и пытались залить самоубийц. С головы до пят.
Панин вместе с джипом был передан мне. В помощь. И то правда: найти молоденькую королеву в десятимиллионном цирке-шапито практически невозможно. Единственный шанс имеется лишь у профессионалов, то есть у нас. При условии, если нам повезет и госпожа-удача ощерится милой улыбкой. Главное, чтобы юный партизан был жив и здоров. Тогда наши шансы повышаются. Теплый организм оставляет за собой шлейф, по которому его можно и обнаружить. В какой-нибудь богемной дыре, где шкварки заширенные ловят приход. Зачем компьютеры и TV, если можно принять дозу наркотического яда и отправиться в виртуальную реальность. Там нет ни времени, ни границ, ни привычного и убогого мирка повседневности… А есть, как утверждают, божественный, фантастический полет над вечностью. Вечный, великолепный хутар, то бишь состояние наркотического опьянения! Да здравствуют бешеные! Наркотики, значит! Аминь!
Поначалу, правда, мы с Николаем решили не торопиться и навестить нашего друга и незадачливого путешественника в далекие края. Я хотел глянуть на Кото, чтобы убедиться: не зря мы гарцевали по таежной пересеченной местности. Точнее, он — на мне. Километров сто. Надо же посочувствовать охромевшему на все конечности товарищу и принести ему для восстановления всех двигательных функций апельсины, мандарины, гранаты (которые фрукты) и прочие полезные витамины. Выполнить то есть свой приятельский долг.
Что мы с Паниным и сделали, явившись с утра пораньше в госпиталь. Со скромной продуктовой корзинкой. Для всех медицинских сестричек.
Встреча друзей была бурной и радостной. Котэ устроился лучше всех: отдельная палата, телевизор, «утка» под койкой, сердечное обхождение и, самое главное, транспорт — автоматизированная, лихая, импортная коляска. В личное пользование. Наш боевой товарищ тут же продемонстрировал мастерство управления двухколесным механизмом. В километровом полутемном коридоре. Распугивая чахлых больных на неудобных костыльных распорках.
— Ну как? Ас?! — восторгался Кото, оккупировавший, кажется, навсегда удобное средство передвижения.
— Ас-то ас, — покачал я головой. — Только когда ножками-то? Топ-топ?
— Э-э-э, Александро, — замахал он руками в ответ. — Этого никто не знает. На следующей недельке консилиум… Будем диагностировать… Необходима психическая сублимация…
Я понял, что Котэ крепко обжился в госпитале, если козыряет такими специфическими словцами. Все это мне не очень понравилось, но мы торопились, и я отделался лишь легким предупреждением о том, что через день-два он должен отсублимироваться до состояния самостоятельного хождения, иначе… И потом, кажется, его, жениха, ждут на далекой железнодорожной ветке. Или он, донхуан, позабыл о своих обещаниях честной девушке?
— Ничего я не забыл, — огрызнулся Котэ. — Такую, захочешь, не забудешь. Любвеобильная… без буквы «о» в этом слове, вах, как крольчиха! — И неожиданно набросился на меня: — И ты тоже хорош, Алекс!
— А я-то тут при чем?
— Бросил меня. На произвол Хуаниты, — объяснил Кото. — Надо же думать, что делаешь!
Я обиделся и сказал, что в следующий раз он, привередливый, будет оставлен в берлоге. С медведицей.
Такая встреча была вполне возможна в будущем, и поэтому Котэ тотчас же повинился, мол, я его не так понял, он готов хоть сейчас на три тысячи восемьсот какой там километр!.. На инвалидной коляске. По шпалам.
На этой оптимистической шутке мы и расстались. Ас покатил обхаживать апельсинами и мандаринами медсестричек, без которых он как без рук, а мы с Паниным отправились по делам, имеющим важное государственное, ёк-теремок, значение.
В полдень у нас должна была состояться встреча с мамой Рафаэля, организованная при участии генерала Матешко. Встреча обставлялась с такой тайной, что казалось, мы с бедной женщиной собираемся обговорить условия свержения ныне действующего режима. И её супруга.
Пришлось покружить по городу, выполняя инструкцию командования, не понимающего, что в такую погоду все вражеские спецагенты сидят в уютных домах и гоняют чаи. С баранками, женами и ежевичным вареньем. (Даже самый матерый служака боится простуды. Больше, чем пули.)
Потом мы припарковали джип у гранитной набережной, выбрались из него. По весенней реке плыла ржавая баржа, груженная новенькими, похожими на лакированные туфельки автомобилями отечественного производства. На противоположном берегу мок ЦПКиО им. М.Горького с «Колесом обозрения». Из парка доносились модный мотивчик песенки и запах пережаренного общепитовского шашлыка. Мы с Николаем переглянулись, сглотнули голодную слюну и отправились на встречу. В дом, который был построен в эпоху расцвета советского монументализма: гранитные грудастые крестьянки с серпами встречали нас у входа. Пряча свои детородные органы от опасных орудий сельскохозяйственного производства, мы прошмыгнули в подъезд. Один раз не только палка сучковатая стреляет, а и баба каменная серпом стрекает, ей-ей!
Я уж, грешным делом, решил, что у нас будут ломать ксивы или переспрашивать пароль со славянским шкафом и тумбочкой, да, к счастью, все обошлось без этих формальностей. Встречал нас молоденький служивый с лицом бывшего комсомольского активиста. Панин знал его, видимо, с самой положительной стороны; они кивнули друг другу, как разведчики в тылу врага, и удалились на кухню. Пить чай. Я же отправился в гостиную на конфиденциальную беседу. С госпожой ШХН.
