Марина Серова - Я стою миллионы
— Я так и знал, что ты согласишься, Джон. Давайте скрепим нашу договоренность бокалом вина. У тебя есть вино, Джон?
Силвер, не дожидаясь ответа Горбински, достал из бара бутылку, откупорил ее и, разлив вино по фужерам, предложил присутствующим.
Горбински подошел к столу, Сердюкова тоже поднялась из кресла.
— Ну, за нашу договоренность, — произнес Силвер, и они соединили фужеры.
— Не нужно с ними пить, мистер Горбински. — Я поднялась из-за своего укрытия, с удовольствием выпрямляя затекшие ноги. — Тебе я тоже не советую, — посмотрела на Сердюкову.
Нужно было видеть лица Сердюковой и Силвера. С них мигом слетела вся их спесивая самоуверенность.
— Да пошла ты. — Она презрительно скривилась и залпом осушила фужер.
— Тем хуже для тебя, Натали, Нэд отравил это вино. — Я не сводила с нее глаз.
Не знаю, какой яд был впрыснут в вино, но действие его оказалось не мгновенным. Сердюкова опустилась в кресло и таращилась на Силвера.
— Ты хотел один все заграбастать, сукин сын, вот почему ты так легко отказался от своей доли. — Сердюкова с ненавистью смотрела на Силвера, на ее лице застыло злобное выражение.
— Вот именно, он хотел заграбастать все, ведь так, Нэд? — Я повернулась к нему. — Помнишь вечеринку у Торнтонов? Ты там еще в пылу священного негодования назвал сволочами убийц Эрика, хотя к тому моменту ни я, ни Бриджит не сказали, что он был именно убит. Ты прослушал, я произнесла: «погиб». Но ведь ты знал, что с ним произошло. Так что сволочами оказались ты, Наталья и Жофруа…
В это время Сердюкова слабеющими руками открыла сумочку, достала небольшой серебристый пистолет и, направив его на Силвера, нажала на курок.
Выстрел и вой Нэда Силвера раздались одновременно, пуля попала ему в левое бедро. Он свалился на пол, зажимая руками рану, из которой хлестала кровь.
— Вызывайте «Скорую», Джон, — я посмотрела в его бледное лицо, — и полицию.
* * *Нью-Йорк
28 мая
12 час 30 мин
— Я только что из полиции. Нэд во всем признался, ему грозит электрический стул. Если будет хороший адвокат, может, отделается пожизненным заключением. Французская полиция арестовала Андре Жофруа, его будут судить по французским законам, кажется, смертная казнь там отменена, — произнес Горбински, — оказывается, они с Нэдом были любовниками.
— И сообщниками, — добавила я.
Мы прогуливались по набережной Гудзона, глядя на небольшие суда, снующие по его сверкающей поверхности.
— Но как вы догадались? — спросил Горбински, остановившись.
— Телефонные счета, которые я нашла у Сердюковой и у Жофруа, свидетельствовали об их причастности к убийству. Когда Эрик улетел из Нью-Йорка, Сердюкова сообщила об этом Андре. Он позвонил в Тарасов и предупредил о его приезде киллера, с которым договорился, когда приезжал в Тарасов раньше. Я только не могла найти мотива, хотя факты у меня уже были. Теперь, когда вы сказали, что они с Нэдом были любовниками, все прояснилось.
— А как вы узнали о Нэде?
— В аэропорту, когда вы расплачивались с официантом, я увидела у вас в бумажнике его фото, рядом с фотографией Эрика. Мистер Овералл подтвердил мои догадки. Но почему вы не сказали мне, что Нэд ваш приемный сын?
— Нэд мой крест, который я несу почти четверть века. Моя жена предложила усыновить его. Когда он узнал, что не родной нам, что-то произошло в его сознании — он озлобился на нас. Не помогли никакие психоаналитики… После этого мы очень редко встречались. Я переехал из Сиэтла в Нью-Йорк, этого требовали интересы дела, построил дом в Бергефилде… Я всегда хотел, чтобы оба моих сына жили со мной — славянские корни, видите ли… — Джон усмехнулся и пожал плечами. — Но жизнь распорядилась иначе: Нэд поселился в Джерси-Сити, Эрик постоянно был в разъездах. Я ото всех стал скрывать, что Нэд мой приемный сын, боялся непредсказуемых действий, но такого…
— Если бы вы сказали мне об этом сразу, расследование могло бы давно закончиться.
Джон виновато посмотрел на меня и отвел глаза, казалось, он хочет что-то рассмотреть на противоположном берегу реки.
— Я понимаю, вам нелегко, жизнь ставит нас иногда перед неразрешимыми проблемами, — пыталась я посочувствовать Джону, — но нам все равно приходится что-то делать, решать, вступать в конфликт с собой и окружающими. Даже не желая выбирать, мы выбираем это нежелание, какой-то ход событий, возможность каких-то ситуаций в будущем…
— И все-таки я не могу понять Нэда, он ведь хотел отравить меня, я хоть и не родной, но отец ему…
— Он собирался отравить и свою сообщницу — Сердюкову, тогда бы ему не только не пришлось с ней делиться, но он получил бы все ваше состояние, не считая, конечно, доли Бронштейна. А ведь Бронштейна я подозревала до самого последнего момента, но он оказался просто мелким аферистом. Не исключено, что Нэд позже разделался бы и с Жофруа, похоже, он склонен использовать людей, а потом порывать с ними или отправлять их на тот свет.
Джон поморщился.
— Нэд был организатором, Жофруа и Сердюкова — его временными попутчиками на дороге преступления, — продолжала я, хотя догадывалась, какую боль этот разговор причиняет Джону, — Жофруа он тоже, по всей видимости, что-то пообещал или просто разделил с ним фронт работ. Конечно, и в этом случае Андре действовал не бескорыстно.
Когда в его квартире я нашла счета телефонной станции за переговоры с Россией, я заподозрила его, фотография же с февральской датой, где он был снят с Гладковым на фоне тарасовского музея искусств, подтвердила мои догадки.
— Кстати, вы знаете, что Нэд хотел вас убить, когда понял, что вы можете докопаться до истины? — неожиданно спросил Джон.
— Что вы имеете в виду? — Я с интересом посмотрела на Джона, уже догадываясь, о чем он мне скажет.
— Он заплатил знакомым мексиканцам за ваше убийство, но у них что-то не получилось.
— В этом он тоже признался?
— Так вы знаете?
— У меня остался неплохой сувенир от этой встречи.
Я достала нож и нажала кнопку.
Выброшенное мощной пружиной, лезвие ослепительно сверкнуло на солнце.
