Алёна Белозерская - Смерть с пожеланием любви
– Вместо того чтобы быть рядом, – продолжил Сергей Дмитриевич, – помогать нам с Катюшей в работе, ты выбрала Фрейманов…
– Алекс и Майкл – мои братья. И, да, я выбрала их, потому что в отличие от тебя и Катюши они любят меня.
– Ты – прихвостень у этих евреев!
– Мама, – Полина повернулась к Елизавете Карловне, которая, как всегда, не принимала участия в спорах между мужем и дочерью, – твой супруг оскорбляет твоих сыновей.
– Прекрати немедленно! – потребовал Сергей Дмитриевич. – Ты моя дочь и должна быть на моей стороне!
– Нет, не должна.
– Почему ты всегда противоречишь мне?! – воскликнул отец. – Что ты хочешь доказать?
– Я тоже ваш ребенок, – просто ответила Полина. – И не менее Кати заслуживаю любви, а вовсе не пустых вопросов о том, где я успела загореть. Очень жаль, что вы оба за почти тридцать лет моей жизни не поняли, насколько сильно я нуждаюсь в теплоте. А еще мне жаль, что я не дочь Марка, отца моих братьев, который относится ко мне лучше, чем родной папочка.
– Да как ты смеешь?! – Сергей Дмитриевич поднялся вслед за вскочившей со стула дочерью, которая намеревалась поспешно ретироваться после этой обличающей речи, но внезапно плечи его опустились, словно он осознал значение того, что сказала дочь. – Я люблю тебя больше…
– Как и я тебя, – перебила Полина, быстро поцеловала маму в щеку и выбежала из зала.
Лишь оказавшись на улице, она поняла, насколько жалкую сцену устроила в этом милом ресторане, где все посетители оказались посвященными в мрачные тайны семьи Никифоровых. Обиженная дочь, суровый отец и безразличная мать – святая троица, изрядно повеселившая случайных свидетелей этого «божественного» столкновения. Для полной картины не хватало присутствия истеричной Катьки, главной богини пантеона, которая, несомненно, поддержала бы отца, назвав Полину неблагодарной стервой. Слава богу, что сестрица была занята, иначе словестной перепалкой ссора не закончилась бы. Наверняка они вцепились бы друг другу в волосы, как в детстве, пытаясь доказать свое первенство и значимость.
– Полина, что происходит?
Елизавета Карловна догнала дочь, порывисто обняла ее, дрожащую от гнева.
– Мне надоели ваши нападки. Ты также меня поражаешь. Папа недоволен мной, плохо отзывается о братьях и Марке, а ты все спускаешь ему с рук. Он обзывает Алекса и Майкла, но ты предпочитаешь отмалчиваться. Они же твои дети…
– А он мой муж, – улыбнулась Елизавета Карловна, заботливо поправив волосы на плечах у Полины. – И он ревнует.
– К твоим сыновьям? Старый идиот!
– Да, идиот, – согласилась Елизавета Карловна. – Но я люблю его. К тому же мое молчание в твоем присутствии не говорит о том, что дома я останусь такой же мягкой и спокойной. Просто мне не хотелось усугублять положение, но будь уверена, когда мы останемся одни, за Фрейманов-евреев отец будет наказан.
Она снова улыбнулась, но колко, явно демонстрируя воинственный настрой, что, впрочем, не ввело Полину в заблуждение. Мать, была уверена она, не станет защищать своих сыновей перед мужчиной, от которого полностью зависела как душевно, так и материально. Возможно, Елизавета Карловна и намекнет отцу, что тот вел себя чересчур враждебно, но на этом выговор закончится.
– Как дела у мальчиков?
Полина усмехнулась, услышав этот вопрос. Мама всегда спрашивала о своих сыновьях так, будто интересовалась успехами в изучении иностранных языков у соседских детей. Ни капли эмоций, подлинной заинтересованности, лишь формальное участие.
– Хорошо, – кивнула Полина. – Майкл собирается в Сидней. Через месяц мы открываем там новый филиал. Алекс, как всегда, занят работой и новыми романами. Никак не встретит ту, на которой можно остановить выбор.
– У меня вас четверо, но вы все такие разные. Я очень люблю вас.
– И все же мне кажется, что твой мир вертится только вокруг Кати, – с обидой проронила Полина.
– Ты ошибаешься, – Елизавета Карловна сжала руку дочери. – Может, приедешь к нам вечером? Помиришься с отцом, встретишься с сестрой.
– Это папа поссорился со мной, – хмыкнула Полина. – И вряд ли вечером его отношение ко мне и Фрейманам изменится. Поэтому я не приеду к вам. К тому же мне не хочется смотреть в ехидную рожу будущего президента компании.
– Детка, отчего вы враждуете?
Полина непонимающе посмотрела на Елизавету Карловну, которая либо удачно притворялась легкомысленной простушкой, либо действительно не понимала истинных причин холодных отношений между сестрами.
– Мы не враждуем, просто не любим друг друга. Более того, раздражаем и не желаем лишний раз сталкиваться.
– Как ты можешь так говорить? – Елизавета Карловна опешила от подобного откровенного ответа.
– Оказывается, правду говорить несложно, – счастливо улыбнулась Полина, ощутив необычную легкость в душе. – Даже приятно.
– Где ты остановилась? Давай еще встретимся, одни, без отца и сестры, – упрашивала Елизавета Карловна.
– Мам, я улетаю завтра, – солгала Полина, подумав о том, что говорить неправду еще легче. – Я уже выполнила заказ и возвращаюсь в Париж. Мне жаль.
– И мне, – поджав губы, сухо кивнула Елизавета Карловна. – В любом случае не обижайся на отца. Ты ведь знаешь, какой он.
– Злой и невыносимый?
– Добрый и терпеливый.
– С тобой и Катей – не сомневаюсь. Но со мной он всегда проявляет суровость, будто я чужая.
Полина с облегчением вздохнула, заметив подъезжающее такси. Это означало, что неприятный разговор закончился, осталось только попрощаться и быстро спрятаться в машине.
– Он боится, что ты любишь Марка больше, чем его, – немного помедлив, словно слова дались ей с трудом, произнесла Елизавета Карловна.
Полина замерла от этого признания, которое показалось ей нелепым. Как можно ревновать свою дочь к первому мужу жены? И все же отец был прав, переживая об этом. В отличие от Сергея Дмитриевича Марк никогда не ругал, только поддерживал и в первый и во второй раз вел ее к алтарю, передавая в руки жениху. Плакал вместе с ней на похоронах Грэга, радовался победам и обнимал так нежно, как это никогда не делал Сергей Дмитриевич. Марк был надежным другом, верным и любящим, которого Полина обожала всем сердцем.
– До свидания. – Полина поцеловала Елизавету Карловну, не прокомментировав ее слова, что, впрочем, и явилось красноречивым ответом. – В «Метрополь», – сказала она водителю и, повернувшись, посмотрела на маму, провожающую печальным взглядом отъезжающую машину.
В отеле она не сразу поднялась в номер, так как Роман все еще отсутствовал, а прошла в ресторан. Почувствовав урчание в животе, Полина вспомнила, что так и не притронулась к еде за обедом с родителями, поэтому она заказала себе щи, которые не ела с самого детства, мясо с грибами и водку. Однако когда заказ принесли, аппетит пропал, зато душа просила алкоголя. Решив не отказывать себе ни в чем, Полина выпила две полные рюмки водки, съела несколько ложек щей, чтобы не упасть под стол от внезапного опьянения, и почувствовала приятную теплоту в животе и ногах.
– Кофе, пожалуйста, – попросила она официанта.
На душе, несмотря на горький осадок от встречи с родителями, было хорошо, в особенности когда мысли возвращались к Сафонову. Странно, еще неделю назад Полина и не знала о его существовании, а сегодня у нее появилось ощущение, будто они знакомы всю жизнь. Однако вчерашний день, проведенный с Романом в Москве, заставил испугаться, потому что она почувствовала, что начинает влюбляться. В своей жизни Полина не раз вспыхивала страстью к мужчинам и быстро остывала. Порой чувственность загоралась в ней лишь на одну ночь: один взгляд красивого мужчины заставлял ее пылать изнутри, однако стоило провести в его обществе несколько часов, сердце снова облачалось в лед, а душа превращалась в сгоревшую спичку. Короткие отношения с Романом отличались от тех одноразовых связей, которых в жизни Полины было несчетное количество, необычайной легкостью и открытостью. Он знал, что она замужем, но не спрашивал, почему изменяет мужу. Это нравилось Полине, так как она не любила провокационные вопросы, на которые нет однозначных ответов. Также ее устраивало, что сам Роман не был связан узами брака с другой женщиной, ибо Полина, несмотря на свою неверность, терпеть не могла мужчин, которые обманывают своих жен.
– А может, я просто не ношу кольцо, – пожал плечами Роман, когда они говорили о его семейном положении. – Как ты. Кстати, где твой знак отличия?
– Если ты заметил, я вообще не ношу колец, только в очень редких случаях.
