Антон Леонтьев - Печать тернового венца
– А другой Пий, Двенадцатый, его возродил? – поинтересовался я.
История ордена оставила меня совершенно равнодушным, хотя, признаюсь, я был удивлен обширными познаниями в данном предмете, продемонстрированными Майклом Дюклером.
– Вроде бы так. Хотя никто не может с достоверностью заявить об этом, – заметил Дюклер. – Пий, как известно, был озабочен ситуацией в тогдашней Италии, боялся, что Советы свергнут короля и провозгласят в ней коммунистический строй и вообще выгонят взашей его самого из Ватикана.
– Как же церковь, проповедующая любовь к ближнему, может обращаться к помощи монахов-убийц? – спросил я строго.
Дюклер развел руками и отхлебнул кофе:
– Это, как говорится, не моя епархия. Согласен, наличие где-то в недрах Ватикана, даже чисто гипотетически, организации, специализирующейся на преступлениях, в том числе убийствах, к вящей славе Господней, выглядит сейчас, в двадцать первом веке, не только анахронично, но и ужасно. В любом случае, если мне адресуется вопрос о DD, «Digitus Dei», я всегда отвечаю, что орден давно прекратил существование, а всяческие слухи о его возрождении лишены каких бы то ни было оснований.
– Ваши разъяснения меня не убеждают, – сказал я, звякнув ложкой в чашке. – Церковь не имеет права уподобляться светским государствам и опираться на некие тайные отделы, которые промышляют убийствами, пускай даже и открытых врагов католицизма.
Дюклер ничего не ответил, и мне показалось, что он не разделяет мою точку зрения.
– А почему все же вас заинтересовал «Перст Божий»? Или... – пресс-секретарь осклабился и выудил из пачки новую сигарету, – или он снова проявил активность? Знаете, что еще говорят о DD? Что согласно уставу, утвержденному папой Бонифацием семьсот с лишком лет назад, в случае если члены ордена вынуждены пойти на убийство, они не должны уподобляться обыкновенным бандитам, кончающим жертву из-за угла и убегающим прочь. «Перст Божий» должен признаваться в своих преступлениях, тем самым выражая свое покаяние. И делается... делалось это весьма оригинальным способом: монахи и священники, входившие в «Перст Божий», всегда оставляли на месте преступления свою подпись. Иногда это были, к примеру, кулон или медаль с изображением их герба – кометы, мчащейся по небу...
Я подумал о безделушке, найденной в квартире личного секретаря папы Адриана.
– В других случаях, – продолжал Дюклер, – на теле жертвы делали метку перстнем или раскаленным амулетом. Брр! Еще члены ордена носили туфли, на подошвах которых были изображены герб и девиз, посредством которых в буквальном смысле оставлялись следы на месте убийства. Так, признавшись в содеянном перед лицом Бога, они получали индульгенцию, и грех переставал считаться таковым.
– И вы уверены, что орден «Перст Божий» прекратил свое существование еще несколько веков назад? – медленно спросил я. Что-то в рассказе Дюклера не давало мне покоя.
– Кто знает, кто знает... – проронил загадочно пресс-секретарь. – Я уже сказал вам, что слухи утверждают обратное. Но в Ватикане всегда много различных слухов, и никто не знает, что из них – правда, а что – выдумки.
Видимо, очередное правило здешней жизни, подумал я. А вслух произнес:
– А если предположить, что... что орден все же существует? И его члены совершают... преступления во славу Господа?
Дюклер, пуская кольца дыма, заявил:
– Тогда возможно, что его святейшество папа Адриан, как и Мансхольт, стали жертвами этой дьявольской организации. Ведь если она и существует тайно, то так хорошо законспирирована, что даже святой отец не знал о ней! Но кто-то в Ватикане в курсе, имеют ли слухи о «Персте Божьем» какое-либо основание или нет.
Майкл Дюклер говорил загадками, и я мог поклясться, что ему известно гораздо больше, нежели он поведал мне.
На столе у Дюклера зазвенел один из телефонов. Он взял трубку и, выслушав чье-то донесение, обратился ко мне:
– Падре, к сожалению, у меня посетители. Причем такие, которых я обязан принять. Мне было очень приятно пообщаться с вами. И надеюсь, что наш разговор поможет вам в проведении расследования и установлении истины.
– Я надеюсь на то же, – проронил я и поднялся из кресла.
Пресс-секретарь проводил меня до двери и, распахнув ее, громко попрощался:
– Всего наилучшего, падре! И запомните, «Перст Божий» наверняка замешан в происходящем!
Его тон показался мне нарочитым, фальшивым, и я понял, что слова Дюклера адресовались в первую очередь двум прелатам, находившимся в приемной. Их я знал, потому что телевидение и пресса достаточно часто сообщали об этих князьях церкви. Первым был архиепископ Су Чжань из Южной Кореи – маленький, сухонький, подвижный, с моложавым лицом (хотя ему было под шестьдесят) и узким ртом. Его темные пытливые глазки уставились на меня, и я вспомнил о том, что кардинал-архиепископ Чжань, работавший в статс-секретариате, считался одним из самых больших сплетников в Ватикане.
Другим посетителем был кардинал Ганс-Петер Плёгер, который, если мне не изменяет память, начал свою куриальную карьеру еще при Павле VI, в середине семидесятых. Ему сейчас без малого восемьдесят, и предстоящий конклав наверняка будет последним, в котором он примет участие (ведь кардиналы, достигшие восьмидесяти лет, автоматически лишаются права принимать участие в выборах папы). Плёгер, как и мой брат Антонио, считался одним из папабилей, возможных кандидатов на престол святого Петра, и был самым влиятельным кардиналом. Он возглавлял конгрегацию по делам вероучения, которая еще не так давно называлась священной инквизицией. Родом он был из Германии, отличался большой набожностью, и я имел честь быть представленным ему, когда лет пять назад он посещал в ходе южноамериканского турне Коста-Бьянку.
Я поклонился, приветствуя обоих прелатов. Кореец скривил губы и ничего не сказал, видимо, посчитав, что я слишком мелкая для него сошка, а Плёгер – довольно высокий, сутулый, плотного телосложения человек, с изборожденными морщинами бледным лицом, на котором выделялись умные и ласковые серо-зеленые глаза, – кивнул мне, давая понять, что узнал.
Я покинул здание пресс-службы Ватикана и, посмотрев на часы, решил, что еще не поздно вернуться к квартире покойного секретаря папы Адриана.
Оказавшись в подъезде, я поднялся к двери обиталища Яна Мансхольта и убедился, что она опечатана.
– Преподобный, чем могу вам помочь? – услышал я голос и обернулся.
Позади меня находился пожилой мужчина. Управдом, вспомнилось мне. Я достал из рукава конверт и, продемонстрировав старику, спросил:
– Мне непременно нужно знать, кто и когда положил это письмо в почтовый ящик преподобного Мансхольта.
– Его ведь убили? – спросил, облизнувшись, мой собеседник. Как же люди падки на дешевые сенсации! – Убили, как пить дать! – не получив от меня ответа, констатировал старик. – Что за времена, преподобный! А что касается письма, так я у своей жены спросить могу. Она за почту отвечает.
Мы спустились на первый этаж, где и находилась квартира, в которой обитал управдом с супругой. Они следили за порядком в доме и были в курсе всего, что в нем происходило. Сеньора, словоохотливая римлянка, доложила мне, что видела Мансхольта в холле, когда он вернулся из поездки. «Случайно» (наверняка намеренно!) она столкнулась с ним и перебросилась несколькими фразами о смерти папы Адриана.
– Тогда же я и отдала ему письмо, – сказала женщина. Увидев конверт, она энергично заметила: – Да, именно это!
– А как оно оказалось у вас? – спросил я, чувствуя, что напал на след. Меня охватил азарт охотничьей собаки. Неужто все разъяснится так просто?
– Его принесла монахиня, – пояснила супруга управдома. – Она побывала здесь... тем утром, когда объявили о смерти папы. Она очень долго звонила преподобному Мансхольту. Я вышла к ней, чтобы узнать, в чем дело, и сказала, что преподобного нет дома. Я сказала, что ей придется подождать, пока он не вернется из-за границы. Монахиня призналась, что у нее имеется очень важное письмо для преподобного. Я же сказала, что она может на меня положиться: я уже много раз получала в его отсутствие заказные письма, посылки и пакеты!
Интересно, подумалось мне, что регулярно приходило Мансхольту – эротические журналы и CD с порнофильмами?
Сеньора, как подумал я, наверняка, если представлялась возможность, заглядывала в послания, пришедшие на имя Мансхольта. А что, если и в этот раз...
– Монахиня отдала вам письмо? – спросил я, испытывая небывалое волнение. Супруга управдома с сожалением в голосе ответила:
– Да, да, именно так! И вот еще что... – Она понизила голос и доверительно добавила: – Когда вернулся преподобный Мансхольт, я, как уже сказала, совершенно случайно с ним столкнулась, а мой муж донес ему чемодан к квартире. Преподобный еще в холле вскрыл и прочитал то письмо, что принесла монахиня, там был всего один лист. И тотчас побледнел, я даже предложила ему воды. В письме монахини содержалось что-то странное! И страшное!
