Сэйтё Мацумото - Черное евангелие
— Ты очень устала? — ласково спросил Торбэк. — Не привыкла, наверное, еще.
Однако Сэцуко казалась оживленной. Правда, оживление тут же сменилось какой-то вялостью, но это было естественно, ведь она только что освободилась от работы. О предложении Торбэка она уже забыла и, конечно, была уверена, что он больше не вернется к этому разговору.
— Нет, Бэк, я не очень устала. Ты знаешь, я переезжаю от тети.
— Почему? — удивился Торбэк.
— Не хочу доставлять ей лишних хлопот. Раньше было все хорошо, но теперь, мне кажется, лучше жить одной. Я уже сняла комнату.
— Далеко?
— Нет, почти возле вашей церкви. Адрес дам тебе завтра. А ты не догадываешься, почему еще я ушла от тети?
— Нет.
— Мне хочется свободно встречаться с тобой. Неудобно все время отлучаться из дому, теперь я буду жить одна и смогу делать все, что хочу.
Освещенные улицы остались позади. Им казалось, что они проехали не так долго, но на самом деле машина покрыла уже большое расстояние.
Торбэк затормозил. Вокруг было тихо. Неподалеку от шоссе лежал густой лес. Вдали приветливо светились окна домов.
По шоссе изредка проносились машины. Их фары отбрасывали снопы слепящего света. А у обочины с погашенными огнями стоял небольшой «рено».
Торбэк обнял Сэцуко и принялся ее целовать.
— Ой, Бэк, мне трудно дышать!
Но он был нетерпелив.
Свет проезжающих машин на мгновение слепил глаза, выхватывая «рено» из темноты, но тотчас же исчезал, и снова наступал мрак.
Сэцуко пыталась сопротивляться.
— Бэк, что ты, нельзя тут! — шептали ее губы, но Торбэк легко преодолел ее сопротивление…
— Фу, какой противный, — сказала Сэцуко, приводя себя в порядок. Она подняла упавшую с головы шляпу. — Но я прощаю тебя. Ведь я сама захотела встретиться с тобой, не дожидаясь удобного времени.
Торбэк снова привлек ее к себе.
— Милая…
— А вдруг нас кто-нибудь заметил? — Сэцуко торопливо огляделась.
Но вокруг была прежняя тишина. Изредка проносились машины, освещая мгновенными вспышками света глухую дорогу. По одну сторону шоссе — молчаливый лес, по другую — далекие огоньки в освещенных окнах.
— Бэк, мне хотелось бы всегда быть с тобой вместе, — горячо говорила Сэцуко. — Можно что-нибудь придумать, чтобы нам жить вместе?
Торбэк поцеловал ее.
— Мне тоже, милая. Но пока я священник, это невозможно, — печально ответил он.
— Да, я знаю. Но все равно. Пусть мы будем незаконные супруги, я хочу жить возле тебя, ухаживать за тобой. Пусть это будет не завтра, но я прошу тебя, подумай об этом.
— Хорошо, Сэцуко. Я подумаю. Ты же знаешь отлично, что и я этого очень хочу. Ведь у меня во всем мире нет никого дороже тебя! — Торбэк перешел на шепот. — Но ты должна исполнить мою единственную просьбу.
— Какую?
— Только не сердись. Я уже тебе говорил.
— О чем?
— Ну, о том, что предлагает двоюродный брат. Пожалуйста, Сэцуко, ты должна согласиться. Если только гы уступишь, я исполню все твои желания. Прошу тебя!
Сэцуко выпрямилась и нахмурилась. Это было видно даже в темноте.
— Бэк! — Ее голос прозвучал резко. — Чем ты обязан своему двоюродному брату?
— Не надо сердиться, Сэцуко… А обязан я ему очень многим.
— Прошлый раз ты говорил то же самое и еще говорил, что я благодаря ему поступила на работу в авиакомпанию. Да? Так вот, я в любую минуту готова уйти оттуда.
Торбэк закрыл лицо руками, но Сэцуко спокойно восприняла этот жест отчаяния.
— Послушай, Бэк, — голос ее прозвучал мягче, — я не знаю, чем ты ему обязан, но помни, ты ведь священник! Нельзя за деньги продавать свою душу. Бэк, милый, соберись с силами, прояви смелость. Ведь ты сам говорил, что Иисус шел дорогой страданий, но всегда был мужественным.
— Сэцуко!
— Бэк, неужели ты думаешь, что я способна на преступление? Возить из Гонконга наркотики — мне даже подумать об этом страшно! Ты должен порвать со своим братом. И я помогу тебе найти в себе смелость.
— Сэцуко! Если ты не согласишься, я погибну.
Последние слова Торбэка она приняла за ничего не значащую фразу. Зловещий смысл этих слов до нее не дошел.
— Послушай, Бэк, не говори таких слов. Просто так человек не погибает. Пойдешь по правильному пути, никогда не погибнешь. Ты же сам всегда говорил, что бог всемогущ. Сколько раз я от тебя слышала эти слова! Ты должен решительно порвать со своим братом. Если ты ему обязан тем, что он меня устроил на работу, я уволюсь. Теперь я понимаю, почему меня взяли в эту авиакомпанию. Конечно, твой брат большой человек, если везде у него своп люди. Мне даже страшно! Скажи, чем он занимается?
Торбэк молчал. Обхватив голову руками, он уткнулся лицом в колени девушки. Сэцуко нежно гладила его волосы.
— Не хочешь говорить, не надо. Мне нет до него никакого дела. Но ты должен послушаться меня! Откажи ему. Я никогда не соглашусь. Вот все, что я могу тебе сказать.
Торбэк тихо застонал.
24
— Вы с ума спятили!
Ланкастер, брызгая слюной от раздражения, стремительно расхаживал перед съежившимся в кресле Торбэком.
В окна откуда-то с улицы падал свет. В комнате стояла такая тишина, что был слышен шум от проезжающих машин.
Торбэк сидел в кресле, обхватив голову руками. Руки у него дрожали.
— Капризная бабенка не послушалась, а вы сразу в кусты? — Ланкастер зло уставился на Торбэка. — Или вы изволите шутки шутить, господин Торбэк? А я ведь вас предупреждал. Поймите одно: ваша Сэцуко теперь уже знает нашу тайну, а это значит.
что мы не можем примириться с ее отказом. Что же теперь прикажете делать?!
Ланкастер остановился перед Торбэком.
— Когда я предложил сделать ее голубем, вы были убеждены, что сумеете ее уговорить. Ведь так? Я не требовал от вас невозможного, ведь вы ручались за успех.
Торбэк поднял голову, желая что-то сказать.
— Лучше послушайте, что я вам говорю. А вы уже все, что могли, высказали. Самое страшное, что ей стала известна наша тайна. Не сомневаюсь, что она и обо мне теперь слишком много знает.
— Нет, господин Ланкастер, она ничего о вас не знает, не догадывается даже! — горячо возразил Торбэк, делая протестующий жест.
Но Ланкастер только усмехнулся.
— Вот не ожидал: ко всему вы, оказывается, еще и наивны! Да п'осле такого разговора любой догадается обо всем: и о наркотиках, и о часах, и о валюте, и о золоте. И о том, что вы на этом деле…
— Господин Ланкастер, умоляю вас, не надо продолжать! — Торбэк в отчаянии чуть не рвал на себе волосы.
— Хорошо, об этом не буду. Вы и сами все прекрасно знаете. — Губы коммерсанта насмешливо искривились. — Так вот, нам был необходим курьер для быстрой и безопасной доставки этих товаров. Ваша Сэцуко, работая на линии Гонконг — Токио, должна была обеспечить такую доставку. Ради этого я и приложил столько усилий, чтобы она могла стать стюардессой. Не так-то легко это было сделать, хотя у меня и имеются связи в посольстве. Тем более что ваша Сэцуко, уж извините за откровенность, отнюдь звезд с неба не хватает. А сейчас решение может быть только одно, как бы тяжело оно для вас ни было. И оно уже принято. А дисциплина у нас, сами знаете, строжайшая, не менее строгая, чем заповеди нашей церкви.
— Господин Ланкастер, — Торбэк в испуге опустился на колени, — что вы хотите предпринять?
— Что? — Лицо коммерсанта скривилось в жесткой усмешке. — Теперь остается одно, другого решения не может быть. Ведь опасность грозит всей организации. Придется попросить вашу Сэцуко исчезнуть. Иначе нам всем крышка.
На мгновение Торбэк онемел. Глаза его расширились, он машинально принял молитвенную позу.
— Только не это, господин Ланкастер! Только не это! Это же преступление!
— Хотите сказать, что вы на это не способны? — совершенно спокойно спросил коммерсант. — Ну что ж, может, вам это действительно не под силу и я требую невозможного? Конечно, она вам дороже…
— Господин Ланкастер!..
— Я вынужден предупредить, что в противном случае мне придется раскрыть все ваши тайны, Торбэк.
— Господин Ланкастер!!
— Вас лишат сана и отлучат от церкви за то, что вы вступили в греховную связь с Сэцуко. Но это еще не самое страшное. Подумаешь, сан! Мне помнится, что вы скрываете еще кое-что. Мне припоминается, например, что вы прибыли в Японию нелегально.
— О боже! — вырвалось у Торбэка.
— Сейчас у вас все документы оформлены тысяча девятьсот пятьдесят шестым годом, и это сделано при моем содействии. Но ведь на самом деле вы прибыли в Японию в 1950 году. Другими словами, пять лет вы проживали в стране нелегально, а это уже пахнет тюрьмой.
— Господин Ланкастер!
— Вам, возможно, неизвестно, — спокойно продолжал Ланкастер, — что ваш приезд в Японию устроил я по просьбе отца Городи. Тогда же было решено, что вы, окончив семинарию, будете назначены казначеем церкви.
