Дик Френсис - Миллионы Стрэттон-парка
– Вы подготовили чеки?
– Моя секретарша подготовила.
– Тогда давайте их мне.
– Вам?
– Она подпишет при мне эти чеки.
Не спрашивая, как, он просто открыл ящик стола, вынул конверт и подал мне.
– Суньте его мне в пиджак, – сказал я.
Он глянул на мои костыли, покачал головой и положил конверт в мой пиджак.
– Что, – спросил я, – трибуны полностью разрушены?
– Лучше взгляните своими глазами. Кстати, имейте в виду, никого близко не подпускают. Полиция оцепила все вокруг.
Из окна конторы не было видно, чтобы трибуны сильно пострадали. Видны были только боковая стена, крыша и часть трибун.
– Лучше было бы посмотреть на дыры без Стрэттонов, – сказал я.
Роджер почти расплылся в улыбке.
– Да никто из них и не решится оторваться от других родственничков.
– Я тоже так подумал.
– У вас идет кровь. Нужно в больницу.
– Марджори сказала, что я пачкаю стену, – кивнул я. – По-моему, сейчас уже прекратилось.
– Но… – Он не договорил.
– Я туда съезжу для текущего ремонта, – успокоил я его. – Только Бог его знает, когда. Там так долго приходится ждать.
Он не очень уверенно произнес:
– Может, быстрее было бы с нашим доктором на ипподроме? Я мог бы попросить за вас, если хотите. Он очень любезный человек.
– Да, – коротко согласился я.
Роджер взялся за телефонную трубку и сообщил доктору, что скачки состоятся, как и планировалось, в понедельник. Кстати, не мог бы он оказать любезность и подштопать тут одного пострадавшего? Когда? Желательно сию минуту. Большое спасибо.
– Ну, так что, пошли? – сказал он, кладя трубку. – Идти-то вы сможете?
Я смог, хотя и черепашьим шагом. Полицейские снова запротестовали по поводу моего повторного исчезновения.
– Вернемся через часок или чуть позже, – успокоил их Роджер.
Стрэттонов не было видно нигде, хотя их машины стояли на месте. Роджер направился к главным воротам,» и мистер Гарольд Квест не стал кидаться нам под колеса.
Врач оказался тот же самый, который оказывал помощь пострадавшим около препятствия во время скачек, очень деловой и очень выдержанный. Увидев, что его просят сделать, он сначала отказался.
– Врачи общего профиля больше этим не занимаются, – сообщил он Роджеру. – Они направляют людей в больницу. Ему место в больнице. Глупо терпеть такую боль.
– То болит, то проходит, – сказал я. – А если бы мы оказались в пустыне Сахаре?
– Суиндон не Сахара.
– Вся жизнь пустыня.
Он недовольно проворчал что-то и заклеил меня чем-то вроде липкой ленты.
– Я с вами раньше не встречался? – спросил он озадаченно, залепляя мою последнюю рану.
Я рассказал про березовый забор.
– А, человек с детьми! – он сокрушенно покачал головой. – Боюсь, они насмотрелись жутких вещей.
Роджер поблагодарил его за оказанную мне услугу, я тоже. Врач сказал Роджеру, что руководство скачек получило жалобу от Ребекки Стрэттон, в которой она выражает сомнение в его компетентности как профессионального врача ипподрома. Они требуют доложить полное обоснование его решения отстранить ее от участия в скачках из-за сотрясения мозга.
– Вот сука, – с чувством выразился Роджер. Доктор с тревогой посмотрел в мою сторону.
– Все в порядке, – успокоил его Роджер. – Можете говорить свободно.
– Вы давно его знаете?
– Достаточно долго. Кроме того, это Стрэттоны разбередили его раны.
«Адские муки, – подумал я, – хоть как-то зависеть от Стрэттонов, быть у них на службе». Роджер поистине жил на краю пропасти – расстаться с работой означало для него расстаться со своим домом.
Он осторожно доехал до здания ипподрома, воздержавшись от замечаний по поводу того, что я прижимаю руку к лицу и что у меня постоянно клонится вперед голова. Насколько он понимал, как бы я ни решал свои проблемы, это было моим личным делом. Он вызывал у меня сильное чувство дружбы и благодарности.
Большая борода шагнул наперерез джипу. «Интересно, – подумал я, – действительно ли его зовут Квест, или он это придумал». Спрашивать об этом было не совсем к месту. Он решительно преградил нам путь, и, к моему удивлению, Роджер ловко подал машину от него назад, развернул джип и поехал по дороге в другую сторону.
– Мне только что пришло в голову, – рассудительно произнес он, – что если мы заедем через задние ворота, то не только избежим разговора с этим маньяком, но и сможем заскочить к вам в автобус и вы переоденетесь.
– У меня там уже ничего чистого не осталось. Он с сомнением смерил меня взглядом.
– Мои не очень-то подойдут, будут маловаты.
– Ничего. Все о'кей.
У меня был выбор между поношенными джинсами и брюками. Я остановился на джинсах и рубашке в крупную клетку, какие любят лесорубы, а запачканные кровью вещи, которые надевал утром, кинул в ящик для грязного белья, набитый вымокшей одеждой малышни.
Мальчики уже перестали поливать водой автобус и друг друга. Автобус, несомненно, стал чище. Мальчики должны были быть сухими, – только вот куда они все запропастились? Я снова кое-как спустился из автобуса на асфальт и увидел, что Роджер, как всегда сдержанный и не показывающий своих чувств, с интересом обходит мое чудище, оглядывая его со всех сторон.
– В свое время это был автобус для перевозки туристов на дальние расстояния, – пояснил я, хотя он ничего не спрашивал. – Я купил его, когда компания заменяла свои видавшие виды развалюхи на современные стеклянные чудо-машины.
– Как… То есть я не понимаю, как вы обходитесь с отхожим местом?
Армейское выражение вызвало у меня улыбку.
– Под автобусом имелось огромное пустое пространство для чемоданов. Часть его я занял баками для воды и отходов. У местных администраций всегда имеются цистерны для откачки выгребных ям. А есть еще стоянки для мелких судов, судовые мастерские, где без труда сделают то, что тебе нужно, если знаешь, как попросить.
– Потрясающе.
Он похлопал по кофейной поверхности, как ни странно, хорошо отмытой и приятно поблескивающей свежей краской, – я понимал, что он таким образом дает себе небольшую передышку, прежде чем снова погрузиться в неприятную действительность.
Он вздохнул:
– Ну что ж, по-моему, это шедевр.
Мы снова забрались в джип и возвратились к трибунам, где, налегая на костыли, я в первый раз обозрел масштабы разрушений, нанесенных ипподрому накануне.
Первая мысль: невероятно, чтобы мы с Тоби выбрались живыми из этого месива.
Здание было выпотрошено по центру, его потроха вывалились наружу, образовав гигантский каскад. Выступавшие вперед весовая, раздевалки и контора Оливера Уэллса были раздавлены в лепешку под тяжестью навалившихся перекрытий верхних этажей. Оставшиеся торчать как ни в чем не бывало стальные и железобетонные платформы для стоящих зрителей говорили о том, что взрыв был направлен специально в одну сторону, туда, где находился более податливый кирпич, дерево и штукатурка, в сторону кафетериев, баров и лестницы.
Я медленно проговорил:
– Господи Иисусе.
Мы помолчали, потом Роджер спросил:
– О чем вы думаете?
– Главным образом, – сказал я, – о том, как это вы собираетесь проводить здесь скачки послезавтра?
В отчаянии он закатил глаза.
– Это же конец Пасхи. Сегодня больше свадеб, чем в любой другой день года. В понедельник повсюду выставки лошадей, выставки собак, все, что хотите. Вчера я провел весь день, пытаясь раздобыть большие палатки, шатры. Хоть что-нибудь. Но все фирмы уже сдали в аренду всю, до последнего клочка, парусину, какая только у них имелась. Мы закрываем всю эту часть трибун, это бесспорно, и нам придется переместить всех и все туда, где сейчас букмекерские. Пока что мне удалось раздобыть только пару армейских палаток для раздевалок, и, похоже, взвешивание придется производить на открытом воздухе, как когда-то делали на скачках с препятствиями. А вот насчет перекусить и выпить… – Он беспомощно развел руками. – Мы сказали рестораторам, чтобы рассчитывали на свои силы, и они говорят, что как-нибудь обойдутся. Спаси нас Боже, если пойдет дождь, будем работать под зонтиками.
– А где вы планировали разбить палатки? – спросил я.
– На стоянке машин для членов клуба, – уныло проговорил он. – Праздничные пасхальные скачки по понедельникам – для нас гвоздь сезона, да и не только сезона, они дают самую большую прибыль по сравнению со всеми другими скачками года. Мы просто не можем позволить себе отменить их. Марджори Биншем и Конрад и слышать не хотят об этом. Мы сообщили всем тренерам, чтобы они присылали своих лошадей. Конюшни в полном порядке. И мы все еще удовлетворяем требованиям правил по всему остальному. У нас отличные стойла для седлания. Прекрасный парадный круг. Оливер может занять мой кабинет.
Он повернулся спиной к печальным останкам трибун, и мы медленно двинулись туда, где находился его телефон. Он сказал, что нужно кое-что уточнить с электриками.
