Анна Данилова - Незнакомка до востребования
Речь Тихого показалась Никите вполне убедительной, и он позвонил Игорю Караваеву, чтобы успокоить его и сказать, что он может без опасения впустить в дом Александра Тихого.
Утомленный этими бесконечными разговорами о Тихом, он отправился на встречу с Тамарой и только после этого вернулся в прокуратуру, в свой кабинет, куда должны были доставить Андрея Маслова.
Несмотря на то что рассказал о нем Гомер, после обильных ночных возлияний этот молодой человек выглядел на редкость свежо. Замшевая курточка табачного цвета, под ней — белоснежный теплый свитер. Вельветовые черные брюки, высокие меховые ботинки яркого желточного цвета. Лицо гладкое, румяное, глаза блестят и смотрят без страха. Не похож на убийцу.
— Скажите, гражданин Маслов, вам известна особа по имени Вера Караваева?
Маслов медленно повернул голову и нахмурился.
— А что случилось-то? Жалобу, что ли, накатала? Вот сука! — Теперь его щеки просто заалели. Он был возмущен, разгневан. За мгновение превратился из спокойного и довольного жизнью жиголо в разъяренного нервного скандалиста.
— Какую жалобу? О ком вы говорите?
— О Верке, о ком же еще?! Или не вы сейчас произнесли ее имя?
— Понятно. Значит, Веру Караваеву вы знаете. Скажите, а какие отношения вас с ней связывали?
— Ну, вы даете… Какие отношения могут связывать меня с красивой молодой женщиной? — Андрей провел рукой по чисто вымытым блестящим волосам, ухмыльнулся. — Да что тут такого? Ну, встречались мы с ней иногда, чтобы перепихнуться! Да мы с ней друзья, если что. И ударил я ее не очень-то и сильно. Она первая заехала мне по физии… Вот, смотрите… — О он показал на небольшую припухлость на скуле и едва заметную царапину на носу.
— За что она вас ударила?
— Ни за что. Просто я попросил у нее денег, хотел одолжить, чтобы заплатить за квартиру, а она не поверила мне, что у меня есть квартира…
Он пересказывал в точности все то, что Никите уже рассказал Гомер.
— А что было потом? Вы тоже ударили ее, когда она оскорбила вас? Когда вам показалось, что она чрезмерно груба с вами?
— Ну… Это… Я швырнул ее на кровать, схватил за руки, ударил пару раз по лицу… Она мне по лицу, и я — ей. Меня вообще нельзя бить по лицу, я сразу зверею. Подумайте сами, что будет со мной, если у меня будет разбито лицо?
И тут он, словно опомнившись, что находится в прокуратуре, а не в баре Гомера, где его все знают как облупленного и где он может вести себя естественно, не скрывая род своей деятельности, внезапно замолк.
— Она что, заяву накатала? — Он снова нахмурился. — И что теперь? Посадите?
— Вашу приятельницу Веру Караваеву убили. Зарезали. Как раз тем вечером, когда вы с ней встречались в загородной гостинице «Синий бор».
У Маслова от удивления даже рот открылся. И он на какое-то время словно превратился в маленького нежного мальчика, которому только что сообщили, что его любимая игрушка утонула в пруду. Что он ее больше никогда не увидит.
— Нет, этого не может быть… Меня подставили. Я ее не убивал. Я вообще никого не убивал! Скажите, что вы произнесли это просто так, чтобы напугать меня!
Никита выложил перед ним на стол фотографии мертвой Веры.
Увидев их, Маслов побелел.
— Господи, да что же это такое? И где ее нашли? Как она была убита?
— Это вы меня спрашиваете, гражданин Маслов? Есть свидетели, которые видели вас вместе…
— Где, в «Синем бору»? Да мало ли кто мог нас там видеть? А может, ее выследил ее муж, зашел в номер после того, как я оттуда ушел, и убил ее? Как ее убили? Застрелили? Удушили? Зарезали? Брррр… Вот ужас-то! Она же была совсем молодая. И так была счастлива! Да, признаюсь, я скотина и относился к ней исключительно как к кошельку. Я знал, что у нее водятся деньги, и запросто мог попросить ее дать взаймы, хотя она знала, что я не верну… Это же были не ее деньги, а деньги ее мужа, а он у нее богатый человек, и для него эти тысячи баксов — пыль! Вы бы видели, какие она покупала себе драгоценности, меха! Да я всегда завидовал ей, что она, ничего не делая, ну, кроме известных вещей, имеет так много…
И вдруг он опомнился. Испугался. Даже как-то весь съежился, сгорбился, словно у него заболел живот.
— Послушайте… Я больше ни слова не скажу без адвоката. Вы хотите повесить на меня убийство, которое я не совершал! Вы задаете мне свои дурацкие вопросы, чтобы потом дать подписать бумагу, на основании которой вы и упечете меня в тюрьму? А я, как идиот, рассказал вам о том, что встречался с Верой… А я откажусь от своих слов, понятно? Откажусь! — истерично закричал он. — Вы же не записывали мои показания… А я вам ничего не говорил. Да, я был с ней знаком, но и только!
— Вы все сказали? — усмехнувшись, спросил Никита.
Вместо ответа Маслов резко повернулся на стуле и закрыл руками лицо.
23
Вик вышел из ванной комнаты в длинном махровом халате тигровой расцветки, в тюрбане из полотенца на голове. Лицо его было распаренным, розовым. Зоя, увидев его, расхохоталась.
— Послушай, тебя в таком виде можно спутать с девушкой… С миниатюрной, стройной девушкой…
— Ну и шуточки у тебя… — обиделся Вик. Сел на диван, стащил с головы полотенце и принялся энергично сушить им волосы. — Между прочим, ты сама позвала меня к себе, сказала, что нам надо поговорить… Иначе я мылся бы у себя дома.
— Не обижайся. Ну что я могу поделать, если этот халат так тебе идет?! — Она улыбнулась. — А я курицу запекла.
— Да этой твоей курицей пахнет на всю деревню! И о чем ты хотела поговорить?
— Во-первых, мне позвонила Валентина.
— Поздравляю. И что она хотела на этот раз?
— Вик, ты сегодня просто невыносим! Да ничего она не хотела, она вообще никогда и ничего у меня не просила и звонила крайне редко, чтобы поздравить, скажем, с каким-нибудь праздником или просто поболтать о том о сем… А в этот раз… не перебивай! А в этот раз она позвонила и сказала всего одно слово.
— Надеюсь, не «прощай!»?
— Вик, ты сегодня какой-то нервный… Нет, она поблагодарила меня. Сказала: «Спасибо». И положила трубку.
— Значит, поняла, кто ей помогал все это время?
— Или давно все знала, или недавно до нее что-то дошло. И знаешь что? Я почувствовала себя крайне неловко. Мне стало не по себе. Словно я ее в чем-то обманула, сделала что-то не то. Может, она восприняла мою помощь, как желание унизить ее?
— Зоя, ну какие же вы, бабы, дуры! Да она просто поблагодарила тебя, и все! И не надо ничего усложнять! Может, ты ей жизнь вообще спасла.
— И что мне теперь делать?
— Ничего. Будешь жить, как жила.
— Ты пойми, помогая всем нашим, я как бы видела в этом смысл своей жизни, понимаешь? Ты знаешь, я и онкоцентру помогаю, больным детям, но в силу своего характера я не могу туда приходить, встречаться с детьми, я знаю, у меня сердце разорвется, глядя на них, таких несчастных… Это со стороны может только показаться, что я — железная. Никто не знает, какая я хрупкая и уязвимая внутри. Быть может, тот факт, что я живу одна, меня и спасает?
— Одиночество? Думаешь, что это оно помогает тебе? Ты об этом хотела со мной поговорить?
— Нет, Вик, не об том. Но о том, о чем я хотела поговорить, у меня не хватает духу начать разговор. Давай лучше поужинаем.
— Я знаю, что ты эту ночь не спала. Ты ходила по дому, курила.
Зоя, сидевшая напротив Вика в кресле, вдруг резко встала и отправилась в кухню. Вик услышал, как она зазвенела посудой.
— Вик, идем! Пока курица не остыла…
Слабая надежда, что Зоя затеяла весь этот разговор об одиночестве, чтобы признаться ему в своих чувствах, в том, что после смерти она считает его самым близким и родным ей человеком, шевельнулась в душе Вика.
Если бы ему вдруг запретили приезжать сюда, к Зое, он бы сошел с ума. Он вообще не представлял себе жизни без Зои. Он знал, что она никогда не воспринимала его как мужчину. Исключительно как друга. Но Вик, человек образованный, читающий и весьма любознательный, прекрасно знал, что в мировой истории любви немало встречалось случаев, когда это чувство вырастало и из таких, чисто дружеских, чистых отношений. Что достаточно хотя бы один раз перешагнуть эту грань и приблизиться к женщине, обнять ее как следует, проявить себя, как настоящий мужчина, и женщина, возможно, тоже взглянет на него другими глазами, может, проснется в ней все то, что пока спит и не находит выхода в присутствии примелькавшегося «друга детства».
Вик любил ее, сколько помнил себя. И очень тяжело переживал ее роман с Семеном. А на их свадьбе напился так, что неизвестно как оказался где-то за городом, на даче незнакомой ему женщины. Видимо, на подсознательном уровне пытался заглушить свою боль, печаль, любовь.
Однако, познакомившись ближе с Семеном, оценил выбор Зои, счел его вполне достойной партией для своей любимой. Кто виноват в том, что он сам в свое время, когда в них, еще детях, начали пробуждаться первые сексуальные чувства, не осмелился подойти к Зое и сказать хотя бы о том, что она ему нравится. Кто знает, может, тогда бы у них все и срослось? Получилось? И они бы поженились?
