Анна Данилова - Нирвана с привкусом яда
– Гримировать?
– А ты как думала? Чтобы в гробу смотрелись, как куклы. Распишут их под Хохлому… – И он как-то нехорошо хихикнул.
– Ты так спокойно об этом говоришь… – Вика сделала несколько глотков сладкого кофе. – Привык уже?
– Человек ко всему привыкает, – заметил Валентин, пожимая своими худыми острыми плечами. – Хочешь, телевизор посмотрим…
Он включил маленький черно-белый телевизор. На экране появился портрет мужчины, голос за кадром рассказывал о том, как в Москве по одному и тому же адресу было прописано почти сорок человек, мертвых душ…
– Поняла? Гоголь отдыхает…
– А как же паспорта, документы этих умерших? – осторожно спросила Вика.
– Да сейчас за деньги можно купить хоть черта лысого! – хохотнул Валентин. – Курить хочешь?
– Да, можно…
Она курила и думала о своем. О том, что им с Мариной еще долго нельзя будет жить и работать по своим паспортам, что их, скорее всего, ищут. И что паспорта этих двух несчастных девчонок, которым они уже никогда не понадобятся, могли бы выручить их, помочь им устроиться на приличную работу и вообще изменить свою жизнь.
– Проблемы? – вдруг спросил Валентин, заставив ее вздрогнуть.
– С чего это ты взял? – Она испугалась, что он прочел ее мысли.
– Не дурак. – Он снял очки и внимательно посмотрел на нее. – Думаешь, не вижу, что ходишь, как в воду опущенная? Что работаешь без документов и готова выполнять любую работу за смешные деньги, а ведь не дура, да и внешность у тебя, как у Мэрилин Монро.
– Проблемы не только у меня, но и у моей подруги. Нам паспорта нужны, – выдохнула она, понимая, что рано или поздно ей все равно пришлось бы обращаться к кому-нибудь за помощью. – Но только денег нет…
– Они, – Валентин кивнул в сторону столов, на которых лежали тела покойниц, – с восьмидесятого года.
– Самое то, – не дыша, проговорила Вика. – Ровесницы наши…
– Одну зовут Ольга, другую Ирина. Я могу поговорить с одним человечком насчет их паспортов… Но он задаром ничего не делает.
– У нас денег нет… Мы бы могли постепенно отдавать деньги. С паспортами легче устроиться на работу.
Говоря это, она представила себе паспорт в человеческий рост, который распахивается, как дверь, и они туда вместе с Мариной, держась за руки, входят, а выходят уже нарядно одетыми, с улыбками на лицах…
– Я поговорю с ним…
А на следующий день она уже пила водку с маленьким толстым и дурно пахнувшим мужичонкой в его доме в Затоне, стоявшем прямо на берегу замерзшей, белой ото льда и снега Волги, и выполняла все его желания под шум проезжающих машин да визг детей, катающихся с горы на санках… Уткнувшись лицом в серые простыни и чувствуя, как жизнь ее тонкой песчаной струйкой уходит из измученного оскверненного тела, она видела перед собой лишь два еще вполне новеньких красных паспорта…
Она не знала ни его имени, ни фамилии, про себя звала его Паспортистом и ненавидела, как могут ненавидеть своего убийцу. Когда он пожелал увидеть «вторую девочку», Вике пришлось сказать, что у нее тяжелая форма венерического заболевания – так она спасла подружку, зарабатывающую для них деньги уроками музыки, от насилия.
Документы Ирины Капустиной и Ольги Воробьевой были уже давно у них, но Вика все еще продолжала приезжать на автобусе в Затон и проводить несколько часов, а то и всю ночь в лапах Паспортиста. Она боялась его и не представляла, сколько еще времени ей придется отрабатывать паспорта.
Марина, понимавшая, что происходит, и порывающаяся поехать в Затон вместе с подругой, ловила себя на мысли, что готова лишить жизни и этого мерзавца, и в который уже раз приходила к выводу, что все зло – от мужчин.
План созрел за один вечер. Вика, с отекшим от слез лицом, вышла из ванны и заявила, что не может больше встречаться с Паспортистом, что она уже вся больная, что такие люди, как он, не имеют права жить. Марина принесла и положила на стол большой кухонный нож и тонкие перчатки из латекса.
Вечером того же дня в заснеженном, покосившемся домике на берегу Волги долго горел свет… Две девушки и перезрелый сладострастник пили водку, пиво и закусывали все это розовым салатом из крабов. Паспортист пил больше всех, был весел и смеялся, радуясь тому, что его окружают такие юные и доступные красотки. А потом вдруг рухнул на кровать и захрипел, в горле у него забулькало, кровь хлынула из горла и залила постель… Девушки по очереди всаживали ему в бока и шею нож, забыв про перчатки…
Нож, рюмки, стаканы, словом, все то, где могли бы остаться отпечатки пальцев, было уложено в большой пластиковый пакет и утоплено в проруби, в трех километрах от Затона, на другом конце Саратова. Этой же ночью воскресли из мертвых Ольга Воробьева (она же Вика Ананьева) и Ирина Капустина (Марина Шелестова).
Деньги, обнаруженные в банке из-под чая в домике Паспортиста, около пятидесяти тысяч рублей, помогли подругам снять другую, более приличную квартиру неподалеку от цирка на улице Чапаева, сменить гардероб и устроиться продавщицами в недавно открывшийся магазин дамской одежды с претенциозным названием «Черный бархат».
Глава 26
Маркс, март 1998 г.
Следователь по фамилии Кондратьев был поражен внешним видом женщины, неделю тому назад узнавшей, что на Графском озере обнаружили тело ее сына. Госпожа Раттнер, нарядная, в изящной леопардовой шубке и черных замшевых перчатках, сидела перед ним спокойная, уравновешенная и следила за ним удивленным взглядом, мол, и так же понятно, что моего сына не поднять, чего вам еще от меня нужно? Короткая стрижка делала ее моложе на целое поколение, кожа хоть и была бледной, но все равно источала здоровье, розовые губы были плотно сжаты. Кондратьев знал, что Гончарова после исчезновения своего сына уехала с Эриком Раттнером в Австрию, где и вышла за него замуж. Время от времени она звонила следователю, спрашивала о результатах поисков, а после Нового года перестала ему звонить. Может, уже поняла, что сын погиб, или же откуда-то ей стало известно, где он. И вдруг эта страшная находка на берегу Графского озера. Кондратьев сразу позвонил в Вену.
– Вы нашли его? – услышал он сдержанный женский голос. – Где?
Он ответил и сказал, что ей необходимо приехать для опознания.
– Я приеду, – сказала она почти шепотом.
И вот теперь она перед ним. Вырванная из другой, чуждой для него, Кондратьева, жизни, неестественно умиротворенная и спокойная. Даже холодноватая. Он знал, что за дверью, в коридоре, ее ждет муж, Эрик Раттнер, очень богатый человек, любитель живописи и несостоявшийся меценат Романа Гончарова. Ему не удалось взять с собой в Вену Романа, зато он нашел свою любовь… Кондратьев отметил про себя, что австриец понимает толк в красоте, раз сумел разглядеть в этой тихой, скромной, озабоченной лишь судьбой своего талантливого сына русской женщине такую красавицу.
– Итак, гражданка Раттнер… Или Гончарова?
– Мне все равно.
– Вы опознали тело своего сына, Романа Гончарова. Экспертиза показала, что его убили в ноябре прошлого года, как раз тогда, когда он пропал… Вы, насколько мне помнится, не дождавшись сына, пришли к выводу, что он сбежал из города вместе со своей сожительницей, учащейся марксовского медицинского училища, Викторией Ананьевой. Я правильно излагаю?
– Да. – Она слабо кивнула головой. – Вы позволите мне закурить?
Прежде она не курила, отметил про себя Кондратьев. Значит, за границей научилась. Или просто жизнь заставила? Он знал, что и его жена, которую он просто обожал, потихоньку от него покуривает, а потому не мог осуждать за это других женщин.
– Давайте вспомним с вами события того злосчастного ноября…
– Виктор Иванович, да что там вспоминать? – Гончарова лишь отмахнулась и пожала плечами: – И так все ясно. Роман пошел на мельницу, встретился там с Викой…
– Постойте, ведь на мельнице жила не одна Ананьева, так?
– Да, они, эти блаженные, приютили у себя еще одну особу, небезызвестную в то время Марину Шелестову, девушку, которую изнасиловал Воропаев, приятель моего сына, известный в городе пианист…
– Как вы отреагировали на это?
– Я тогда не поняла Рому. Но, с другой стороны, он сам принял это решение, пожалел ее. Не могла же Вика без спроса привести девушку на мельницу, зачем ей это? Да и вообще, Виктор Иванович, ну какое сейчас значение имеют эти факты? Ведь Роман отправился на мельницу, чтобы дать Вике деньги и объясниться с ней, сказать, что они с Наташей уезжают, а сам, со слов Наташи, так и не смог порвать с Викой, проявил слабость… Наташа, случайно подслушав этот разговор, вспылила и ушла с мельницы, прибежала ко мне, плакала… А потом…
– …а потом ее нашли мертвой на квартире…
– Да, это было ужасно…
– Как вы думаете, кто мог убить Романа?
– Если сначала, – сдержанно и медленно сказала Гончарова, – я думала, что Роман уехал с Викой, а Шелестова – сама по себе… То теперь, когда мы знаем, что моего сына убили, а девушки исчезли – и Вика, и Марина, то можно предположить, что либо они замешаны в убийстве, либо их тоже убили, поскольку они оказались свидетельницами этого убийства… А Романа могли убить лишь по одной причине – ограбление… С ним были деньги, у него всегда при себе были деньги… Возможно, что кто-то пришел на мельницу и убил всех троих, или же убили Романа, а девушки, испугавшись, убежали…
