Марина Ефремова - Заказ на мужчину мечты
Теперь улыбнулся он и ответил:
— Ты мне сказала «ты», это уже прогресс в наших отношениях.
Он опустил руки, и Соня воспользовалась этим, чтобы отойти.
Соня встала под душ, включила воду, ее обожгла холодная струя, это привело ее в чувство. Она отрегулировала температуру воды, ей стало тепло, она расслабленно опустила руки, позволила воде свободно обмывать тело.
Попыталась обдумать последние события. За эти сутки произошло столько всего самого разного, что это никак не укладывалось в ее голове. Когда она читала о таких приключениях в книгах, это выглядело и красивей, и интересней, и даже адреналина выделялось значительно больше. А от реальных приключений она испытывала только адскую усталость.
А теперь еще и этот неожиданный роман. А как относиться к этому? Романы в ее жизни и раньше иногда случались, но это было совсем не так. Проще, тривиальней, ничего загадочного. Все ее прежние «ухажеры» сразу оговаривали, что это временные отношения, никаких обязательств и никакого будущего. И никто никогда не произносил этой волшебной фразы: «Я тебя люблю». В лучшем случае говорили: «Ты мне очень нравишься». Она от них никогда ничего и не требовала. Считала, что знает себе цену, а они… Когда-то она мечтала выйти замуж, но после тридцати перестала, решила, что семья — это не для нее. Перед глазами был пример мамы, которая вырастила Соню одна, потому что не смогла ужиться с мужем. Подруги учили: «Роди для себя», — а она не могла понять — зачем. Сама росла без отца. Соня понимала, что отец ребенку нужен, но зачем — не могла взять в толк. Никита, сын Риты, тоже видел своего папу только в выходной и чаще спящим. А когда папа спит, нельзя играть и разговаривать можно только шепотом, короче, от папы были сплошные неприятности.
Спокойная и размеренная жизнь ее устраивала. Несколько минут назад все ее представления о жизни рухнули, как карточный домик. А, будь что будет! Соня остановила взгляд на капельке воды, которая катилась по ее руке, и подумала, что хорошо быть такой вот капелькой, а потом решила, что, в сущности, такой она и была, выпала из общего резервуара какой-то небесной сферы и покатилась по своей дорожке. Она подставила руку, капелька исчезла в общем потоке и перестала быть капелькой. Ну что ж, значит, так тому и быть, надо подчиниться судьбе.
Соня закрыла краны, вылезла из ванны и привычно протянула руку к халату, который всегда висел на крючке у двери, — и не обнаружила его там. Ее охватило чувство, близкое к панике. Она сняла с другого крючка полотенце, кое-как вытерлась им, попыталась завернуться в него, но оно оказалось слишком маленьким. Да что же это? Она ничего не захватила с собой, выйти из ванной обнаженной она тоже не могла. Пошарила глазами вокруг себя, увидела платье, в котором приехала из деревни, осмотрела его, брезгливо поморщилась, решая, надеть или…
— Ты ищешь вот это? — услыхала она за спиной голос Евгения.
Соня вздрогнула, прижала к себе платье и полотенце и, повернув только голову, увидела, что Женя протягивает ей халат.
— Я решил, что это твой халат, — сказал он, потом подошел и накинул халат ей на плечи.
— Спасибо, — ответила Соня, быстро продевая руки в рукава и запахивая халат, — а как он оказался у тебя?
— А… я, — Евгений явно затруднялся с ответом, но быстро нашелся, — услышал, что ты выключила воду, а сама не выходишь, значит, что-то ищешь. Ясно — халат. Я посмотрел в твоей комнате и сразу нашел. Вот принес тебе.
Соня понимала, что это неправда, но она улыбнулась и, промокая волосы полотенцем, добавила:
— Странный халат, хочет — исчезает, хочет — появляется.
— Полтергейст, — подтвердил Евгений и пожал плечами. — Прошу к столу, обед готов.
— Пойдем, — согласилась Соня, усмехнувшись.
Он отступил на шаг, пропуская ее вперед. Евгений закрыл за ней дверь, выключил в ванной свет. Ее забавляло, что он так быстро освоился в ее доме.
На кухне перед ее глазами предстал прекрасный натюрморт: яичница и обжаренные до золотистой корочки сосиски были разложены на тарелках в окружении зелени. На закусочной тарелочке лежали аккуратно нарезанные куски буженины и сала, хлеб и четвертинки помидоров. Две большие кружки с чаем распространяли чудесный аромат.
— Легкий завтрак-обед, — прокомментировал Евгений, — потом сварганю что-нибудь более солидное.
— Здорово, — похвалила Соня, усаживаясь за стол, — мне еще никогда не подавали такой красивый завтрак.
— Привыкай, теперь так будет всегда, — ответил Евгений, потом добавил: — За исключением того времени, когда я буду на службе.
Кусок буженины, который Соня хотела положить на хлеб, повис в воздухе, она сидела, как оглушенная.
— Что сие означает? — спросила она.
Евгений проследил положение ее руки с куском буженины, вернул ее в исходное положение, потом поднялся из-за стола, встал перед Соней, поднял ее со стула и, приобняв, произнес:
— А сие означает, что мы отныне и до скончания века будем вместе.
Соне хотелось заплакать, но она вздохнула и спросила:
— Ты делаешь мне предложение?
— Нет, — ответил Евгений, — когда делают предложение, то ждут согласия.
— А ты так уверен, что я соглашусь? — недоумевала Соня.
— Нет, — ответил Евгений, — поэтому и не делаю предложения, я просто ставлю тебя перед фактом.
Соня отстранилась от него, он тут же опустился перед ней на корточки, заглядывая в глаза.
— Ничего не понимаю, — ответила Соня.
— А чего тут не понять, ты же Соня, ты уже проспала половину жизни, спящая красавица, я и пришел, чтобы тебя разбудить. Ну, согласись, глупо спрашивать разрешения, чтобы разбудить.
Евгений проговорил это с такой нежностью, что Соня даже не заметила, как на ее колене распахнулся халат. Он поцеловал ее колено, потом запахнул халат и, резко поднявшись, отвернулся.
Она тоже встала и, легонько ткнув пальцем в его спину, спросила:
— Эй, что случилось?
Он ничего не ответил, стоял, не поворачивая головы, и сопел, как обиженный ребенок.
— Я тебя чем-то обидела? — спросила она.
Не поворачиваясь, он проговорил:
— Нет, просто я больше не в силах находиться рядом с такой женщиной, — он наконец обернулся, протянул к ней руки, обнял ее, прижал к себе, — к тому же, когда она еще и неодета, и при этом ничего не предпринимать.
Все остальное произошло молниеносно. Женя присел, подхватил Соню на руки и понес в спальню.
Дверь спальни захлопнулась за ними, а на столе так и остался нетронутый завтрак-обед.
* * *Они проспали несколько часов. Все пережитое и бурное изъявление чувств в постели вышибли их из реальной действительности — они погрузились в пучину легкого сладкого сна.
Они спали, а яркое летнее солнышко беззастенчиво облизывало их обнаженные тела своими ласковыми лучами. Спали и тогда, когда солнышко ушло на противоположную сторону дома и в комнате стало немного сумрачней.
Они спали и когда щелкнул замок входной двери. А проснулись от резкого вскрика Нины Андреевны и хлопка двери Сониной спальни.
Соня подняла голову и села, натягивая на себя одеяло. Евгений тоже проснулся и тоже присел на кровати, но не стал себя прикрывать, а стал сразу одеваться.
Из-за двери послышался голос Нины Андреевны:
— София, выйди сюда немедленно.
Соня была, что называется, — ни жива ни мертва. Она чувствовала себя школьницей, которую мама застукала за чем-то непотребным. Если бы сейчас ее кровать снесло каким-нибудь селевым потоком, она чувствовала бы себя намного спокойней и уверенней.
Евгений подал ей халат, помог подняться и одеться, потом поднял ее лицо, чмокнул в нос и тихо сказал:
— Не бойся, я с тобой.
Соня пошла к маме, как Жанна д’Арк на костер. Евгений остался в комнате.
Маму Соня нашла в ее спальне. Нина Андреевна держала в руках стакан, а по комнате расползался запах валокордина. Между глотками она вытирала слезы белым носовым платком. Соня подошла к ней и встала рядом. Не дожидаясь приговора, она обняла маму и проговорила:
— Здравствуй, мамочка, как я по тебе соскучилась.
Нина Андреевна отстранила дочь и строгим менторским голосом спросила:
— София, что это все означает?
— Что именно? — решила не сдаваться Соня.
— То, что я увидела в твоей спальне?
— А что ты увидела в моей спальне?
— Ты… — Нина Андреевна схватилась за сердце и порывисто отпила лекарство из стакана.
Соня присела рядом с мамой, так же как совсем недавно рядом с ней сидел Женя, так, чтобы видеть мамины глаза, и спросила:
— Мамочка, а что, собственно, произошло? Ты что, боишься за мою девичью честь или собираешься блюсти мою нравственность? Мама, мне тридцать два года, я не просто старая дева, я очень старая дева. Успокойся, пожалуйста. Я не монахиня, чтобы нести обет воздержания всю жизнь, и не шлюха, чтобы шататься по углам или кустам.
